Степа шел, блуждая взглядом по отдыхающим, и казалось ему, что в некоторых глазах встречал искру узнавания, что в этой толпе были те, кто оказался возле фонтана, когда с оркестром и чествованием явился отец. Флер триумфа от их группы растекался по всему парку, и на секунду Степе явилась фантастическая картина: как в самых дальних уголках парка гуляющие неожиданно для себя начинают вскрикивать «ура, ура!» – захваченные импульсами чужого праздника.
Он вдруг заметил знакомую фигуру. В пяти шагах впереди, вполоборота к ним стояла Инга, поглощенная поеданием пломбира в рожке и разглядыванием афиши концертного зала. Поверх сарафана из небеленого льна она накинула примечательный ажурный жилет – от плеч до талии одна к другой цеплялись бело-зеленые кривоватые ромашки, нечто наподобие салфеток, вязанных крючком, которыми тридцать лет назад рукодельницы украшали обеденные столы и толстые телевизоры.
– Инга Викторовна! – окликнул ее Степа.
– Ой! Надо же! – она удивилась не столько встрече с ними, а тому, что среди них был Степин отец; увидев его, Инга прямо-таки вздрогнула. – Какая у вас изумительная компания! – Она наклонилась к Ясе в коляске и пожала ему ручку: – Здравствуйте, молодой человек. Не подскажете, почему вы все засыпаны конфетти?
– А мы только что с бразильского карнавала, – сказал отец.
– Откуда ж еще! – расцвела улыбкой Инга. – Что вы видели?
– Ха, видели! Да мы сами были главным блюдом.
– Так вы и самбу умеете танцевать?
– Лично я – человек многих талантов.
Соловей-старший, будучи в прекрасном настроении, был готов обаять любого встречного, а учительница развернулась персонально к нему, как подсолнух к солнцу, и похоже, приняла его веселость именно на свой счет. Наверное, они бы продолжали так перебрасываться словами, но Майе это надоело.
– Не слушайте его, у нас просто семейная прогулка.
– О, извините… – это подчеркнутое «семейная» Ингу срезало.
Она отступила на шаг и собралась, видимо, попрощаться, но Степа вмешался:
– Это мы, мы вроде как празднуем. Конкурс, приз, угу. Помните, я говорил?
– Да. Такая удача! Я ужасно рада за тебя…
– Вообще надо было сразу и вас, да, и вас позвать! – благодушно сказал Степа.
«Ну да, – подумал он, – Инга ведь не кто-нибудь, не чужая. Если б она не расшевелила меня тогда, в восемь лет, кто знает, писал бы я сейчас коды или дворы подметал?..» И в то же время он заметил, как Юля бросила на него быстрый предупредительный взгляд: подожди, не торопись с приглашениями. А бабушка сделала такую мину, будто надкусила лимон.
– К теме семейных праздников, – вмешался отец. – Сделайте нам любезность, Инга, сфотографируйте нас!
Богдан отдал ей свой дорогущий смартфон, а она его попросила подержать свой рожок с мороженым. Инга отошла на пару шагов, Соловьи встали потесней на фоне зелени. Некоторое время все суетились: то коляска с клевавшим носом Ясей не влезала в кадр, то шляпа Майи перекрывала чье-то лицо своими гигантскими полями, а потом отец смахнул с плеча конфетти и попал Юльке в глаз, а потом встал на одно колено и извинялся… В конце концов они как-то сгруппировались. Отец, приобнявший Степу за плечо, ощущался непривычно. Его присутствие теперь не царапало, не раздражало, а… а как это было, Степа не мог ухватить: в голове после оркестра и шампанского царила приятная растерянность.
Вот Инга отщелкала их так и эдак, раз десять, и протянула телефон обратно владельцу. Соловей-старший сунул его в карман безупречно потертых джинсов Армани, а мороженое задержал, оглядел – и вдруг надкусил.
– М-м, сладость-то какая, – говорил Богдан Анатольевич, а глаза его искрили смешинками.
– Ну, знаете! Надо бы спросить! – Инга Викторовна забрала у него рожок и притворно хмурила брови.
– Нет, вкусней всего кусать без спроса.
– Неужели?
– А вы проверьте.
– Между прочим, когда танцуют танго…
– Ну, не учите меня. Я сам кого угодно поучу.
Их перебранка с улыбками приобрела такой странный оттенок, что Степа почувствовал себя лишним и даже как-то смутился.
– О, да, ваш портовый стиль танго! Незабываемо. Кстати… – тут Инга запнулась, зарумянилась, отчего еще больше стала похожа на даму треф со старомодной колоды карт, а затем с решительностью пловца, кидающегося в воду, сказала: – У нас в городе волшебные милонги проходят!
– На Соборной площади? – весело уточнил Соловей-старший. – Извините, это я из зависти. Сам бы мечтал.
– Дайте ваш телефон, – решительно сказала Инга, и Соловей-старший, чуть приподняв бровь, выдал требуемое. – Я вам запишу свой номер, – она быстро тыкала в экран, не поднимая глаз и поэтому не видя того изумления, которое пронеслось по лицам всех Соловьев.
Впрочем, всех, кроме отца – тот лишь улыбался уголками рта, будто наблюдал ожидаемое. Сам же Степа еле-еле поймал свою готовую отпасть челюсть. Его учительница?! Его дорогая Инга Викторовна, любительница вязаных кофт и удобных туфель? Клеила его отца?!
– Если вдруг захотите потанцевать, – небрежно сказала Инга, возвращая телефон, и тут ее настигло смущение, она запнулась, хватаясь, как за якорь, за ромашку-переростка на своей пышной груди. – Да… у нас в парке… сегодня вечером… если вы сегодня…
– Инга, бог ты мой, о чем вы? – жестко сказала Майя, наконец вмешавшись. – Богдан приехал из Москвы на считаные часы, приехал специально, чтобы повидаться с семьей. Побыть в кругу близких. Надеюсь, вы поймете.
– О, конечно… – Инга Викторовна совершенно смешалась от этой отповеди. – Извините. Не буду мешать.
Не успел никто и слова вставить, как Инга, пряча глаза, ушла – практически убежала, – свернув за угол между аттракционами и сразу исчезнув в субботней толпе.
Степа вздохнул. Ему было жалко свою дорогую Ингу, особенно оттого, что резкость бабушки была лишней. Ну разве были у милой учительницы в ромашках хоть какие-то шансы, что отец отправится с ней? Между тем Соловей-старший гневно фыркнул и развернулся к Майе:
– Майн фюрер! Вы запамятовали: я давно большой мальчик. Иногда даже гуляю после девяти!
– Прошу прощения, – с достоинством сказала ба, – но я устала здесь стоять. У меня от жары уже мухи перед глазами. Прислоните меня к любой стенке, бросьте меня! И идите куда хотите.
Тут уж все засуетились, Юля стала обмахивать Майю своей панамой, Степа схватил ее под руку, отец охнул и потащил ее в тень. Решено было немедленно пойти в кафе, лучше бы с кондиционером, сесть, выпить чего-нибудь прохладного. Соловей-старший повел ба, напевая на мотив восточной песни:
– Я встретил бабушку-у
С ядовитым зубо-о-ом!
На щечке родинка,
А в глаза-ах – облом.
Ах, эта бабушка…
– Кто-то же должен, – хмыкнула Майя.
