— Вот знаешь ли ты, сын Дхару, — хитро прищурился Ыргых, — что слюнявишь кость дохлого гвара?
— Как и ты, Вэл Ыргых, — усмехнулся Карш, но вынул изо рта курильную трубку и покрутил в руке.
— Тиравар, костяные трубки, режут те же мастера, что вытачивают флейты, — выпустил стайку колечек старик. — Поэтому в самую тихую ночь, на привале, караванщик не просто чадит дымом, а слышит как поёт воздух пустыни. Караванщик живет, пропуская дыхание Мэй сквозь себя и кости отправившихся в Дартау гваров.
— Вэл Ыргых, — спросил Карш, в очередной раз ровняя Пеструху с широкошагим Харом. — Азур в твоём табаке напоминает тебе о детстве?
Ыргых довольно крякнул, прищурившись и направил Хара в сторону. Карш последовал за стариком и вот они отделились от основной колонны. Лишь двое наёмников Ыргыха следовали за ними на почтительном расстоянии.
— Ты ведь тоже участвовал в вылазке за синим нектаром мимо Старой Моры? — усмехнулся Карш.
— Нет, — зацокал языком старик. — Я знал, что затея эта провальна.
— Но ты, выходит, знал моего Отца и Стуриона с детства.
— Выходит что так.
— Каким он был?
— Отважнее меня и безрассуднее.
— Может поэтому он и вытащил меня из Ямы, — предположил Карш.
— Из Ямы? — поднял бровь Ыргых. — Какая глупость! Он привёз тебя из Ахрана, а в Яму ты угодил позднее...
Ыргых осекся и зыркнул на Карша, хмыкнув:
— Надо было и в твоё седло бобов насыпать! Видно ты не упокоишься, пока не доконаешь меня своими вопросами.
Ыргых остановился, и его маленькие глаза вцепились в Карша:
— Одолевшие сомнения сбили караван Дхару с пути и отправили в Дартау раньше срока. Не перебивай! Я не знаю имени того, кто нанёс удар, а имени тех, кто направил кинжал — не открою, чтобы ты прожил дольше, чем твой старик.
— Я имею права знать! — прорычал Карш и, понизив голос продолжил. — Я все равно найду ответы!
— Найдёшь, — хмыкнул Ыргых и ткнул трубкой перед лицом Карша, в опасной близости от глаза. — Но я не хочу чтобы ещё и твой призрак являлся ко мне в час пустоты.
Ыргых развернул гвара и направил обратно. Карш заскрежетал зубами и, сжав повод в руках так, что открылась рана, крикнул:
— Направь меня, если он хоть что-то значил для тебя?
Ыргых остановился, дождался пока Карш догонит его и тогда резкоразвернул Хара и потеснил Пеструху, так что та попятилась и присела на задние ноги. Карш еле удержался в седле.
— Твой отец был мне как брат. И все мы поклялись ему защитить тебя. Вот только старый дурень Сту вместо того чтоб сжечь проклятые заметки, отдал их тебе. А ты трясёшь ими как пёс хвостом на каждом углу. Орхи принесли тебя в Страж на службу Цави! Ты сунул свой любопытный пёсий нос в дела Алого дома. Если б не девчонка, ты бы сейчас чистил навоз из-под гвара Дхару на той стороне. Но тебе всё мало! Не копайся в саване своего отца, если не хочешь лишиться всего!
Ыргых сверкал глазами, нависая на чёрном звере над Каршем:
— Завтра мы минуем Варме. Забирай худую задницу своего гварщика и веди свой караван в Аббарр. Калач и Плаш составят тебе компанию до самых Торговых Врат, чтоб не потерял дорогу. А потом. Развлекайся со своей северной девицей, пей лимру, покупай цветы у Критару, собирай побасенки и не вороши прошлое. Иначе лишишься всего!
Хар фыркнул, обдав Карша горячим дыханием, словно ставя точку в разговоре. Ыргых развернул гвара и скрылся за барханом. Карш остался один.
По возвращению все было будто как раньше, только Ыргых не заговорил с ним. И Карш в ответ хранил молчание. Зато Мараг и его новые друзья трещали без умолку. Однорогий бист даже успел выболтать про ушастую элвинг и ее кайрина, с которой он чуть было не отправился в караван. Каршу оставалось лишь бессильно закатывать глаза и уповать что глупость проходит со временем и на смену ей приходит пусть не мудрость, но хотя бы несложная наука держать язык за зубами.
День истончился и Орт отправился ко сну. Ночь принесла прохладу. Драконий Хвост замер и раскинул чешуйки костров. Гвары фыркали поодаль, валангу лежали за спинами своих хозяев, Плаш и Калач передавали миски с ароматной мясной похлебкой. Ыргых и его телохранители молчали, Мараг насвистывал под нос, Карш тонким прутиком чертил на песке линии. Время от времени онискладывались в узоры и символы, которые он видел в заметках отца.
Как обычно, расположились они на самом краю каравана, с одной стороны — гирлянда огней бивака, утекающая за бархан, а с другой — темные пески Мэй. Оазис Варме скрылся закат назад и это была последняя стоянка с Драконьим Хвостом, с рассветом, Карш и Мараг отправятся к Аббарру, а Ыргых повернёт к Имолу. Последний шанс на примирение. Карш ловил на себе взгляд проницательных глаз и чувствовал запах мяты и чавуки. Да и сам он время от времени косился на старика.
Два упёртых гвара, а между ними обещание «Я подарю тебе историю для твоей книги» — повисший долг Ыргыха, что всю жизнь не был никому должен!
Плаш кинул в костёр обглоданную кость из похлёбки и огонь жадно вцепился в угощение, шкварча и потрескивая. Тут же Калач дружески толкнул друга в плечо:
— Не на огне ты поедешь, так и корми своего кота, а не огонь!
— Огонь — искра Мэй, — ответил Плаш. — И пусть она возьмёт кости птицы, чем мои или твои.
В стороне послышалось шуршание. Разговоры стихли и все глаза обратились на шум.
— Мил странники, — из ночи вынырнул сгорбленный силуэт о трех ногах. — Вы моего внучка не видели?
Карш напрягся и сдержал потянувшуюся было к кинжалу руку.Скрипучий голос старика напомнил ему о падальщиках, и невольно караванщик взглянул на Марага. Молодой бист улыбался, что-то активно обсуждая с одним из наёмников.
Трехногий сделал шаг к костру. Треснув, огонь взметнулся, выдохнув в небо сноп искр. Цепкий взгляд караванщика скользнул по чужаку и Карш поежился. Старик был сух как рыба, выброшенная на солнце в прошлое новолуние. Лохмотья свисали обрывками водорослей, бесцветные глаза, кости, обтянутые тонким пергаментом кожи. Побелевшие костяшки пальцев как засохшие лианы обвивали палку. Старик не опирался на неё, а висел, опасаясь что легкий ветерок оторвёт его тщедушное тело от песка и будет вечно гонять по барханам как перекати поле.
— Смилостивится Мэй к путнику, — ответил Плаш. — Внука твоего не видели, да и сам ты забрёл далеко от прочих костров.
— Присядь к костру дедуля, — подхватил Калач, — обогрейся. Песок ночной не для старых костей.
Старик неуклюже сделал несколько шагов.
— Милость и благо, — улыбнулся он беззубым ртом и Карш подумал, что сейчас лицо старика разлетится лоскутами. — Но я чую среди вас упорхнувшее время.
— О да! — засмеялся Калач. — С нами время порхает и бежит, как Орхи в белых песках.
