В СМИ появлялись репортажи о ситуации в Алеппо, особенно в новостях Четвертого канала, который заполучил видеозаписи ужасов, творящихся внутри больниц и на улицах. Это были кошмарные кадры.
Я продолжил атаковать телеканалы и радиостанции заявлениями о том, что наступление правительственных войск – это нарушение международного гуманитарного права.
5 декабря 2016 года
Я: Пожалуйста, не сдавайтесь. Мы стараемся изо всех сил, есть другие маршруты, и мы пробуем договориться по ним. Как сейчас обстоят дела? Я буду выступать по телевизору.
Врач из Алеппо 1: Обстрелы не прекращаются, нам удалось помочь лишь нескольким раненым. Донорской крови нет. Плазмы нет. Кислородного генератора нет. Ситуация ужасная. Нам нужен безопасный коридор для эвакуации мирных жителей. Пожалуйста, помогите нам.
Я: Я понимаю. Пытаюсь выбить вам безопасный коридор ООН. Берегите себя.
Врач из Алеппо 3: Как всегда, в небе самолеты… Повсюду бомбы… Приемный покой переполнен… Так ужасно, когда раненые умирают на дорогах и некому их убрать, а собаки и кошки обгладывают трупы. Большинство машин скорой помощи в результате сильной бомбардировки выведены из строя… Один медбрат, работающий в последней оставшейся палате интенсивной терапии здесь, в Алеппо, сказал мне, что за последние три дня в его переполненной палате только один пациент выжил, остальные умерли.
Примерно в это время ситуация сдвинулась с мертвой точки. Не могу разглашать подробности, но передо мной начали открываться разные двери. Мне сказали, что, возможно, удастся напрямую поговорить с президентом России в Москве, чтобы настоять на прекращении огня по гуманитарным соображениям. Я снова пришел в российское посольство и попросил их организовать для меня перелет в Москву, чтобы обсудить ситуацию напрямую. Мне не верилось, что он продолжит бомбардировку, если увидит, что именно происходит в Алеппо, как бы наивно это ни звучало. Мне сообщили, что ситуация стремительно меняется – повстанцы только что обстреляли российский полевой госпиталь, и два врача погибли. Гуманитарная катастрофа развивается по обе стороны, утверждали они, словно это как-то противоречило моим аргументам.
А затем произошло нечто еще более неожиданное. Во вторник днем я оперировал пациента, когда зазвонил мой мобильный, и медсестра поднесла телефон к моему уху. Кто-то на очень хорошем английском предложил мне встретиться с ним в кофейне в центре Лондона – у него была для меня полезная информация.
Закончив все запланированные на тот день операции, я отправился на велосипеде на встречу с незнакомцем, который, к моему удивлению, сообщил, что я могу изложить свою позицию напрямую президенту Асаду в Дамаске. Он передал мне несколько телефонных номеров и сказал, что, если я позвоню в определенное время рано утром на следующий день, Асад меня выслушает.
– Вам следует позвонить в это время, – сказал человек. – Нужно сказать, что вы коллега-хирург из Лондона, работающий в Имперском колледже. Вы знали его, когда он проходил практику в больнице «Уэстерн Ай» в 1993 году. Так вы сможете с ним поговорить.
Готовясь к этому потенциально важному разговору, я снова связался со своими врачами.
6 декабря 2016 года
Я: Как у вас сегодня дела, мой друг?
Врач из Алеппо 1: Все плохо… Массовые убийства, и никаких лекарств… Правительственные войска наступают.
Я: Хотите поговорить с новостями Четвертого канала по «Скайпу»? Конечно, мне не хотелось бы ставить вас в трудное положение.
Врач из Алеппо 1: Я не могу говорить со СМИ… Простите.
Я: Я понимаю, без проблем.
Врач из Алеппо 1: Как вы думаете, доктор Дэвид… Возможна ли эвакуация?
Я: У меня состоится разговор с человеком, который может положить конец бомбардировкам и помочь с эвакуацией. Встреча (звонок Асаду) назначена на завтрашнее утро.
Врач из Алеппо 1: Я не перестаю молиться. Повстанцы решили оставить Алеппо. Надеюсь, что эта новость поможет нам выбраться из города.
Я: Это хорошая новость. Мы обсуждаем (с ООН) отправку конвоя за ранеными детьми и ухаживающими за ними врачами (а это будете вы и ваши коллеги). Надеюсь, получится уже в пятницу, если мой план сработает.
В шесть утра 7 декабря я сделал первый телефонный звонок непосредственно в офис президента Асада, прождав около часа, прежде чем меня соединили. Наконец хриплый военный голос резко сказал по-арабски: «Чего?»
Со мной был человек, который свободно говорил по-арабски, и с его помощью я объяснил, кто такой, – благоразумно опустив факт своей работы в восточном Алеппо, – и сказал, что хочу обсудить с президентом Асадом эвакуацию раненых детей из Алеппо.
– Ты откуда? – агрессивно отозвался все тот же хриплый голос. – Из ООН?
Я объяснил, что участвую в международных гуманитарных усилиях по обеспечению режима прекращения огня. Затем сказал, что хотел бы перейти на английский, на что голос ответил: «Хорошо, говори. Мы все здесь».
Я спросил, присутствует ли Асад, и мне ответили, что президент ни за что не станет говорить со мной лично – он будет лишь слушать меня на громкой связи.
Сделав глубокий вдох, я приступил. Я понятия не имел, действительно ли меня слушает Асад и находится ли он вообще в комнате на другом конце линии, но понимал, что обязан попытаться. Я изложил свою позицию исключительно из гуманитарных соображений, сыграв на том факте, что он тоже учился на врача и, как любой врач, давал клятву Гиппократа. Я сообщил, что в восточном Алеппо находятся около пятисот детей, нуждающихся в срочной эвакуации, и попросил его лично объявить перемирие, чтобы их можно было перевезти – ООН обещала выделить транспорт для сопровождения. Все тот же хриплый голос уклончиво, с недоверием сказал, что они не дадут согласия использовать транспорт ООН.
Я повторил все свои доводы, и, к моему удивлению, в трубке послышался уже другой голос, гораздо более мягкий и интеллигентный. «Хорошо, одобряем, до свидания», – сказал он по-английски, и трубку повесили. Был ли это сам Асад? Это останется для меня тайной. Я не был уверен, удалось ли нам о чем-то договориться, но мне казалось, что какой-то прогресс все же достигнут. Мне сказали перезвонить на следующий день.
7 декабря 2016 года
Я: Надеюсь, очень скоро наступит перемирие.
Врач из Алеппо 1: Пожалуйста, доктор… Сделайте все возможное, чтобы нас спасти.
Я: Берегите себя. Идет большая закулисная работа. Надеюсь, через день-другой на север откроют коридор. Совсем скоро увидимся. Берегите себя, мой друг. Оставайтесь на связи, если будет интернет.
Врач из Алеппо 2: Мы так переживаем, правительственные войска наступают.
Врач из Алеппо 3: Правительственные войска совсем близко… Мы закроем наш полевой госпиталь и сбежим в последний район, где остались повстанцы. Возможно, связаться не получится.
