— А в чем дело? Вы знаете другую девушку с таким именем?
— Да, — сказал он. — Больше, чем одну. Гораздо больше. На самом деле почти всех
[473].
Она, похоже, решила, что он произнес шутку, в которую не стоит вдумываться.
— Это прозвище, — сказала она. — У меня много имен. — Она заглянула в комнату, заметила неубранную кровать и неразобранные чемоданы. — Вы готовы?
— Да.
— Деньги при вас?
— Да.
Она отвернулась и посмотрела туда, где стояли машины, каждая перед дверью владельца. Вылинявшие рабочие брюки казались велики ей, но нельзя было сказать, что они предназначались для того, чтобы что-то открыть или, наоборот, спрятать. Он обнаружил, что смотрит ей в лицо, пытаясь определить, кто она такая. Казалось, она не принадлежала ни к одному из трех полов, среди которых он жил: мужчинам, женщинам, которые привлекали его, и женщинам, которые не привлекали.
— «Жар-птица» ваша?
— Да. То есть я на ней езжу. Она арендованная.
Она кивнула, с каким-то саркастическим пониманием разглядывая машину; впоследствии он узнал, что такое лицо у нее было, когда она смотрела на все старые машины и на некоторые другие вещи, но тогда он еще этого не знал и предположил, что сделал очевидно плохой выбор у Джина, а знать следовало бы.
— Ладно. Пора ехать. Хотите, срежем? Я могу показать. Сэкономим полчаса.
— Знаете, что я вам скажу, — сказал Пирс. — Почему вы сами не поведете.
Он протянул ей окольцованный ключ от «жар-птицы». Как же мы настроены на лица нашего вида. Что-то произошло с подвижными чертами лица Ру Корвино, что-то незначительное — слишком незначительное, чтобы понять, но достаточно заметное, чтобы уловить; что-то в ней смягчилось или открылось, он не смог бы подобрать слово, даже если бы полностью понимал или осознавал перемену; дальняя родственница улыбки, волнение или спокойствие глубокой воды.
— Ладно, — сказала она.
И они поехали.
Озеро Никель находится на севере округа, круглый глубокий водоем, словно зеркальце, вынутое из косметички, которое можно поместить между холмов из папье-маше для игрушечного локомотива или в зимний Вифлеем у рождественской елки для миниатюрных конькобежцев. Во всяком случае, именно это представил себе Пирс, впервые услышав его название. Но сейчас, глядя сквозь распустившийся сумах и росшие по краям дороги деревья, он увидел серую водную пустыню, а вокруг нее придорожные закусочные, небольшие мотели, кладбища автомобилей и веломагазины. На дальней стороне озера были летние загородные дома и пляж, на котором в прошлом июле он (вместе с Роз Райдер) наблюдал фейерверк. Он рассказал об этом Ру, но без подробностей.
— Когда-то у нас там было место, — сказала ему Ру. — Сгорело.
Она рассказала ему свою историю, которая была остроумна и серьезна. Ее отец, красавчик, гонщик, солдат, потом продавец автомобилей; ее мать, несколькими годами старше, разведенная; их ярко вспыхнувший скандальный роман. Прошли годы, двое детей, агентство по продаже автомобилей и большой новый дом в Лабрадоре — ну тот микрорайон к востоку от Откоса? Пирс слышал о нем. Отец был из тех парней, которые уверены, что они располагают всем самым лучшим и умеют все лучше всех — моя удочка, моя мотопила, мой расход бензина, моя жена, мой клубный сэндвич, — весь день наслаждаясь своим обществом с глубоким и, похоже, искренним удовольствием, и всегда готовы с улыбкой рассказать, как и вы тоже можете получить все самое лучшее.
Она сказала, что женщинам нравятся такие парни. Пирс решил, что он никогда не слышал о таком типе людей и, скорее всего, даже не узнает при знакомстве. Но да: женщинам нравится, когда мужчины точно знают, чего хотят. Особенно если они хотят вас.
— Счастливчик.
— Ну. У него всегда были какие-то интрижки. Длительные, мимолетные. Известного сорта. Мать узнавала о них, выгоняла его, потом принимала опять. Потому что знала, что в глубине души он всегда хотел ее больше других. Но однажды все кончилось.
— Ей надоело.
— Нет. Она влюбилась. В парня намного моложе себя. И однажды ушла. Единственная вещь, которую отец хотел больше всего и которой больше всего радовался. Она никогда не возвращалась; никогда не смотрела назад.
— Когда это произошло?
— Мне было десять. И мы остались — я, мой младший брат и отец. Я тоже любила этого человека, но не могла его терпеть. С ним всегда все шло наперекосяк. И с ней тоже. Можете себе представить.
Он задался вопросом, может ли. Не слишком много зная о мире, об этом мире, он однако знал, что должен держать ухо востро.
— А потом?
— Когда мне было восемнадцать, я ушла из дома. Не сказала, куда или почему. Однажды они проснулись, а меня нет.
— И куда вы отправились?
— На запад. Был 1967-й год. Было легко потеряться. Люди были такие милые. Даже я могла с ними ладить. И я никогда не возвращалась.
— Но сейчас вы живете с ним.
— Да. Он очень болен. После того, как его женщина ушла, он страшно запил. И пьет до сих пор. Не знаю, в этом ли причина, но так или иначе. К тому времени он подрался с моим братом, и тот ушел — никогда его не увижу, и это больно. Не знаю, может быть, он и на меня до сих пор злится. Итак, большой пустой дом. Мы заключили сделку: я получаю собственную комнату, собственный вход, никаких вопросов. — Кажется она почувствовала, что осталось много необъясненного. — Хочу — работаю, не хочу — не работаю. Я готовлю, он убирается. Иногда. Хорошая сделка.
Последнюю фразу она сказала так, как будто хотела сказать что-то совсем другое, и, возможно, поняв, как это выглядит, быстро потерла пальцем под носом: оторвись от погони. Пирсу показалось, что он уже знает о ней больше, чем о большинстве из своих знакомых, и удивился этому.
— Ну а вы? — сказала она. — Как у вас?
Он открыл было рот, чтобы сказать: ну, но тут она увидела башню, сооруженную из зигзагообразных балок и увенчанную «импалой» 1956 года выпуска
[474], — она отмечала область автоаукциона; Ру свернула, и началась работа.
Машины стояли рядами, большими и малыми группами, вероятно по категориям, хотя Пирс не понял принципа, возможно, по продавцам или по производителям. Посреди поля было что-то вроде ангара с широкими дверями на каждом конце, через которые проезжали машины, выставленные на аукцион. Ру заметила прогуливающихся знакомцев и ушла, дав Пирсу приказ оглядеться и найти то, что ему нравится.