— Нет резины — нет шин, — пробормотала я себе под нос.
Мы поселились в Рипалс-Бей, тихом прибрежном районе, вдали от городской сутолоки. Новый отель был даже еще более английским, чем «Гонконг». С террасы открывался вид на растянувшееся по песчаному пляжу ограждение из колючей проволоки, за ограждением можно было увидеть доты и баррикады, которые должны были защитить остров от вторжения японцев, а еще дальше — Южно-Китайское море. Красивые ухоженные люди преспокойно сидели в плетеных креслах, официанты наливали им чай и подавали коктейль «Розовый джин», и никто не плевал на пол. Правда, однажды, гуляя по окрестностям, мы увидели на обочине дороги женщину, которую рвало кровью.
— Холера, — сказал Хемингуэй и, взяв меня за руку, ускорил шаг. — Ну что, Муки, так ты представляла себе наш медовый месяц?
Пока я экономила свой уменьшающийся в размерах заветный брусочек французского мыла, Эрнест начал следить за тем, чтобы вода в номере обязательно была кипяченой, и организовал нам дополнительную вакцинацию. Я по телеграфу передала в «Кольерс» статью о Гонконге. Редактор телеграфировал в ответ, что кое-что подправил в самом начале, поскольку рассказ показался ему не слишком увлекательным. Я отправила еще один материал, о героических пилотах из Китайской национальной авиационной корпорации, таких как тот парень, любитель каламбуров из Индианы. Эрнест собрал новую компанию собутыльников. Среди прочих в нее входил рыжеволосый уроженец Виргинии, который прокладывал в Китае маршруты авиаперелетов, а теперь возвращался в Вашингтон. Когда он уезжал, мы передали ему для министра финансов конверт с информацией, которую успели раздобыть в первые пять недель пребывания в Гонконге, пока ждали разрешения на въезд в Китай.
И вот наконец ночью раздался телефонный звонок, и нам сообщили, что мы должны явиться для вылета из Гонконга в Наньсюн. Мы порядком разволновались. Нам предстоял короткий перелет над контролируемой японцами территорией и над горами, после чего мы должны были присоединиться к китайской армии в Седьмой зоне боевых действий. Но это если повезет. Война шла активнее, чем мы могли себе представить. Японцы оккупировали три четверти лучших территорий Китая и, по всей видимости, не нуждались в передышке и не собирались останавливаться.
Мы мерзли на летном поле. В наших сумках были порошок против блох, москитные сетки, одеяла и виски, которого, по расчетам Эрнеста, должно было хватить до конца поездки, ну и еще хинин. После довольно долгого ожидания полет отменили — метеоусловия оказались неподходящими.
Вылететь смогли только на следующий день. Распогодилось достаточно, чтобы посадка самолета стала возможной, но не до такой степени, чтобы наш маленький самолет не смог использовать облака как прикрытие от японцев. Сели в проливной дождь. Нас встречали: представитель правящей партии Гоминьдан, представитель транспортного департамента, переводчик, водитель и постоянно кашляющий, явно больной туберкулезом механик. Мы всемером втиснулись в «шевроле», на котором, как потом выяснилось, давно пора было заменить шины, и еле-еле потащились по грязи вперемешку с камнями. Господин Ма (представитель партии) сказал, что волноваться не о чем: в Шаогуане нас ждет номер люкс.
Китайская версия люкса: две деревянные лавки вместо кроватей, один медный таз с мутной водой, две керосиновые лампы, туалет с дыркой в полу и москиты, которых, несмотря на холод, там было просто в изобилии.
— Воистину — «Свет Шаогуаня»! — воскликнул Эрнест.
— Мы будем умываться и чистить зубы в одном тазу, в одной и той же воде? — спросила я.
— Миссис Бонджи, да ты еще глупее, чем я думал, если собралась чистить тут зубы.
Я достала из сумки свой брусочек мыла, поднесла к носу и сделала глубокий вдох.
— Нет резины — нет шин.
— Гляди веселее! — подбодрил меня Хемингуэй. — Ты устроила нам отличный медовый месяц!
Мы были как минимум в полутора сотнях километров от оккупированного японцами Кантона и примерно в восьмидесяти километрах от линии фронта.
Эрнест открыл виски, сделал большой глоток из горлышка и передал бутылку мне:
— Gan bei!
— Gan bei?
— В переводе с китайского это что-то вроде «осушим бокалы». Пей до дна, миссис Бонджи-Спасительница-Китая-Хемингхорн.
— Геллингвэй.
— Миссис Бонджи-Спасительница-Китая-Геллингвэй.
Пока я металась по всему городу, собирая материал для «Кольерс», Эрнест выступал с воодушевляющими речами и провозглашал цветистые тосты под желтый керосин, который тут именовали рисовой водкой. Спустя три дня господин Ма с командой повезли нас поближе познакомиться с войной. В качестве транспорта предоставили допотопный грузовик. Дорога шла мимо меловых гор по зеленым долинам к широкой и мутной реке. Река была так похожа на Миссисипи, что я невольно вспомнила, как выбросила из окна поезда свою ужасную шляпку, но она, вместо того чтобы упасть в воду, приземлилась на рельсы.
Мы загрузились на ржавый катер «крис-крафт», которым управлял бородатый старик: он сидел у руля, поджав ноги по-турецки, курил бамбуковую трубку и сплевывал в окно. Нам сказали, что это единственный приличный катер на реке и не стоит беспокоиться из-за того, что он тянет на веревке сампан, который чуть ли не тычется носом в мотор. Из-за мальчика, который через равные промежутки времени вычерпывал воду из катера, нам тоже посоветовали не волноваться. На сампан, в котором уже сидела семья рулевого с плачущим ребенком, загрузилась группа молоденьких солдат, так что лечь спать нам оставалось только на покатую крышу «крис-крафта». Мы налили немного виски в термос с кипяченой водой, втиснулись в наиболее безопасное местечко между баграми и свернутыми в бухту канатами и любовались храмами, построенными на высоких скалах, белыми цаплями и утками. Мужчины на заросшем бамбуком берегу тянули на веревке вверх по течению сампаны и пели. Припекало солнце, тучи мух и гнуса с приближением вечера сменились москитами, но на крыше катера все равно было лучше, чем в сыром сампане, к тому же там нам бы пришлось делиться виски с солдатами.
Мальчик, вычерпывающий воду, в перерывах между работой привычно измерял глубину шестом, но мы все равно несколько раз в темноте садились на мель. Слава богу, пристали в конце концов к какой-то деревушке, где чудесные лодочки-сампаны сбились в стайку возле берега.
— Эй, ребята, у вас там есть холера? А то мы ее пока еще не встречали! — вместо приветствия крикнул Эрнест.
Бедные китайцы, испугавшись, что здоровенный сумасшедший американец может сделать им что-то плохое, быстро попрятались в своих лодках.
Я попыталась его одернуть:
— Клоп!
— Ты что, разве не видишь черного флага?
— Не валяй дурака. Наш добрый харкающий капитан не станет причаливать к холерному карантину.
Хемингуэй вскоре заснул, а я не могла: лежала и слушала, как болтают, смеются, посапывают и мерзко сплевывают китайцы, пока наконец часа на три не наступила относительная тишина.
