— Что ж, ладно, — не стал спорить Эрнест, — тогда пошли.
Мы вернулись в номер, забрались в постель и занимались любовью. И в этот раз все было не лучше, чем обычно, но я, как всегда, позволила ему думать, будто все прекрасно. А потом он крепко обнял меня, как я любила, и я подумала, что этого будет достаточно. Я никогда не испытаю большего — ни с Хемингуэем, ни с любым другим мужчиной, но это моя проблема, это не имеет никакого отношения к любви. После того как он уснул, я выбралась из постели и прошла в гостиную, где накануне днем Мэти пыталась отговорить нас пожениться. Я раздвинула шторы. В черном небе над залитыми лунным светом горными вершинами постепенно загорались звезды. И я позволила себе заплакать.
«Трейл-Крик кэбин», Сан-Валли, Айдахо
Ноябрь 1940 года
Роберт Капа приехал на следующее утро после того, как Эрнест закатил вечеринку в честь моего дня рождения, на которой я пила меньше других, но каким-то образом умудрилась запьянеть больше всех остальных. Роберт должен был сделать фоторепортаж о женитьбе Хемингуэя для журнала «Лайф». Предсвадебную вечеринку мы устроили в «Трейл-Крик кэбин» — это ресторан в небольшой бревенчатой хижине. Ничего особенного: ужин при свечах и танцы. Только Мэти и несколько наших друзей. Капа, фотографируя Эрнеста, забирался на барный стул, чтобы выбрать удачный ракурс, а Хемингуэй в пиджаке с галстуком выглядел очень счастливым. Израсходованные лампы фотовспышки отскакивали от камеры, как снаряды от пушек в Испании. Мы с Эрнестом любили Капу, так что все было в порядке, он нам не мешал.
Поженились мы в четверг, двадцать первого ноября. Мировой судья быстро нас расписал, и все было, как я хотела, хотя никто не воспринял всерьез мое желание, чтобы нас объявили не мужем и женой, а писателем и писателем. Церемония проходила в обеденном зале компании «Юнион Пасифик рейлроуд» в городке Шайенн, штат Вайоминг, где развод Эрнеста с Полин признали законным. Торжественное событие отметили за тихим ужином с жарким из лося, и в тот вечер, уже после того, как Эрнест уснул, я снова позволила себе заплакать. Я и сама не знала, почему плачу: от счастья, от грусти или, вполне возможно, просто от облегчения.
После свадьбы мы заехали в Нью-Йорк, чтобы обсудить все детали моей командировки в Китай. По дороге на Кубу узнали о том, что Фрэнсис Скотт Фицджеральд умер от сердечного приступа в возрасте сорока четырех лет.
— Господи, ну надо же! — сокрушался Хемингуэй.
Скотт был всего на три года старше Эрнеста, и, если называть вещи своими именами, его убил алкоголизм.
Я подумала, что Эрнест захочет отправиться на похороны, но он был так подавлен этой новостью, что желал лишь одного — поскорее оказаться дома. И мы вернулись в «Финку Вихию», где орхидеи свисали с моей сейбы, как елочные украшения, хрусталь на сервировочном столике превращал солнечные лучи в радугу, а насос в бассейне в очередной раз сдох.
В качестве рождественского подарка Эрнест организовал покупку «Финки Вихии». Приобрел это прекрасное поместье напрямую, за двенадцать с половиной тысяч долларов, с выручки от продаж «По ком звонит колокол».
— Двенадцать тысяч баксов?! — изумилась я. — Но, Клоп, ты же говорил, что для этого места и сотня в месяц много!
— Я хотел, чтобы ты знала, миссис Хемингуэй, что это место навсегда твое.
Как-то днем, закончив утреннюю работу, я плавала в бассейне, а Эрнест разбирал почту, и параллельно мы обсуждали нашу будущую поездку в Китай. Хемингуэй вскрыл большой коричневый конверт и вытащил январский выпуск журнала «Лайф», первый за 1941 год. Там как раз должны были поместить фотографии Роберта Капы с нашей предсвадебной вечеринки в Айдахо.
— О, замечательно! — обрадовался, как ребенок, Эрнест. — Иди сюда, посмотрим!
Я подплыла к краю бассейна и вылезла из воды. Мокрая, я прошлепала босиком к Эрнесту. Мельком увидела обложку: очаровательная Кэтрин Хепбёрн с мечтательно устремленным куда-то вверх взором. Хемингуэй начал нетерпеливо листать страницы в поисках репортажа Роберта Капы из Айдахо. И вот оно наконец: наше фото на полстраницы, и выглядим мы чертовски счастливыми.
— Перестань на нас капать, Бонджи! — возмутился Эрнест. — С твоей красотой ничего не случится, а вот у меня лицо из-за твоих капель стало похоже на физиономию влюбленного придурка!
— Ты здесь такой красивый, Бонджи, — сказала я.
Он и правда прекрасно выглядел: и на той фотографии, где смотрел на меня как на главный приз, который только что выиграл на ярмарочном аттракционе, и на помещенном ниже маленьком снимке, где мы с ним сидели на перилах нашей террасы в «Сан-Валли лодж».
Я успела прочитать только заголовок — «Хемингуэй и его невеста в Сан-Валли: писатель женится». Эрнест перелистнул страницу, там была еще коротенькая заметка о романе «По ком звонит колокол», которую сопровождали шесть потрясающих снимков Капы с испанской войны, а потом на всю страницу фотография Эрнеста, где он демонстрирует подстреленного им фазана.
— Глупо тут выгляжу — не так птицу взял, — сказал Эрнест.
— Не говори ерунды, Бонджи. — Я постаралась отогнать воспоминания о мертвых кроликах и птицах, которые невольно спровоцировал этот снимок. — Ты выглядишь глупо, потому что причесан по-дурацки. Но не расстраивайся: посмотри, какая у меня дурацкая прическа на первой фотографии!
Эрнест рассмеялся, поцеловал меня и погладил по волосам, с которых еще стекала вода. Я с нежностью вытерла полотенцем его мокрые пальцы, и он снова перелистнул страницу: там были фотографии Гэри, который выглядел точь-в-точь как Роберт Джордан из книги Эрнеста, и молодой Ингрид Бергман (она была звездой в Швеции, но в Штатах пока снялась всего в одном фильме). Купера еще не утвердили на роль Джордана, а Бергман на роль Марии, но права уже были проданы. Хемингуэй получил сто тысяч долларов от киностудии плюс в качестве бонуса около тридцати тысяч от издателей — десять процентов с каждого экземпляра романа, который разлетался, как дайкири со льдом в аду.
Я пролистала назад и внимательнее прочитала подписи под фотографиями Роберта Капы и вступительный текст на четверть страницы. К тому времени у меня уже вышли три книги и четвертая была на подходе. Я работала спецкором «Кольерс» в Испании, Франции, Чехословакии и Финляндии. А сейчас со мной заключили контракт на освещение действий китайской армии, согласно которому я должна была побывать в Гонконге, Китае, Сингапуре и Голландской Ост-Индии. И все-таки Эрнест был «великим американцем», а я, если верить напечатанным очень мелким шрифтом подписям под очень маленькими фотографиями, всего лишь невестой Хемингуэя, которая стреляет из новенького двуствольного дробовика, причем достаточно метко, чтобы жених мог ею гордиться.
Часть четвертая Гонконг
Февраль 1941 года
Скажу коротко: мы добрались до Гонконга. Позвольте мне не вдаваться в подробности: опустим остановку в Лос-Анджелесе, куда мы заехали, чтобы в очередной раз поговорить с Гэри Купером о главной роли в фильме «По ком звонит колокол», и ланч в Сан-Франциско, за которым познакомились с Ингрид Бергман. Пропустим описание плавания от Сан-Франциско до Гавайев на роскошном лайнере «Матсона», во время которого нас мотало по кораблю, как мячики для пинг-понга при игре в волейбол, а также прибытие в Гонолулу: гирлянды из цветов, толпы встречающих, орды фотографов и наши бесконечные улыбки, так что начинали болеть мышцы лица. И относительную приватность на борту скоростного самолета авиакомпании «Пан Американ», и великолепный ночной отдых на острове Гуаме тоже опустим. Равно как и второй полет на скоростном самолете, который из-за сплошной облачности приводнился в бухте Виктория, откуда мы на пароме переправились уже непосредственно на остров Гонконг с его колониальными банками, особняками экспатов и отелем «Гонконг», где имелись потолочные вентиляторы и антикварные мягкие кресла: все было точь-в-точь как у Сомерсета Моэма.
