— В доме шпион, — слабым голосом проговорил
он. — Подглядывал через решетку. Мы поймали его, но он вырвался и убежал.
Проводка повреждена.
На сей раз лицо человека, сидевшего за столом, утратило свое
бесстрастное выражение.
— Что-о? Еще один шпион? — заорал он, бросив
взгляд на связанного человека, лежавшего на полу. На лице его появилось
смешанное выражение страха и ярости. — Что все это значит? Дом, похоже,
кишит шпионами. Какого черта! И вы дали ему удрать? Придурки!..
Его перебил спокойный голос Элен Чэдвик.
— Это Эд Дженкинс, — заметила она небрежно, словно
речь шла о погоде, — так что приготовьтесь к смерти.
Я не сомневалась, что он придет. — В ее словах
чувствовалась спокойная уверенность, они звучали не как угроза, а как
пророчество.
Человек за столом дрогнул — нервы его наконец не выдержали.
— Да, он настоящий дьявол… — пробормотал он. — Кто
сейчас на площадке?
Бандиты молча переглянулись.
— Вы позвали меня помочь, — отважился сказать один
из них. — Мне кажется, сейчас там никого нет.
Босс с ледяными глазами изверг целую руладу отборной брани:
— Так иди же туда немедленно. О твоей
безответственности поговорим позже. И держи дверь под прицелом. Стреляй в
каждого, кто войдет. Если он, конечно, не из наших… Кретин…
Бандит поспешно выскочил за дверь. Сейчас он прибежит сюда,
увидит меня и поднимет тревогу. Оружия у меня нет, путь к бегству тоже закрыт.
Проклятый босс! Какого черта он тянет? Почему не торопится в ловушку, которую я
ему приготовил?
Внизу хлопнула дверь, послышались шаги — по лестнице
поднимался человек. Я распластался у самого основания решетки, стараясь как
можно меньше заслонять свет, лившийся из другой комнаты, где босс с ледяными
глазами, уверенный в своей безопасности, ликовал над своей жертвой, заставляя
ее умирать от страха.
— Ну ладно. Сейчас взгляну на эти побрякушки, потом
немного порисую кисточкой — не пропадать же кислоте, — и… рвем отсюда.
Этот дом сослужил свою службу.
С этими словами он придвинул к себе шкатулку, раскрыл ее и
принялся отвинчивать крохотные болтики, удерживавшие корону. Двое
телохранителей с любопытством наблюдали за ним с другого конца комнаты, время
от времени бросая похотливые взгляды на обеих девушек.
Я внутренне приготовился и, когда показалась макушка поднимавшегося
по лестнице бандита, бросился на него и мертвой хваткой сжал его шею.
Он успел издать сдавленный крик, но мои руки еще крепче
сомкнулись на его горле. Вцепившись в мои руки, он оторвался от ступенек и всей
тяжестью своего тела повис на моих запястьях. Это было уже слишком.
Мои мускулы не могли выдержать на весу сто восемьдесят
фунтов живого веса, и смертоносные тиски ослабили хватку.
Мне оставалось только одно, и, мысленно обратившись за
помощью к Богу, я сделал это. Из последних сил сдавив его горло, как водитель
сжимает руль автомобиля, я ринулся вперед, и мы кубарем покатились с лестницы.
В такой позе мы и приземлились — он внизу, я сверху. Позвонки под моими
пальцами хрустнули, и я понял, что этот человек больше уже не опасен.
В мгновение ока я снова очутился на площадке.
Босс с ледяными глазами к тому времени уже отвинтил болты и
собирался вынуть корону из углубления.
— Что там за шум? — взревел он, обратив свое
одутловатое лицо в сторону решетки.
Изменив, насколько это было возможно голос, я ответил:
— Свалился с лестницы и выбил зуб.
Он выругался:
— Черт вас побери! Ни на что не способны! Придурки!
С этими словами он вынул корону из шкатулки, но тут же
завопил и отпрянул назад.
— Я поранился! — заорал он, задрав вверх ладонь,
из которой сочилась кровь.
И тут на глаза ему попался клочок бумаги, лежавший на дне
шкатулки. Не задумываясь, он прочел вслух то, что там было написано:
«Тебе осталось жить пятнадцать минут. Ничто уже не спасет
тебя. Можешь считать, что я за все рассчитался сполна.
Эд Дженкинс».
Теперь он понял всю хитроумность конструкции короны, увидел,
что, когда он приподнял ее из пазов, с четырех сторон одновременно выскочили
четыре полые иглы, начиненные зеленоватой жидкостью, и одна вонзилась ему в
руку. Тогда-то он и показал свою истинную сущность. Этот человек оказался
попросту трусом.
— Быстрее! — орал он, пытаясь перетянуть запястье
носовым платком, чтобы приостановить кровь. — Меня отравили! К доктору!..
Достаньте из сейфа драгоценности. Я возьму их с собой. Пошевеливайтесь,
кретины!
Бог ты мой! Каким же дураком он оказался, с таким старанием
изображая из себя умника. И как ловко я провел его! Грубый и безжалостный, он
чувствовал себя могущественным и непобедимым только в окружении человеческих
отбросов. Но если бы он знал этот сорт людей так хорошо, как знаю я, он бы вел
себя сейчас совсем по-другому. Потому что эти люди, работавшие на него, пока он
обладал силой и властью, походили на стаю голодных отчаянных крыс, готовых
наброситься на любого, кто даст слабинку.
Увидев страх на лице хозяина и поняв, что он трусит, они не
торопились выполнять его приказания. К чему?
Достаточно подождать пятнадцать минут, и главарь будет
мертв. И тогда все, что лежит на столе, все неисчислимые сокровища достанутся
им.
Переглянувшись, они приблизились к нему.
Босс с ледяными глазами понял, что навсегда потерял над ними
власть. Смертельный страх исказил его лицо, на висках и на лбу выступили капли
холодного пота. Это было жалкое зрелище!
И все-таки рассудок не покинул его окончательно — он
повернулся к решетке и прокричал:
— Пристрели этих предателей! Убей их!
И остановился в ожидании.
Бандиты, забывшие было о потайной площадке, в страхе
отступили назад. Сумей он воспользоваться моментом, ему бы удалось взять
ситуацию под контроль — он мог бы усмирить бандитов и попробовать прорваться к
выходу.
Но он проявил нерешительность, занял выжидательную позицию.
Подняв глаза, он смотрел на решетку, удивляясь, почему его приказ не
выполняется.
Это было глупо. Даже если бы охранник и был там, он,
вероятнее всего, предпочел бы встать на сторону остальных. Какой смысл защищать
того, кто уже мертв?
А в глазах своих подчиненных главарь был уже всего лишь
куском шевелящейся плоти, пытающейся выиграть у смерти еще несколько мгновений.
Не услышав выстрелов из-за решетки, бандиты снова подступили
ближе. Лицо босса передернулось в болезненной гримасе. Как и большинство
страдающих ожирением людей, он был трусом и боялся физической расправы.
Сверкнули лезвия ножей — это было пострашнее яда, — и он опустился на
колени. Он просил пощады, умолял отпустить его, сулил бандитам золотые горы… Но
его глаза, в которых застыл неподдельный ужас, по-прежнему напоминали две
глубокие ледяные бездны.
