— Удали фотографии, — решительно потребовала она.
В ответ он только рассмеялся.
— Я серьезно.
Тут девочка заметила, что он смотрит куда-то за ее плечо, поверх нее. Обернувшись, она увидела того парня в клетчатой рубашке, который стоял у бассейна, и внезапно поняла, что́ сейчас произойдет. На нее накатила волна боли, и она едва сдержалась, чтобы не расплакаться.
— Придется тебе еще раз доказать, что ты меня любишь, малыш, — усмехнулся Рафаэле.
Так продолжалось уже давно. Сначала были невинные просьбы, всякая ерунда. Постепенно Рафаэле заходил все дальше и дальше, требовал постыдных вещей. Она ни разу не отступилась, полагая, будто он хочет, чтобы она повзрослела, «набралась опыта», ведь недавно она еще была ребенком. Рафаэле говорил, что это ради ее же блага. Но вскоре ей стало не по себе. Она чувствовала себя грязной, испорченной. Она ругала за это себя, но никак не Рафаэле.
— Не хочу, — ответила она.
Он, кажется, остался недоволен ответом.
— Ты не можешь отказаться, ты меня подставишь. Это же мой друг, я ему обещал.
Она-то надеялась, что ее состояние — ортез и все прочее — его отпугнет, но нет.
— Не пойду, — повторила она, и ее голос задрожал.
Рафаэле подошел ближе, и она почувствовала, как от него пахнет табаком.
— Ты пойдешь с ним и сделаешь все, что тебе скажут, ясно? — приказал он, указывая на дверь. — Или твои фотографии завтра увидит весь город.
Она не думала, что он способен на такую подлость.
— Отец заявит на тебя, — с угрозой сказала девочка.
— Отцу будет стыдно за тебя, — возразил Рафаэле, и она почувствовала, как в жилах стынет кровь. Затем Рафаэле зашагал прочь, кивнув парню, который направился к ней.
Когда он прошел мимо Рафаэле, девочка с фиолетовой челкой заметила, как их руки соприкоснулись и один передал другому банкноту.
24
Пока незнакомец удовлетворял свою похоть, она старалась отвлечься и думать о другом. Главное, чтобы все побыстрее закончилось. Она видела, как он быстро оделся и выбежал прочь, точно стыдясь произошедшего.
Как ни странно, ей даже стало немного жаль его.
После того как парень ушел, она еще некоторое время лежала, разглядывая потолок. Трусики валялись на полу вместе с костылями, платье было задрано до пупка, внутри все горело. Парень был в этом деле новичком и не потрудился сделать хоть что-то, чтобы ее тело приготовилось к соитию. Пока он пыхтел, как пес после долгой охоты, она молчала. Несмотря на то что он давил на нее всем телом, она терпела и не издала ни звука. Наконец он быстро откинулся назад и выплеснул ей на живот жалкие плоды своих стараний. Девочка до сих пор чувствовала теплую жидкость, стекавшую по бедрам. Она подтянула к себе покрывало и вытерлась краешком, а затем села в кровати. Голова кружилась. Она одернула платье и пригладила волосы, подняла костыли и тоже пошла прочь.
Держась за кованые перила, она осторожно спустилась по мраморной лестнице. Каждая ступенька отзывалась в ноге пульсирующей болью. Она почти спустилась, когда увидела Майю.
— Ты где была? — удивленно спросила та. — Я тебя обыскалась.
— Знаешь, где здесь туалет? — спросила девочка. Ее тошнило.
Майя заметила, что ей нехорошо, и изменилась в лице.
— Конечно, вон там.
Майя помогла ей добраться до туалета и запереть дверь. Девочка посмотрелась в зеркало. Лицо у нее побледнело, карандаш растекся по щекам, хотя она вроде бы не плакала. Она открыла кран и наклонилась к раковине, чтобы перевести дыхание.
— Ты же ничего не принимала, а? — спросила Майя, подумав, что подруга наглоталась какой-то дури.
— Нет, — ответила девочка и тут же вспомнила, как однажды Рафаэле заставил ее проглотить фиолетовую таблетку. «Чтоб немного повеселиться», — сказал он. Что в этом было веселого, она так и не поняла, потому что через несколько часов очнулась вся в синяках и совсем ничего не помнила. Но она знала, что Рафаэле сидит на кокаине.
— Ты не могла бы позвать Оскара? Я хочу домой.
Майя замешкалась — она боялась оставить подругу в таком состоянии.
— Пожалуйста.
— Ладно.
Когда она ушла, девочка склонилась над унитазом, но рвоты не было. Она рыгнула, и откуда-то из глубины легких наружу вышел знакомый запах. Озеро. Она снова вспомнила о своем спасителе, таинственном незнакомце. Она закричала:
— Где же ты, чертов сукин сын? Почему тебя нет рядом, когда ты мне нужен? Почему ты не бросил меня умирать? Сволочь!
На глаза навернулись слезы. Плача и ругая его на чем свет стоит, она на мгновение повернулась к окну, и ей показалось, что за окном мелькнула чья-то тень.
На нее смотрели два стеклянных глаза.
Девочка вскрикнула, но тут же прикрыла рот рукой. Сначала она попятилась, едва не споткнувшись, но потом шагнула вперед и еще раз вперед. Добравшись до окна, она дернула ручку и распахнула створки. Что-то огромное упало с подоконника прямо к ее ногам.
Необъяснимым образом на полу оказался ее белый медвежонок. Тот самый, с оторванной головой, которого она выкинула в мусорку днем.
Его голова была аккуратно пришита.
25 марта
Когда монахиня спустилась за ним, он уже завтракал с остальными ребятами в общей столовой. Только сидел за отдельным столом, окруженный пустыми стульями. Монахиня сказала, что за ним приехали. «Усыновляют не всех, а только особенных», — вспомнил он. Сколько раз он это слышал? Монахиня пошла с ним в комнату, чтобы помочь собрать вещи.
Мальчик понятия не имел, кто мог за ним приехать, — он жил в интернате уже три года и давно перестал ждать. Волнуясь, он убирал вещи в сумку. Уехать отсюда было бы неплохо. В приюте он не завел друзей, с этим местом его ничего не связывало. Научился он здесь только одиночеству. Он привык быть один, с самой первой ночи здесь. С той ночи, полной криков и крови. А также мщения.
В одном Микки был прав: он научил мальчика быть настоящим мужчиной.
С тех самых пор никто не смел его обижать, дразнить за отсутствие волос или за шрамы. Все держались от него подальше, как от бездомной собаки, которая научилась огрызаться на пинки и кусалась, чтобы защититься.
Покончив со сборами, он вслед за монашкой отправился к директору. Дверь отворилась, и мальчик увидел знакомое лицо.
У Мартины появились первые седые волосы, но в целом она почти не изменилась. Она улыбнулась:
— Привет. Поехали на вокзал: я нашла тебе семью.
Мальчик давно смирился с тем, что для него все кончено. Он думал, что с «его прошлым» никто никогда его не заберет. Правда, он и сам не знал почему — о прошлом ему так никто и не рассказал.
