Я вышел из маленькой комнаты, где отчитывался о поездке, примерно шесть часов спустя совершенно разбитым, не в силах сдержаться.
Я ПРОРЫДАЛ ЧАСА ЧЕТЫРЕ, И МНЕ БЫЛО НЕВЕРОЯТНО ЖАЛЬ ТЕХ ДВУХ ЖЕНЩИН ИЗ «ВРАЧЕЙ БЕЗ ГРАНИЦ», КОТОРЫМ ПРИШЛОСЬ ВЫСЛУШАТЬ, КАК Я ИЗЛИВАЮ НАКОПИВШИЙСЯ СТРЕСС, УЖАС И ЧУВСТВО ВИНЫ.
Воспоминания о проведенном в Адре времени настолько не давали покоя, что я решил – наверное, легкомысленно – вернуться в Дарфур на следующий год. Я до сих пор не уверен, хотел ли загладить вину или же изгнать демонов – наверное, и то и другое. Я попал в маленький городок Залингей, который стал прибежищем для жителей многих разрушенных деревень. К этому времени ОАС заняла горный массив Джебель-Марра. Из своего укрытия в горах они совершали весьма успешные нападения на суданскую армию и джанджавидов. Вместе с тем они понесли значительные потери и обратились за помощью к «Врачам без границ». Мы должны были отправиться к ним: если бы раскрылось их местоположение и их поймали, всех ждала бы смерть.
Дороги здесь были настолько опасными, что нам пришлось лететь в Залингей на вертолете, и с воздуха было хорошо видно целые деревни, сожженные дотла в рамках политики выжженной земли.
Нет никаких сомнений в том, что со стороны арабов это был самый настоящий геноцид чернокожих африканцев в Дарфуре, за который правительство Судана и Джанджавид несут полную ответственность.
Население Залингея составляло около двадцати тысяч человек, что делало его чуть более безопасным местом. Очень многие деревни, в которых жили менее тысячи человек, сровняли с землей. Позже во время миссии я был в одной из них, когда туда верхом на лошадях прибыли джанджавиды. Их было не менее тридцати, они неслись, словно в кавалерийском броске, с ружьями наперевес. Люди спасались бегством, мы решили не вставать у них на пути и спрятались за машинами. По прошествии, казалось, многих часов, хотя прошло не более двадцати минут, примерно тридцать жителей деревни лежали мертвыми, еще около шестидесяти были ранены.
Командир отряда джанджавидов подъехал на коне к нам четверым, прятавшимся за машинами, и потребовал представиться. Одна из медсестер принялась безудержно плакать, и я ощутил то самое пресловутое чувство неминуемой гибели. Мне уже не раз доводилось испытывать это чувство прежде и еще неоднократно предстояло ощутить в будущем. Мои ноги стали ватными и задрожали. Было невероятно страшно оказаться под палящим солнцем в окружении вооруженных мужчин с дикими взглядами, которые только что убили столько людей. Когда мы объяснили, что выполняем гуманитарную миссию, приехали помогать людям и не преследуем никаких религиозных или политических целей, нам разрешили двигаться дальше. Когда мы спешно уезжали, я оглянулся назад и увидел, как джанджавиды опустились на колени в песок, чтобы помолиться – наверняка во славу своей доблестной победы.
Мы делали все, что было в наших силах, но в Залингее была еще и возможность работать в качестве мобильной хирургической бригады в районах, где действовала ОАС. Руководитель миссии спросил меня, готов ли я к этому, потому что, будь не готов, мы не стали бы этим заниматься. Он не мог гарантировать нам безопасности, но в ОАС его заверили, что, как только мы доберемся до гор, защита будет обеспечена. В последнее время правительственные войска обстреливали этот район, и остановить их, конечно, было невозможно. По словам руководителя миссии, он связался с суданской (правительственной) армией – они сказали, что не будут обстреливать нас специально, но, если мы вдруг окажемся в районе, попавшем под артобстрел, не смогут гарантировать нам безопасность. Он лишь сообщил суданцам дату нашей поездки. Путь предстоял опасный.
Я вернулся в свою маленькую, похожую на темницу комнату в штабе миссии, чтобы поспать. Как я должен был поступить? Я был в относительной безопасности там, где мы находились, работы было много, и мы неплохо с ней справлялись. Отправиться же не пойми куда помогать мятежникам – совершенно другое дело, связанное, возможно, с безответственным риском.
ВМЕСТЕ С ТЕМ Я ЗНАЛ, КАКИМ БУДЕТ МОЕ РЕШЕНИЕ, КАК ТОЛЬКО ПОЧУВСТВОВАЛ, КАК ВНУТРИ СТАЛО НАРАСТАТЬ ВОЛНИТЕЛЬНОЕ ВОЗБУЖДЕНИЕ. ТАК ВСЕГДА БЫВАЕТ, КОГДА Я НАЧИНАЮ ПРЕДВКУШАТЬ ПРЕДСТОЯЩУЮ МИССИЮ – ПОПРОСТУ НЕ МОГУ УСТОЯТЬ.
Весь следующий день мы обсуждали, какое оборудование возьмем с собой, какие понадобятся лекарства, включая кетамин
[59], диазепам
[60] и большое количество местных анестетиков. Кетамин, так называемый лошадиный транквилизатор, – оплот анестезиолога в подобной работе. Он дозируется в зависимости от веса и обладает достаточным седативным эффектом, чтобы провести серьезную операцию, а при необходимости, если она затянется, можно дать пациенту дополнительную дозу. При правильном использовании это очень надежный и безопасный препарат. Диазепам, или валиум, – средство короткого действия, обеспечивающее седативный эффект, пока не подействует кетамин. Я упаковал необходимое, как посчитал, количество хирургических инструментов и нитей, стерильные простыни и хирургические халаты. Мы подобрали еще одну иностранную медсестру из «Врачей без границ», которая согласилась поехать с нами в качестве анестезиолога, и вместе с двумя медсестрами отправились на заполненной хирургическим оборудованием машине в горы.
Это была долгая поездка. Два часа мы ехали по прямой дороге, покрытой красной пылью. На пути нам повстречалось множество сожженных деревень. Приблизившись к занимаемой повстанцами территории, мы стали подниматься по горной дороге. Впереди нас ждал блокпост, но кто его контролирует, видно не было. Когда мы подъехали ближе, из траншеи выпрыгнули четверо детей с автоматами AK-47 в руках. Они выглядели не такими ожесточенными, как виденные мной в Либерии – те были совершенно безумными. На вид этим мальчишкам было лет десять, и они явно нас не ждали. Они подняли оружие и наставили его на нас.
«Что, черт бы его побрал, теперь делать?» – подумал я. Остановиться и дать задний ход, как тогда в Сараеве? Ехать дальше, показывая всем своим видом, что мы имеем полное право здесь находиться? Или же вдавить педаль газа и прорваться вперед?
Наш водитель бегло говорил по-арабски, но очень нервничал. Он остановил машину, не доехав до блокпоста. Мы сказали ему, чтобы он ехал дальше, но он просто застыл на месте. Может, они и слышали о нашем приезде, а может, и нет.
ДЕТИ С ОРУЖИЕМ, ПОЖАЛУЙ, ОПАСНЕЕ ВСЕГО – ОНИ НЕ ВСЕГДА ПОНИМАЮТ, ЧТО ХОРОШО, А ЧТО ПЛОХО, И ЗАЧАСТУЮ ДОХОДЯТ ДО КРАЙНОСТЕЙ, СЛЕПО ВЫПОЛНЯЯ ПРИКАЗЫ.
Это был крайне напряженный момент; никто из нас толком не знал, что делать. Мы медленно подъехали к блокпосту. Водитель заговорил с одним из мальчишек, который явно его не понял. Поперек дороги лежало дерево, служившее преградой, но был и небольшой открытый участок дороги – как раз чтобы проехать нашей машине. Мы продолжали медленно ехать к нему, а как только миновали, сразу закричали водителю, чтобы тот газовал. Мы с ревом унеслись прочь в облаке пыли – не знаю, стреляли ли нам вслед эти мальчишки, только вскоре мы скрылись за поворотом и оказались в безопасности.
