Мы все сделали, как просил великий режиссер, не проронив ни единого звука во время съемки. После мы опять умылись и поехали к себе в общежитие.
Как мы были обижены – обижены обманом! Зачем искать «самых красивых» девочек для съемки в чуме? Конечно же, это была хитрость ассистента: ну кто пойдет на роль кормящей матери у костра? А сказать студентке, что нужна красавица, – это беспроигрышный ход. И все-таки лучше говорить правду, потому что обманывать сердца, открытые для чуда, – это все равно что обманывать беспомощного ребенка.
Мы потом посмотрели фильм и увидели сцену, где снимались: кто-то там на заднем плане мелькнул в чуме на секунду, а кто – и не разглядеть.
Приглашение в кино и в театр мечты
Когда я училась на втором курсе, в студию пришел поговорить со мной кинорежиссер Владимир Гориккер, очень милый и интеллигентный человек. Он рассказал, что ищет главную героиню для фильма «Царская невеста», ему очень понравились мои фотопробы, но он знает, что в школе-студии строгий запрет на съемки, и как я посмотрю на то, чтобы ради кино уйти из школы или перевестись в другой вуз? Я ответила, что так долго и трудно добывала счастье учиться именно в школе-студии МХАТ, что не могу и не хочу менять его ни на какой другой институт. Между тем такие случаи бывали: Татьяну Самойлову и Валентину Малявину, да и не только их, после съемок отчисляли, а потом они легко заканчивали, например, Щукинское училище или ГИТИС. Но я искренне считала нашу студию лучшей из всех московских театральных школ и предложение Гориккера без сожалений отклонила. Но Гориккер никак не хотел расставаться со мной и предпринял следующий шаг. Он пошел к Радомысленскому просить отпустить меня на съемки. Ректор был неумолим, в чем я, собственно, и не сомневалась, меня удивило только, почему Гориккер этого не понимает, ведь стоит Радомысленскому уступить один раз, придется потом идти на компромиссы бесконечно.
Гориккер, к его чести, предпринял все возможные способы привлечь к съемкам меня и, по его словам, трудно расставался с этой идеей. В результате он снял в главной роли прекрасную украинскую актрису и красивую женщину Раису Недашковскую. У Радомысленского же на мой счет в то время были совсем другие планы, и он беспокоился, что кино меня прельстит настолько, что я оставлю студию.
Когда наш курс разделили на две группы, я попала к В. Н. Богомолову, боготворила его, прислушивалась к каждому слову, занятия с ним превращались в увлекательную игру. Но иногда обе группы объединяли, и тогда занятия проводил мастер курса В. П. Марков. Мой будущий муж, который тоже был в группе Богомолова, эти общие занятия с Марковым очень ценил и, по его признанию, много из них вынес. Мне же занятия с Богомоловым казались интереснее. Марков обращался к нашему уму, Богомолов – к эмоции. И то и другое необходимо, но с Марковым мне было скучнее.
И вот на третьем курсе, почти сразу после истории с Гориккером, мне предлагают для весенне-летнего экзамена отрывок из пьесы Погодина «Кремлевские куранты». Этот спектакль еще в 1942 году поставил во МХАТе сам Немирович-Данченко, и с тех пор он держался в репертуаре. Режиссером-педагогом студенческого отрывка стал В. П. Марков. Отрывок небольшой, несложный, да и вообще роль Маши Забелиной, хорошей девочки, дочери профессора Забелина, казалась совсем не трудной, и я даже не очень понимала, почему педагоги выбрали ее для меня. Без особых хлопот мы приготовили весьма незамысловатый отрывок, и я была совершенно готова к экзамену.
Но вдруг на экзамен по мастерству пришла вся кафедра в расширенном составе, да еще к тому же многие мхатовские актеры, не являющиеся педагогами школы. Пришла и Алла Константиновна Тарасова. Мы, конечно, подивились такой чести и нервничали больше обычного, но экзамен прошел хорошо. Пока на том дело и кончилось, и нас перевели на следующий курс.
Это был первый отрывок, который я делала с Марковым. Во время работы я получила от него ценный совет: «То, что я скажу, не имеет отношения к нашим репетициям этой роли. Но, Верочка, очень хорошо воспитанный человек не может быть хорошим актером! Подумайте об этом!» Я опешила и долго потом размышляла. Я была хорошо воспитанной девочкой, и мне казалось, что хорошее воспитание – это совсем не недостаток. Тогда что же имел в виду Василий Петрович? Понимание пришло не сразу, но однажды пришло с предельной ясностью. Уже работая в театре, в процессе репетиции одной из ролей я инстинктивно поняла, что должна переступить через себя, чтобы сцена пошла правильно. Я вдруг осознала, о чем тогда говорил мой педагог. Воспитание – это всегда контроль над собственным поведением, своими поступками. Воспитанный человек всегда сдерживает чувства. Королевских отпрысков учат настолько сдерживать эмоции, чтобы даже при самых неблагоприятных новостях не дрогнул на лице ни один мускул. Они под увеличительным стеклом: народ пристально следит за каждой реакцией, и народ никогда не должен видеть испуга или неуверенности представителя власти – во избежание паники в том числе.
Так вот, мне стало понятно, что я и человек, которого я играю, – это разные личности. Мне нужно всегда иметь при себе качества воспитанного человека, не теряя их. Но во время работы над ролью необходимо научиться убирать их подальше и позволить эмоциям, иногда неприглядным, выйти наружу. Можно позволить себе и хамский тон, и мерзкое поведение, если персонаж, над которым ты работаешь, таков. Никогда нельзя путать себя-человека и себя – персонажа пьесы.
Поскольку я теперь тоже педагог, недавно дала такой же совет хорошо воспитанному и к тому же очень верующему молодому человеку, приехавшему к нам из Германии. Ему было трудно присвоить себе качества, которые противоречат его природе, его воспитанию. Надеюсь, и ему поможет совет моего педагога…
О «Кремлевских курантах», перейдя на четвертый курс, я уже стала забывать, но как-то в коридоре меня остановил Марков и спросил, не удивило ли меня количество мхатовских актеров на нашем экзамене летом? Я искренне сказала, что не удивило, но поволноваться заставило. Выяснилось, что все пришли смотреть именно на меня. Предполагалось ввести молодую артистку в спектакль «Кремлевские куранты», который должны были показывать на летних гастролях в Америке. На мой вопрос, что же случилось, чем я не подошла, ответ был простой: «Вы как раз очень подошли. Но эту роль много лет играет актриса Анастасьева. Театр давно не ездил на зарубежные гастроли, и желание театра омолодить исполнительницу был воспринят «постаревшей» актрисой как несправедливость. Она сочла это оскорбительным и выразила свое возмущение руководству. Театру пришлось с ней согласиться, и смену актрисы отменили…»
Однако планы омолодить состав оставались в силе, поэтому вскоре меня вызвал на разговор наш ректор, Вениамин Захарович. Он сказал, что я уже практически в труппе театра и чтобы я не вздумала соглашаться на предложения других театров. Тем более, не дай бог, на предложения сниматься в кино. И, добавил Вениамин Захарович, разумеется, пока лучше об этом разговоре не распространяться.
Радомысленский всегда был счастлив, когда театр брал студентов школы-студии: каждый год во МХАТ принимали одного-двух, самых сильных.
