– Ну, она ведь и была. Пока из тебя не поперло…
– Что?
– Ну как что? Не пользуясь сама своим даром, она отлично понимает, что тебе достанется с лихвой. И ты вряд ли захочешь или сможешь справиться с этим. В итоге, ты будешь одинока, как твоя бабка. Проживешь жизнь на задворках, копаясь в темноте и свалке человеческих душ. У кого нет проблем, не обращаются к ведьмам. А в тебе сплошной надрыв, сплошные метания и поиски смысла жизни… Она пыталась это сдерживать, каждый раз радуясь, когда ты пыталась просто влюбиться, просто работать и жить обычной жизнью.
– Но я…
– Но ты все всегда портила… Для нее попытки увидеть тебя в рядах обычных людей – способ уберечь тебя от одиночества.
В голове уже звучал не бабушкин голос. Даже не знаю чей. Я заплакала, осознав основные причины моего отъезда из деревни. Мне просто захотелось сказать «люблю» той, которая дала мне жизнь. Мама, пропустив через свои детские переживания свою жизнь, больше всего на свете хотела меня уберечь. Возможно, от самой себя и вопреки логике, а, может, основываясь только на своем опыте. У нее получилось избежать преемственности поколений. (Возможно ли этого вообще избежать, имея двух дочерей?) И я точно знаю, что она любит меня. И хочет, чтобы я была просто обыкновенно счастлива. Обыкновенно. Без надломов, внутренней борьбы, несчастных историй за плечами.
С этими мыслями я въехала в город.
Глава 10
А в городе чувствовался коричный запах рождественских елок. Снежинки, заряженные коммерцией, кружились будто медленнее и театральнее своих копий где-нибудь в глуши, превращая все горизонтальные поверхности в хрустящую ауру праздника. Всего пару месяцев в деревне – и я с восхищением рассматриваю красиво украшенные витрины магазинчиков и светящиеся гирляндами голые деревья. Но самое лучшее, что было в этой городской предновогодней суете, – это то, что я наконец-то осталась наедине с собой. Никто не читал мои мысли. Никто не отделял меня от мира людей взмахом крыла. И наконец-то не пытался открыть мне тайны рода, лишая вкуса жизни. Несомненно, каждый, кто появлялся в моей жизни за последние полгода, хотели мне только добра, но как только я начала слышать себя, мне захотелось остаться в одиночестве.
И вот я стою в городской суете, смотрю по сторонам на жизни людей и понимаю, что мое место – в этой повседневности, наполненной материальными радостями, чьими-то домыслами и радостью встреч. Я нужна здесь для того, чтобы создавать благоприятные поля деятельности. Насладившись вкусом новых мыслей, я, наконец, решила действовать.
* * *
Пару дней спустя я направилась в сторону Поднебесья. Не доехав всего пару домов до жилого комплекса, я припарковала автомобиль у кафе, и на мои обостренные рецепторы тут же обрушился запах кофе и карамели. Очень часто мы здесь перекусывали с Эдом. Тут был неплохой кофе и сносная выпечка. Хотя Эду по большому счету никогда ничего не нравилось, он был абсолютным сторонником домашних стараний на кухне. Я непроизвольно заулыбалась, а потом у меня защемило в груди. И я быстрым шагом направилась в сторону торчащего как олимп здания.
Миновав шлагбаум и консьержа, я очутилась перед тяжелой темной дверью двадцать перового этажа. Сердце колотилось так, будто я преодолела путь на этот этаж пешком, перепрыгивая через ступеньки.
– Неожиданно.
Я выжала максимально звонок, слушая, как звон прокатился по всей площади пентхауса. Через некоторое время дверь распахнул сам Георгий. Он был как обычно в отглаженной белоснежной рубашке и зауженных брюках цвета хромированной стали, идеально сидящих на нем. Ступни были босые. Он не ожидал, что я появлюсь здесь именно сегодня.
– А я пришла. У нас же договор…
Он пригласил меня внутрь. Мы прошли в холл, я бросила беглый взгляд, отметив, что ничего не поменялось. Ничего, но почему-то казалось, что стало как-то пусто. Георгий не сводил с меня взгляд. Я чувствовала, как он пытается просканировать мои мысли. И у него это не выходило.
– Присаживайся. Будешь что-нибудь?
Мы не присели, просто стояли, не сводя глаз друг с друга.
– Нет, спасибо, ничего не хочу.
И замолчали.
Я слышала, как торопливо стучит в тишине мое сердце. Затем услышала, что за окном поднялся ветер, и снег увеличил скорость своего полета. Потом до меня долетел звук ровного стука. И я будто впала в гипноз. Я услышала шум волн, бьющихся о скалы, повторяющихся с одинаковой периодичностью, звук перезвона колоколов где-то вдали. Казалось, я погрузилась на дно океана, и звуки долетали до меня через толщу воды. Я впервые услышала биение сердца Георгия.
– Герг… Георгий, прости, но я должна разорвать наш договор… В одностороннем порядке.
Он подошел ко мне ближе. На расстояние вытянутой руки. И накрыл мои холодные от волнения ладони своими. Крепко сжал их. И заговорил.
– Василиса…
Он сжал мои ладони так сильно, что мне стало больно. Но он не расслабил хватку, и я расслабилась сама.
– Это твое право, хотя меня это, конечно, не радует, в общем-то было понятно, что рано или поздно мы бы прекратили наше сотрудничество. Жаль, что так рано…
Мне стало ужасно неловко. Пока Георгий впервые спотыкался о слова, постоянно впуская паузы в свои предложения, я поняла, насколько я их подвела. Снедаемая чувством вины, я попыталась извиниться. Но Георгий покачал головой.
– Нет, что ты, Василиса. Знаешь, из-за того, что ты была первой… Именно, выступила первой ведьмой, женщиной в сотрудничестве с нами, у нас очень много нюансов взаимодействия не отработано. Видимо, мы запустили в тебе какой-то энергетический поток не с той силой действия. Ты так изменилась, Василиса…
Я, слушая его до этого с чуть прикрытыми глазами, услышав об изменениях, подняла на Георгия глаза вновь.
– Что, прости?
– Ты превратилась в невероятно красивую молодую женщину. Ты светишься, и впервые…
Георгий изучал, казалось, каждый сантиметр моего лица. Я, молча, смотрела на него, не понимая, о чем он говорит. О моей чарующей привлекательности мне говорили изначально, мне казалось, в этом частично и заключалась моя работа на них. Откуда эти удивленные глаза ангела.
– …И впервые от тебя исходит это спокойствие и величие.
Какая я теперь? Раньше я замечала свои черты лица, блеск в глазах, либо его полное отсутствие. А сейчас что же? Я перестала смотреться в зеркало. Последние полгода я столько времени посвятила изучению души, что забыла о теле. Нет, конечно, я хорошо кушала, меняла наряды, работала над своим телом, но лишь для того, чтобы прощупать свою внутреннюю силу… Любовалась собой в зеркале – когда последний раз? В мае? Нет, пожалуй, в июне. Как странно, я вдруг перестала считать внешнюю оболочку чем-то важным.
– О чем ты думаешь?
Георгий сам запнулся, произнеся это вслух. Мой ангел не знал, о чем я думаю. И от этого нам обоим стало неловко.
