Теперь же все было кончено. Появился свидетель.
Если бы она утонула, ничего этого бы не случилось. Он решил вмешаться в ход событий и теперь чувствовал, как внутри расползается какое-то позабытое чувство.
Страх.
Он давно избавился от страха, поклявшись самому себе, что у него все будет под контролем, включая и этот непристойный, низменный инстинкт. Но теперь его сердце билось в бешеном ритме, как бьются сердца самых обычных тру́сов.
— Нет, — раздался чей-то голос и снова решительно повторил: — Нет, этому не бывать.
Чистильщик направился к закрытой комнате. Там, за дверью, слышался голос Микки. И как по приказу, сердце Чистильщика стало биться ровней и спокойней.
— Помнишь, чему я тебя научил тогда в подвале?
Он помнил. Помнил блеклый свет из маленького окошка. Запах скипидара. Коробки с гвоздями, шурупами, гайками. Верстак с аккуратно разложенными инструментами. И огромные железные челюсти, распахнутые над ним.
— Тогда повтори…
Чистильщик невольно потянулся руками к голове, словно старые шрамы напомнили ему пережитую боль и заныли.
— Никогда не плачь и не кричи, — твердо сказал он.
Он почувствовал невыносимую боль, слишком сильную для его маленького тела. И запомнил глядевшее на него лицо с сигаретой в уголке рта.
«Это ради твоего же блага, сынок. Ради твоего же блага».
— Чему еще я тебя научил? — спросил Микки.
— Что бояться нет смысла, что страх меня не спасет.
— Хорошо, — ответил наставник. — А что полагается тому, кто позволил страху овладеть собой?
Чистильщик помедлил с ответом.
— Наказание.
Он знал, что нужно делать. Он вернулся в маленькую комнатку и направился к кухне. Открыв ящик для посуды, он достал большой острый нож и обхватил его левой рукой.
А затем сильно сжал лезвие в ладони.
Боль отогнала прочь страх, вернув прежнюю ясность чувств. Он разжал ладонь и бросил нож в раковину, после чего обернул руку кухонным полотенцем, сразу окрасившимся кровью.
— Молодец, мой мальчик, — послышался голос Микки; и тут же растворился за зеленой дверью.
7
Все утро и большую часть дня он просидел на диване, глядя в пустоту. Надо было придумать вескую причину, почему он не вернул фургон, — может, проколоть шину или поцарапать дверцу, вроде как попал в аварию, — но сейчас все это казалось далеким и не важным, и он медлил и откладывал решение проблемы.
Он чувствовал только, что форма, согретая его теплом, понемногу высыхает, и больше ничего.
В комнате стемнело. Он резко поднялся на ноги, будто внутри сработал какой-то выключатель. Полотенце, которым он обернул руку, пропиталось кровью, но рана уже не кровоточила, и недавняя боль сменилась колючей щекоткой.
Он пошел в ванную комнату.
Там он зашил рану простой иглой и специальной хирургической ниткой, затем наложил повязку. Потом направился на кухню, растворил в кастрюле бульонный кубик, насыпал немного вермишели, сел за стол. На нем были только трусы и носки. Автоматически зачерпывая ложкой жижу, он напряженно думал. Кожа немного покраснела. Но, несмотря на долгий горячий душ, он все еще чувствовал холодную воду озера, словно она пропитала его тело до самых костей. Это было терпимо, но неприятно. Покончив с ужином, он сполоснул тарелку и ложку и положил их на место, в сушилку. Как всегда, разложил диван-кровать и подготовил чистые простыни. Затем выключил свет и улегся на спину.
Закрыл глаза и попытался уснуть.
Невольно вслушиваясь в тишину, он надеялся уловить привычный звук, помогавший ему расслабиться, — гудение бака для воды, установленного на крыше. Накопитель свистел, как кит, или постанывал, и эти звуки долетали до него через вентиляционные отверстия.
Наверное, система с годами поломалась, как и многие другие коммуникации этого дома, брошенного на произвол судьбы. Но мысль о том, что над ним зависла неподвижная водная масса и их разделяют всего несколько сантиметров, не пугала, а, скорее, придавала уверенности в себе.
Словно у него над головой был целый бассейн.
Но в этот вечер цистерна не издавала ни звука, словно предупреждая о чем-то.
По плану отличный день обычно заканчивался крепким сном. Он падал на подушку и просыпался лишь спустя несколько часов, хорошо отдохнувшим. То была особая награда за поиски и кропотливую работу последних недель, которую он проделал перед тем, как заявиться в «Блу». Но утренний эпизод поставил с ног на голову все, включая заслуженный отдых. Казалось, что прошлая жизнь осталась теперь далеко позади. А главное, отношения с Микки тоже утратили прежнюю гармонию. Кроме того, внутри затаилось какое-то новое, незнакомое чувство, для которого у него не было слов.
Мысли так и копошились в голове, и он никак не мог их отогнать. Он открыл глаза.
Отмахиваться от реальности и дальше казалось невозможным. Весь день пошел наперекосяк, ничего не помогало. Делать вид, что ничего не произошло, не получалось. Ему нужно было узнать что-нибудь о девочке с фиолетовой челкой. Не важно, кто она и почему оказалась в озере, главный вопрос был в другом.
Выжила ли она?
Он бросил ее на пляже и бежал. Он видел, как к ней приближались люди, но не знал, что было дальше.
— Ну же, давай, скажи! — раздался из-за зеленой двери подбадривающий голос Микки.
— Если она выжила, она меня запомнила, — прошелестел он дрожащим голосом. — Если же она умерла, меня станут искать.
Впервые за долгое время его судьба вдруг переплелась с судьбой другого существа. Он понимал, что не может просто сидеть и ждать, — нужно что-то делать.
— Ты знаешь, что нужно делать…
— Нет, не знаю, — попробовал отмахнуться Чистильщик, хотя это было неправдой. Он все прекрасно знал.
— У тебя мало времени. Скоро они будут здесь.
Сама эта мысль пугала его до смерти. Но Микки прав, решение только одно.
Он отбросил одеяло и встал с кровати.
8
Он вышел из дома в двадцать три часа, одетый в черное, в черной же бейсболке, надвинутой козырьком как можно ниже, чтобы не было видно лица и бритой головы.
Девочку следовало найти.
Поскольку интернета у него не было, он мог узнать о ней только из местных газет. Поэтому он пока не знал, в какую больницу ее увезли. Единственным вариантом оставалось проверить их все, одну за другой. Он уже побывал в «Менаджо» (ближайшей к озеру больнице) и в «Вальдуче». Пока безрезультатно. Около часу ночи он сел в пустой автобус, который шел к больнице Святой Анны. Остановка была прямо у входа, но он вышел на следующей и прошел обратно пешком.
