Это было покаянное письмо. Хемингуэй признавал, что был не самым приятным в общении человеком, пока работал над этой пожирающей его вещью, все восемнадцать месяцев, но очень просил меня не злиться на своего Бонджи и постараться вспомнить, какой вредной была я сама, когда писала «Поле брани», и каким хорошим мальчиком был он.
Если ты не хочешь выходить за меня, то ради бога, скажи обо всем заранее, чтобы у меня было достаточно времени принять это до того, как я один поплыву на «Пилар» в Ки-Уэст. Не оставляй меня надолго наедине с этим временем и с этими мыслями.
Я еще раз перечитала последний абзац и постаралась разобраться, из-за чего он так переживает и что имеет в виду. Казалось бы, писатель, закончивший наконец такой великолепный роман, должен быть на седьмом небе от счастья. Но я знала, как это бывает. Представляла, как вдруг накатывает депрессия. Мне была знакома пустота, которая остается с тобой, когда ты отпускаешь книгу. Это промежуточное состояние можно сравнить с пребыванием в чистилище.
Эрнеста всегда отличали высокие амбиции. Он хотел написать книгу, за которую ему вручат «эту штуку» — так он называл Нобелевскую премию: не то иронически, не то просто боялся себя сглазить.
Я почувствовала легкий укол совести: мне казалось, что я должна быть добрее, должна относиться к нему с бо́льшим пониманием.
Под конец он сообщал, что теперь мистер Скруби будет называть себя «мы». Мне стало интересно: использовал ли он это прозвище для своего пениса, когда жил с Полин или с Хэдли? Я подумала, что мне следовало бы вести себя как Хэдли, которую не интересовала собственная жизнь и всегда волновало только то, что происходит с Эрнестом, даже в те времена, когда он еще не начал публиковаться. Когда еще никто не знал, что заветное желание Эрнеста Хемингуэя — писать так хорошо, чтобы стать лауреатом Нобелевской премии.
На следующее утро Макс телеграфировал, что согласен: книгу следует выпускать без эпилога. Таким образом, роман «По ком звонит колокол» был полностью завершен.
Сан-Валли, Айдахо
Сентябрь 1940 года
Я стояла на доске для прыжков в воду и испытывала неподдельное наслаждение. Воздух был свежий и немного разреженный, вокруг поднимался пар от воды, вдалеке виднелись белые вершины гор, а на столбиках ограждения бассейна меня всегда ждали сложенные в стопку полотенца, белые и пушистые.
По дороге в Сан-Валли мы заглянули в Ки-Уэст, чтобы отобрать половину книг из тех, что — по наконец-то достигнутому с Полин соглашению — мог оставить себе Эрнест. Дальше поехали на новом «бьюике» с откидным верхом. Чек за машину, которая стоила восемьсот девяносто долларов, редактор Хемингуэя в счет аванса послал напрямую в компанию «Мюльберг мотор». Я неделю погостила у Мэти в Сент-Луисе, но теперь мы вместе каждое утро работали в нашем номере с отдельным входом или на нашей личной террасе, где все было залито солнцем. Я помогала Эрнесту вычитывать гранки чистового варианта «По ком звонит колокол» и пыталась подобрать самые подходящие из своих рассказов для сборника «Чужое сердце» («The Heart of Another»), который планировал опубликовать Чарльз Скрибнер. Эрнесту в конце концов удалось убедить меня, что в издательстве «Дуэлл, Слоан и Пирс» так стремились продать мои предыдущие книги, что уж лучше бы они заперли их в сейфе.
Днем мы вместе с мальчиками стреляли по птицам, рыбачили и ездили верхом, подолгу разговаривали, особенно с Бамби. Эрнест прилагал все силы, чтобы убедить старшего сына после окончания школы взять годовой тайм-аут.
— Колледж никуда не денется, — говорил он, — а шанс поймать стальноголового лосося может представиться только один раз в жизни.
Снова ввели всеобщую воинскую повинность, и поскольку отдыхающие в Сан-Валли, все сплошь богатые и знаменитые, старались игнорировать войну, так как она не приносила им прибыли, становилось понятно, что воевать придется простым американским парням, это только вопрос времени.
Мы читали книги, которые присылал нам Макс Перкинс, катались верхом и играли в теннис: не только с мальчиками, но и с Гэри Купером и его женой Вероникой Балфе по прозвищу Роки: пара на пару, иногда меняясь партнерами. Эрнест познакомился с ними в тридцать втором году, когда Купер снимался в экранизации его романа «Прощай, оружие!».
Как-то после одной особенно энергичной партии, в которой, к великой радости Эрнеста, победу одержала пара Клоп и Роки, он спросил:
— Тебе не кажется, что Купер мог бы отлично сыграть Роберта Джордана?
Мы переодевались для ужина с напитками и танцами под оркестр Гленна Миллера в обществе Дональда Фрида, голливудского агента Хемингуэя, который приехал поговорить о правах на экранизацию «Колокола». Я согласилась с тем, что Купер будет превосходно смотреться в этой роли, и, пока мы не сменили тему, заметила, что Эрнест мог бы поинтересоваться у Гэри, где тот покупает одежду, он всегда такой элегантный.
— Это ты на его лицо реагируешь, миссис Бонджи, — хмыкнул Клоп. — Все шелковые галстуки и приталенные пиджаки этого мира не сделают меня таким же красавчиком. Я могу заразиться туберкулезом и похудеть до веса Купера, но его чертово лицо останется при нем.
— Но мне нравится твое лицо, мистер Бонджи.
Я вспомнила фотографию Эрнеста, которая висела на стене в моей комнате в общежитии колледжа Брин-Мар. В молодости он был ничуть не хуже Гэри. Хемингуэй был всего на два года старше, но благодаря отсутствию морщин, стройной фигуре и густым волосам Купер смотрелся намного моложе.
И тем не менее, когда они находились в одном помещении, люди окружали не голливудскую кинозвезду, а Эрнеста. Он мог так посмотреть на тебя своими карими глазами, что ты начинала верить: на свете нет никого лучше тебя. А когда Хемингуэй мягким теплым голосом рассказывал захватывающие истории, словно бы немного смущаясь, это выглядело так мило, если только он был не слишком пьян.
Эрнест любил поохотиться вместе с Купером и признавал, что тот лучше его стреляет из винтовки — «Возможно, потому, что пьет меньше», — но заявлял, что сам лучше стреляет из дробовика, так что они на равных. Мне же самой до Роки, признанной чемпионки в стрельбе по тарелочкам, было очень далеко. Вообще Вероника мне ужасно нравилась. Судя по всему, она была очень счастлива с Купером. А еще мне показалось, что она та женщина, к которой можно обратиться за советом. И вот как-то днем, когда мы стреляли по голубям на приличном расстоянии от Эрнеста — он помогал Гиги удерживать ружье в позиции стоя, — я спросила у Роки, не испытывает ли она дискомфорта из-за недостатка уединения.
— Естественно, испытываю, но ничего не попишешь. Ведь мистер Гарриман специально пригласил нас сюда погостить, чтобы заполучить наши фотографии для рекламы своего нового курорта, — ответила Роки. — Он намерен конкурировать со Швейцарскими Альпами. А кто откажется от перспективы отдохнуть в обществе Гэри Купера и Эрнеста Хемингуэя?
— Да уж, Аверелл Гарриман своего не упустит, — согласилась я. — Но, Роки, я не об этом говорю…
