ГЛАВА 24. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих
Толстые обшарпанные стены подвального помещения все проплывали и проплывали мимо, создавая рябь в глазах и грозясь никогда не закончиться. Впрочем, в моем положении данное обстоятельство скорее радовало, пусть не глаза, но сердце как минимум. Надежда на то, что моя жизнь в твердых руках, в смысле, не прибили же до сих пор, начала потихоньку затухать, намереваясь умереть окончательно. Здравый смысл настаивал на проработке детального плана побега, в конце концов, времени на раздумья предостаточно, только вот сердце обливалось кровью, мешая сосредоточиться на желаемом.
— Тана, — тихо произнесла Лже-Ласка, оборачиваясь. — Я не хотела убивать ее.
— Но убила, — спокойно ответила, стараясь не повысить голос, не сорваться на крик… — Меня ты тоже убьешь без сожаления и угрызений совести.
— Тебя да. Но Ласка… Она единственная, кто пришел ко мне, пытаясь обнадежить, утешить, побыть рядом до приведения приговора в действие. Она единственная, кто поверил в мою невиновность, единственная, кто оплакивал и скорбел по черной, как мгла, душе. Мне тяжело видеть свое отражение: это тело, рыжие волосы и курносый носик и знать — я погубила светлую, ни в чем неповинную девочку, стала причиной смерти прекрасного доброго существа.
— Расскажи мне, — просто произнесла я. И как ни странно, тень начала свое повествование.
— Все началось с радостного, веселого утра. Проснувшись, я просто решила, что больше не могу жить без любимого. Желание увидеть его васильковые очи горело в моей душе негасимым пламенем. Сердце пело, требуя немедленной встречи, поцелуя, объятия, да чего угодно лишь бы быстрее-быстрее… Я любила мага, чье имя не могу вспомнить. Я убила его, не желая смерти, спонтанно, мучительно, жестоко…
— Вторая не запланированная смерть? — хмыкнула я. Моей издевки тень не заметила, продолжая рассказ.
— В тот день я бежала на крыльях любви, попискивая от радости и не терпения, собираясь предложить всю себя без остатка. Естественно, о своих намерениях не поставив в известность несчастного юношу, связавшегося себя с тенью. Спокойно преодолев цепь защитных заклинаний, прошмыгнула в щель в стене и была такова. Небольшое путешествие по лесу далось нелегко. Я все время вздрагивала, оглядывалась и боялась попасться на глаза нянюшкам, частенько обретающимся на дороге приют-деревня с целью пополнения хозяйственных запасов. Кое-как добравшись до деревни и отыскав неказистый домик мага, я залезла в окошко, боясь столкнуться с домочадцами вышеуказанного и пробралась на второй этаж прямо в спаленку к любимому. Только вот желанный, оказалось, не жаждал моего общества. Скажу больше, он был слегка занят — возлежал на крупном мясистом теле розовощекой красотки. Пышногрудая дива попискивала от удовольствия, примерно так же, как и я пару деньков назад, когда решилась и отдалась на волю победителя и поработителя моего сердца, совершенно не изящно выкрикивая слова страсти в сочетании с громкими стонами. И вот тут-то начинается самое интересное. Тень, в моем лице, потеряла стабильность и, изловив мага примитивным заклинанием, уволокла суженного в лес, подальше от чужих глаз. Примостившись вблизи огромной сосны, принялась со вкусом и не свойственной медлительностью употреблять данного индивида по назначению. Совершенно не соображая, что делаю, я пила мага много часов. Светлое, полное надежд утро сменилось беспросветной ночью. А проклятый маг не стремился умирать, из последних сил хватаясь за свою жизнь. "Я хотел сделать это с тобой. Ритуал слияния", — произнес он, делая свой последний вздох. Его тихие слова заставили задуматься, отрезвляя, возвращая из пучины небытия. Но вернувшись, я не обрадовалась. Труп, покрытый черными кривыми венами примостился на моих коленях. Распахнутый в немом крике рот безобразным темным провалом смотрел на меня, пугая настолько, что сдержать крик, полный страха, непреодолимого ужаса и чувства потери, не удалось. Думаю, к тому моменту меня искали, планомерно прочесывая лес. Я выдала себя с головой, обозначив свою причастность и, что немаловажно, местоположение. Насытившаяся чужой энергией, неповоротливая и обессиленная, я просто не смогла даже попробовать убежать. Впрочем, жить в тот момент мне не хотелось. Чудовище, зародившее в моем теле требовало справедливости, виноватым оно себя не считало и жить, в отличие от меня, хотело очень сильно. В этот самый момент, когда тело, практически мне не подчинялось, я увидела вас — двух запуганных девчонок, еще не вкусивших чар любви и могущества тени. Ваши лица выражали такой страх, омерзение и… желание помочь, что я просто не решилась подойти к вам. Тень не смогла убить себе подобных… Я слышала слова Ласки, которая уговаривали тебя молчать, и это все, что я помню… Очнулась в казематах приюта. Знаешь ли, для нас — потерявших стабильность теней — созданы все условия для приятного времяпрепровождения в ожидании казни.
— Я сделала то, что считала нужным. Правильным, — тихо перебила я рыжую. — Если бы я не сказала, не позвала на помощь, ты убила бы еще многих. Ты могла выпить нас. Но Ласка так и не простила мне того поступка. До последней нашей встречи.
Молчание воцарилось в коридоре, разбавляемое тихим скрипом шагов. Мое тело парило в воздухе совершенно беззвучно, следуя за тьмой, оказавшейся не темнее многих из нас.
— Не было, — резко произнесла Шарлотта. — Той последней встречи… — и продолжила невеселый рассказ. — Я томилась в подвале, как раненный зверь, бросаясь на прутья камеры. Выла, орала, плакала… Суть произошедшего постепенно дошла до воспаленного сознания во всей своей неприглядности. Ожидание неизбежной смерти, расправившей крылья за моими плечами, стало самым страшным из всех испытаний в моей, увы, короткой жизни. Страх, ужас, боль от потери накинулись на меня, иссушая, вгоняя в забытье, в состояние легкого беспамятства, существования между сном и явью где-то там, где нет ничего, кроме света яркого, всепоглощающего, горящего… И лишь тихие слова, произнесенные печальным знакомым голосом, повторно вернули сознание в душную камеру, лишая даже этого сумасшествия, подаренного как избавление перед смертью. Рыжая девушка пришла попрощаться. Она не была мне подругой. Она была младше, светлее… Ласка тихонько плакала и что-то шептала. Я не разбирала слов, не понимала их значения, лишь сипло подвывала, пытаясь выговорить обидные фразы. Хотела ее прогнать, чтобы остаться одной в своем горе, но язык не слушался, выдавая лишь звуки, всхлипывания. Рыжая тень не уходила. Она рыдала со мной в унисон, совершенно по-детски вытирая сопливый нос куском рукава. И почему-то именно это действие вызывало во мне зависть, такую сильную и не контролируемую, что в какой-то момент, не выдержав, я подбежала к прутьями решетки и схватилась за черный балахон, притягивая бедную девушку, как паук попавшую в паутину муху. Ласка не сразу осознала произошедшее. Попыталась вырваться, но не смогла. Хриплое испуганное дыхание разрывало тишину камеры, натужным эхом отражаясь от стен подвала. Мы, замерев, стояли напротив друг друга. Ласка больше не сопротивлялась. Я больше не двигалась, лишь крепко сжимала край черной материи. Желание жить — вот что двигало мной, вот к чему я рвалась и стремилась. Но прутья камеры, впрочем, как стены и пол надежно защищало светлое заклинание, мешающее перейти в теневую форму и вырваться на свободу. Смерть рыжей девчушки не дала бы ровным счетом ничего.
