Я знал, что в этом районе сейчас действуют различные исламистские группировки, но это название услышал впервые. Очевидно, Мунир и Аммар тоже впервые столкнулись с ИГИЛ
[71]. Я был на заднем сиденье машины рядом с Аммаром, а слева от меня сидел сирийский коллега. Мунир с еще двумя сирийцами сидел впереди, а водитель с помощником – перед ними. Они опустили окна, аккуратно выставив наружу дула своих автоматов, чтобы показать, что мы вооружены. В машине сопровождения тоже опустились окна для демонстрации оружия.
Один из мужчин в черном заглянул в наше окно и оглядел пассажиров на заднем сиденье. Он угрожающе смотрел сквозь прорезь в капюшоне, нагоняя на меня тихий ужас. Я впал в оцепенение от его пристального взгляда, прекрасно отдавая себе отчет, что отличаюсь от остальных (у меня не было бороды), поэтому инстинктивно нагнулся вперед и вжался лицом в подголовник переднего сиденья, пытаясь скрыть свои черты. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мужчина отрывистым взмахом руки дал знак двигаться дальше, и мы медленно проехали мимо него.
Это, однако, был лишь первый из многочисленных подобных блокпостов, и казалось, что на каждом следующем людей было больше, они были лучше вооружены и выглядели еще более устрашающе, чем на предыдущем. Не помню, подъехали ли мы к четвертому или пятому подобному блокпосту, когда Мунир повернулся ко мне и сказал: «Надеюсь, ты надел памперс».
Что это были за люди? В 2012-м в Атме было очевидно, кто с кем воюет: Свободная сирийская армия боролась с режимом. Но что же происходило теперь? В последующие дни я стал лучше понимать происходящее вокруг и замечать, что изменилось со времени моего последнего визита за год до этого. По сути, в Атме я стал свидетелем милитаризации революции. Вооруженные повстанческие движения, возникшие позднее в 2011 году, когда стало ясно, что мирный протест против режима Асада будет встречен непропорционально жестоким ответом, переросли в Свободную сирийскую армию. Поначалу ССА состояла из дезертировавших солдат и сотрудников других силовых структур, но вскоре ее начали пополнять гражданские, взявшие в руки оружие для защиты своих городов и деревень от кровавого режима.
В 2012 году все начало трещать по швам. ССА частично финансировалась Катаром и Саудовской Аравией, но эти деньги шли лидеру одной конкретной группировки внутри ССА, что вызывало недовольство других группировок, которым не хватало финансирования. Кроме того, Запад подходил к этой ситуации с большой осторожностью. Американцы обещали поставлять ССА оружие, но настаивали на тщательной проверке групп, которые будут его получать: они боялись, что современное высокотехнологичное вооружение, такое как зенитные ракеты, попадет в руки экстремистам. В результате было получено очень мало оружия, и боевые самолеты и вертолеты Асада продолжили осыпать реактивными снарядами мирные районы и повстанческие базы. Международное сообщество отказалось запретить полеты над районами северной Сирии, удерживаемыми повстанцами.
Асад выкинул хитрый трюк. Осудив протесты, проведенные против него весной 2011 года, он заявил, что они были делом рук радикальных исламских экстремистов, а не простых сирийцев, которые считали, что у них должно быть право самим выбирать правительство. Эти обвинения звучали правдоподобно, поскольку «Братья-мусульмане» стояли за восстанием против отца Башара Асада, Хафеза, поднятого в 1970-х. Оно было успешно подавлено, чему в немалой степени способствовало убийство сирийским правительством двадцати тысяч человек в городе Хама. Часть выживших были брошены в печально известную тюрьму Седная, в которой уже содержались закаленные в боях сирийские джихадисты, и были оставлены там гнить. В июне же 2011-го, руководствуясь логикой «враг моего врага – мой друг», многие из этих людей и их сторонников были освобождены, что позволило режиму заявить, что плохими парнями в гражданской войне были попросту те же самые террористы, с которыми боролись западные спецслужбы.
Некоторые из бывших заключенных и поддерживающих их людей, которые состояли в «Аль-Каиде»
[72] в Ираке, объединились в начале 2012 года, сформировав новую организацию под названием «Джебхат ан-Нусра»
[73]. Их целью было не просто свержение режима Асада, а создание в Сирии Исламского государства. Поначалу ССА и «Ан-Нусра»
[74] сотрудничали – кто-то даже назвал опытных бойцов «Ан-Нусры»
[75] элитным спецотрядом ССА. Вместе с тем этот союз выглядел не особо перспективно, поскольку «Ан-Нусра»
[76] и умеренные войска ССА преследовали совершенно разные цели.
Тем временем группировка Исламское государство
[77] через границу в Ираке, ныне возглавляемая Абу Бакром аль-Багдади, заявила о слиянии с «Ан-Нусрой»
[78]. Объединение было отвергнуто двумя другими заинтересованными сторонами, «Ан-Нусрой»
[79] и «Аль-Каидой»
[80], и трения между исламистскими группировками усилились. «Ан-Нусра»
[81] пользовалась большой народной поддержкой – они были гораздо менее склонны к проведению беспорядочных терактов, чем группа, которая вскоре стала ИГИЛ
[82], и более умеренные сирийцы предпочитали сосредоточиться на свержении Асада, а не на создании строгого шариатского халифата, который должен был прийти на смену его правлению. Эти внутренние разногласия сыграли на руку Асаду: вместо того чтобы иметь дело с демократической объединенной оппозицией, стремящейся к самоопределению, он мог попросту представить всех своих врагов радикальными исламистами.