– Ты раньше никогда не плакала. Если от любви женщина становится такой несчастной, в жизни не влюблюсь. И никогда не выйду замуж. Слушай, ты наконец кончишь лить слезы? Может, если бы ты вернулась и попыталась еще раз… Если бы ты ему рассказала, что ты чувствуешь…
– Он знает, что я чувствую, хотя я ничего ему не говорила. Он умный, Фэйт, но и я тоже. Я знаю, когда во мне не нуждаются. И больше я не хочу об этом разговаривать.
– А если он за тобой приедет?
– Не приедет.
– Ну а все-таки? Бренна глубоко вздохнула.
– Тогда я буду думать, что его заставила приехать гордость. Назад я с ним не поеду. Может, поговорим о чем-нибудь другом, Фэйт?
Фэйт пропустила мимо ушей ее предложение. – Джиллиан может не разрешить тебе вернуться с нами, и что тогда? Останешься на всю жизнь в аббатстве, сделав несчастными бедных монахов?
– Мой брат никогда мне не откажет. Разве я не говорила тебе, что Коннор даже не знает, сколько у меня братьев и сестер?
– Раз сто говорила, не меньше. Но ведь ты еще говорила, что хочешь детей. Если ты вернешься…
– Я хочу их, но не собираюсь оставлять их с Коннором.
– Ну о чем ты говоришь? Вернись к нему, Бренна. Пожалуйста, пока не слишком поздно. Он же твой муж.
– Тебе обязательно меня изводить?
Фэйт решила, что пока хватит давить на сестру.
– Слушай, может, тебе станет лучше на свежем воздухе? Пойдем погуляем в саду.
– Если мы сойдем с дорожки, мы окажемся вне пределов святой земли.
– Не поняла.
– Видела дорожку перед аббатством? Там, где она кончается, на юге, сюит деревянный крест, а другой крест – на севере. Если мы хоть на шаг сойдем с этой дорожки, мы уже не будем в безопасности, так что лучше сидеть здесь. К тому же Джиллиан вот-вот появится, если отец Синклер правильно рассчитал.
– Ну, если ты хочешь прятаться, то, конечно, остаемся. Но давай хотя бы снимем шкуры с окон и впустим солнце, а то здесь как в гробнице.
Фэйт не стала ждать согласия сестры. Она подбежала к окну, сняла с крючков петли и опустила вниз толстый мех.
Зажмурившись от яркого солнца, ударившего в лицо, она закинула руки за голову, подняла волосы с шеи и собрала их на затылке.
– Какой приятный ветерок! – Фэйт сияла от удовольствия. Залитая золотистым солнечным светом, она стояла в проеме окна как чудесное видение, с наслаждением вдыхая ароматный воздух и подставляя лицо теплым лучам.
Внезапно что-то привлекло ее внимание, она ахнула и высунулась в окошко.
– О-о-о… Боже мой… Какие они огромные!
– Что случилось? – спросила Бренна.
Зачарованная увиденным, Фэйт молчала. С севера к аббатству приближался отряд всадников человек в сорок, как она прикинула. На своих гигантских лошадях они выглядели как великаны. Несколько вооруженных человек отделились от других и поскакали к дорожке. Мужчины сверкали голыми коленками, голая грудь блестела на солнце, широкая полоса ткани спускалась наискосок от плеча к талии, некоторые воины были испещрены шрамами. Всем им стоило помыться, подстричься и прилично одеться.
«Боже мой, ведь это дикари!»
Фэйт резко обернулась:
– Тебе и впрямь нельзя возвращаться, Бренна. Слава Богу, что ты пришла в себя! Нет, нет, ты не можешь вернуться к мужу. Ты будешь жить у Джиллиана. Он обрадуется, он тебя очень любит. Почему ты мне раньше не сказала, что они… что они… О Бренна! Как ты вообще жива осталась?
– Что ты бормочешь?
Испугавшись, что она подойдет к окну и увидит, кто там, Фэйт покачала головой. Сестра и так много пережила за последнее время, любому видно. У нее остались шрамы на лбу и на руке. Фэйт понятия не имела, с чем пришлось столкнуться Бренне. Заикаясь, она стала извиняться:
– Мне так жаль, Бренна, но поверь, я не знала, я даже ни о чем не подозревала… пока не увидела их. Но теперь и речи быть не может.
– О чем не может быть и речи? Я тебя не понимаю. Бренна встала и направилась к окну.
Фэйт оттолкнула ее к кровати, потом побежала к двери и заперлась.
– О том, чтобы выйти на улицу. Да, больше говорить не о чем… Боже, стало так прохладно! Я, пожалуй, повешу шкуру обратно.
Она подошла к окну, надеясь, что дикари ей просто померещились. Но нет, они все еще были там. И такие же страшные, как раньше.
Трясущимися руками она вешала шкуру на крюк.
– Бренна, скажи, как выглядит твой муж?
– А что?
– Мне интересно, вот и все.
Она смотрела на главного всадника, пытаясь приладить на крюки меховую занавеску. Ей стало по-настоящему страшно.
– Он красивый.
– Да ты шутишь!
– Нет, не шучу. Он красивый.
– А поподробнее ты можешь мне его описать?
– Темные волосы, темные глаза. Прямой нос. Он высокий, очень сильный. Достаточно?
– Волосы длинные?
– Все Мак-Алистеры носят длинные волосы. А что это ты там разглядываешь?
– Отца Синклера.
Она не солгала. Священник бежал по дорожке навстречу воину, главарю дикарей. Наверняка он заметил, что все вооружены и готовы к бою.
Бренна пошла помыть лицо и руки.
– Ну, если там святой отец, можно спокойно выйти из дома. Он не даст нам сойти с дорожки. И потом, горцы уважают священников. Никто из них никогда ничего плохого им не сделает. Единственное, о чем я беспокоюсь, – это ты. Ты привыкла делать все, что придет тебе в голову, не важно, велик ли риск. Если ты вдруг захочешь нарвать цветочков на холме, святой отец тебе этого не разрешит.
– Ты же учила меня рисковать, – возразила Фэйт. – Ой, дорогая, мех выпал из окна!..
Высунувшись, она проследила, как шкура приземлилась на каменную дорожку в шаге от священника. Тот вздрогнул от неожиданности и посмотрел вверх на окно.
– Простите, святой отец, она сама свалилась! – крикнула Фэйт и отпрянула в комнату, чтобы он не принялся ругать ее перед этими дикарями. Она не хотела оскорбить священника, но ей стало так смешно, что она не удержалась.
Конечно, он услышал ее смех, и Мак-Алистеры тоже. Все, кроме Куинлена, притворились, будто ничего не заметили, тогда как он, не таясь, широко ухмыльнулся.
Криспин с любопытством посмотрел на него.
– Тебе она кажется смешной?
– Она мне кажется очаровательной.
Криспин закачал головой так, чтобы другу стало понятно – он спятил.
А Куинлен, словно не заметив этого, заявил:
