— Ну, это все Шеф, — сказал Аксель. — Он где-то здесь. Кажется пошел отлить. О, Пирс. Рим.
— Что ты хочешь сказать? Шеф? Он здесь?
— Он привез меня. Подарок на день рождения. Понимаешь, у нас все пучком. Ты знаешь, я всегда мечтал о Риме. О, сынок.
— Все пучком? Что ты имеешь в виду?
— Пирс, потрясающая штука. Парни что-то нашли. Ну, знаешь, ищут в своих зданиях и приносят находки мне, симпатичные вещички, некоторые довольно ценные. Но это. Это.
— Аксель, с тобой все в порядке?
— Конечно. Отныне и навсегда.
— Аксель.
— Ты вообще не должен был уезжать, — сказал Аксель. Он был какой-то бледный и явно больной, на небритых щеках — седая щетина. — О, ты сделал правильно, когда уехал, и ты так много узнал. Да. Но ты не должен идти дальше. Поскольку она найдена. Все время она была там, в Бруклине.
— Аксель, нет.
— Прямо там, все время. На самом дне. — Он сунул руку в один карман куртки, потом в другой, шаря там с таким лицом, что сердце Пирса наполнилось ужасом.
— Аксель!
— Смотри, — сказал Аксель. — Видишь? — Из кармана Акселя начала появляться вещь, большая или маленькая, светлая или темная, но она не должна была быть там или где-то еще, где угодно, только не в руке у отца. В воздухе появилась армия призраков, от прикосновения их рук по телу побежали мурашки. Пирс отчаянно закричал, когда вещь наконец-то показалась ему, и проснулся в своей кровати в своем pensione, слыша собственный страшный стон.
Нет, он не стал брать такси; после первой ночи в Риме, когда лишь один сжалился над ним, он больше не попадался в эту ловушку. Только приехав в Вечный город через несколько лет, он узнал, что таксистам действительно не разрешают останавливаться на крик, только по звонку, вот для чего в таксомоторах установлены телефоны. Под проливным дождем он докатил свои чемоданы до автобуса номер 64, который спешил от собора Святого Петра к дальним воротам города, как и сам Пирс.
Вокзал Термини, который совершенно отличался от того, что он увидел во сне, непохожий на него во всех отношениях, но более всего непохожий своей реалистичностью, своими погашенными окурками, объявлениями, запахом кофеен и машин. Во сне запахов не было.
Он передернул плечами, вспоминая, по спине пробежали призрачные мыши. Аксель. Ты не должен идти дальше.
У него был абонемент Eurailpass
[404], слегка засаленный и потрепанный, не потому что Пирс часто его использовал, а потому что часто его искал, желая убедиться, что он не потерялся. Утренний direttissimo
[405]: Болонья, потом Венеция, Вена, поворот на северо-запад — и Прага. По этой дороге должен был пройти Бруно, если он действительно сбежал: направился в город Рудольфа из Венеции, где у него некогда были друзья, например, продавец книг Чотто, который изо всех сил пытался защитить его даже перед венецианской инквизицией
[406]. Однако он должен был обогнуть императорскую Вену, может быть через Будвайз и Пльзень, и искать джорданистов среди будвайзеров и пилзнеров; только потом в милую Прагу.
Пирс изучал путеводитель, измеряя пальцами толщину страниц, через которые он должен проехать. В Венеции он сможет пойти в Ка-Мочениго, палаццо на берегу Большого Канала, куда Бруно, вернувшись в Италию после приключений на севере, отправился в первую очередь; его позвал туда молодой человек из знатного рода Мочениго, пытавшийся овладеть искусством памяти и другими искусствами, — очень странный молодой человек, впоследствии выдавший Бруно инквизиции. Но, конечно, палаццо наверняка будет chiuso. Сейчас он знал слово закрыто на четырех языках.
Пирс перевернул несколько страниц. Неужели в Праге самая популярная марка бензина, с заправками во многих местах, называется «Голем Бензин»? Неужели такие предприятия не погибли при социализме? И может ли такое быть, что на холме над высоким замком (как может быть холм над высоким замком?) находится лабиринт, — как утверждал путеводитель, — а в нем анфилада кривых зеркал и огромная красочная панорама
[407], на которой армии сражаются за мост у замка во времена Тридцатилетней войны
[408]? Но именно так он утверждал.
Лабиринт, армии, зеркала, мост.
Когда-то в Праге находились обширные императорские коллекции, сейчас они по большей части разбросаны, и тому, кто захочет полюбоваться полотнами Хефнагеля
[409], Шпрангера
[410], Де Вриза
[411], знаменитыми коллекциями медалей, драгоценных камней и карт, уж не говоря об автоматонах, причудливых корнях мандрагоры, напоминающих человека, портретах, сделанных из фруктов, мяса, книг или кухонной утвари; носовых протезах, резных вишневых косточках и т. д. и т. п., — придется искать их в других местах. Говорят, что после битвы на Белой горе победителю, Максимилиану Баварскому, потребовалось пятнадцать сотен повозок, чтобы вывезти добычу из города Рудольфа, да и саксонские армии грабили страну без перерыва. Все, что осталось после них ценного, забрали шведы, включая и некоторые из этих сюрреалистических портретов; в 1648 году, сразу после того, как эта долгая война наконец подошла к концу, королева Кристина получила детальный список украденных ценностей. Трамвай номер 22 отвезет вас на место битвы, вовсе не на гору, а на низкий меловой холм, окруженный живописными пригородами (пять крон).
