– Вы могли бы полюбить Англию или Шотландию, – сказал Харрисон, которому слова девушки пришлись не по вкусу.
– Да, конечно. На свете много прекрасных мест, которые мне предстоит увидеть. И все же я буду тосковать по моей долине. Я все время нахожу здесь что-нибудь новое и интересное. Совсем недавно я, например, узнала, что в горах Боар-Ридж живет одна женщина. Вскоре после того, как ее семья поселилась в этих краях, на них напали индейцы, убили ее мужа и сына, а ее оскальпировали, приняв за мертвую. Но она выжила. Трэвис слышал, как Билли и Дули шептались о ней. Все считают ее сумасшедшей. Бедняжка много лет провела в одиночестве. Я хочу поехать и посмотреть на нее, как только уговорю Адама.
– Это очень опасно, Мэри Роуз. Вам не следует…
– Ну вот, вы опять заговорили, как мой старший брат, – перебила девушка. – Я должна ей помочь. Я уверена, что вы меня понимаете.
Теперь настала очередь Харрисона перевести разговор на другое.
– Я бы с удовольствием остался жить в вашей долине. Думаю, что и вам пришлись бы со временем по сердцу Англия или Шотландия.
– Почему? Потому что эти страны напоминали бы мне родные края? Разве можно любить мужчину только потому, что он похож на другого? Мне понравилась бы Шотландия, Харрисон, но вряд ли я была бы там счастлива. Лучше родного дома нет ничего на свете.
– Вы слишком молоды, чтобы так противиться переменам, – вздохнув, заметил Макдональд.
– Можно задать вам один личный вопрос? Не отвечайте, если не захотите.
– Ну конечно.
– Вы умеете целоваться?
Харрисон смешался.
– Что вы сказали?
Девушка повторила еще раз. Макдональд не рассмеялся, потому что вид у нее был серьезный и искренний.
– С чего это вы вдруг заговорили о поцелуях?
– Мне просто любопытно. Ну так как же?
– Да, пожалуй.
– А как это у вас бывает – вы сначала собираетесь поцеловать кого-нибудь, а потом целуете или все это происходит само собой?
– Вас интересуют очень странные вещи.
– Да.
В это время они дошли до гостевого домика. Харрисон положил руку на дверной косяк и обернулся к девушке:
– Помните, что я сказал вам сегодня, когда мы смотрели на вашу долину? Я сначала думаю головой, а потом уже сердцем. Вот и ответ.
На лице девушки проступило разочарование.
– Вы очень дисциплинированный человек, не так ли?
– Надеюсь.
Мэри Роуз покачала головой. Харрисон недоумевал, чем она так раздосадована. По его мнению, дисциплинированность была достоинством, а не недостатком. Неужели она не понимала столь простую вещь?
– Я вовсе не такая правильная, – сказала девушка.
Макдональд кивнул – это он уже уяснил. Открыв дверь, он слегка попятился, чтобы пропустить девушку вперед, если она пожелает войти. Но Мэри Роуз осталась стоять на месте.
– Тут двенадцать кроватей, но сегодня здесь никто не будет ночевать, кроме вас. Если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, дайте знать любому из нас.
– А где Дуглас решил поместить Мак-Хью?
– Отведите его в крайнее стойло слева. Оно попросторнее. Я думаю, корм для него уже приготовлен. Надеюсь, он спокойно отнесется к закрытому помещению теперь, когда он к нам немного привык.
– Наверное.
– А вы, Харрисон? Вы уже привыкаете к нам?
– Да, – с улыбкой признался Макдональд.
Девушка улыбнулась ему в ответ. Господи, до чего же она была хороша!
– Могу я попросить вас об одолжении?
Мэри Роуз стояла всего в футе от Харрисона. Глаза девушки в лунном свете казались сверкающими сапфирами. Макдональд не осмеливался смотреть на ее губы, боясь, что неминуемо потеряет голову заключит Мэри в страстные объятия. Сильнейшее желание поддаться этому порыву возбуждало его и одновременно сковывало. Живое тепло девушки туманило его мозг, подсказывало прислушаться к зову сердца, хотя Мэри Роуз его к этому никак не поощряла.
– О чем вы хотели меня попросить? – спросил он, сдерживаясь |из последних сил.
Харрисону показалось, что его голос дрожит, но девушка, судя по всему, ничего не заметила. Более того, она явно не понимала его состояния – в противном случае она не приподнялась бы на цыпочки, еще больше приблизив свое лицо к его лицу. От нее восхитительно пахло – это был аромат диких цветов после дождя. Мэри Роуз положила ладони Харрисону на грудь. Сердце его бешено заколотилось.
– Вы не хотите меня поцеловать? – спросила она.
– Нет, черт возьми, – ответил он, хотя в этот миг не мог думать ни о чем другом. Его отказ глубоко обидел девушку. Боже, зачем она была так откровенна! Она безвольно уронила руки. Сейчас ее заботило лишь одно – как с достоинством выйти из этой ситуации.
Мэри Роуз потребовалась вся ее воля, чтобы не подхватить юбки и не умчаться в дом, но она превозмогла себя и снова посмотрела на Харрисона:
– Отчего вы так испугались! Неужели я сказала что-то ужасное!
– Мужчинам не пристало трусить.
Теперь голос Макдональда звучал сердито, но девушка не стала спрашивать о причине его гнева.
– Спокойной ночи, Харрисон. Спите крепко.
Девушка вовсе не насмехалась над ним – похоже, глупышка даже не догадывалась, что теперь ни о каком сне не могло быть и речи. Макдональд прислонился к косяку и смотрел, как Мэри Роуз удаляется к дому. Она держалась так, словно ничего не произошло. Сначала она едва не свела его с ума, а в эту минуту уходила с таким безмятежным видом, что он не удивился бы, если бы девушка вдруг принялась напевать.
Харрисон невольно подумал, как бы Мэри Роуз отреагировала, узнай она, о каких ласках он мечтал, глядя на ее нежные, манящие губы.
В конце концов он все же подавил свое желание оказаться с ней в постели. Он снова и снова твердил себе, что в состоянии контролировать свои низменные инстинкты. Макдональд уже почти убедил себя в этом, как вдруг заметил, что Мэри Роуз слегка покачивает бедрами при ходьбе, и в его воображении тут же замелькали всевозможные возбуждающие картины.
«Спите крепко» – кажется, так сказала девушка? Харрисон понял, что в эту ночь ему вряд ли удастся последовать ее совету.
4 августа 1862 года
Дорогая мама Роуз,
На прошлой неделе мы все страшно перепугались. Мэри Роуз по-настоящему заболела. К сожалению, мы не сразу догадались, что причиной ее необычно плохого настроения может быть хворь. Она всегда была очень веселой, но в прошлый вторник неожиданно принялась кукситься, а к полудню совсем раскапризничалась. Дуглас постирал ее любимое одеяльце – то самое, в которое она любит утыкаться носом, когда сосет большой палец. Когда она увидела одеяльце, развешенное на кустах для просушки, она вдруг страшно разозлилась. Ее пронзительные крики до сих пор стоят у нас в ушах. Даже Адам не смог ее успокоить. Когда пришло время ужинать, она не съела ни крошки. И тут мы наконец заподозрили что-то неладное. Ночью она уже горела от жара.
