Роль – прямо противоположная предыдущей. С ярко накрашенными губами и глазами, с приклеенными ресницами и в парике а-ля Алла Пугачева. Богиня, не ставшая от этого молодой, несчастлива, капризна, доживает свой век и понимает это. Богиня Иштар встречает свой конец в максимальном комфорте, в богатстве, не сумевшем сделать ее жизнь вечной, а лицо – молодым и прекрасным. Сейчас, когда я пишу эти строки, фильм еще не вышел на экраны, и я не знаю, что останется от моей богини в фильме, но съемки были интересными.
Режиссер Виктор Гинзбург закончил американскую киношколу и от наших режиссеров отличается удивительной неторопливостью. Он не укладывается ни в какие сроки, притом что проект дорогой и каждый съемочный день стоит больших денег. Но он, не торопясь, мог переснять кадр из-за, скажем, чуть неверной интонации героя. Переснимал он несколько раз, хотя по нашим меркам – интонацию с тысячью оттенков можно просто записать фонограммой. Фильм должен был выйти на суд в декабре 2019 года, но пока ничего о точной дате премьеры не известно.
ВГИК
Несколько лет назад мы с мужем получили приглашение от ректора ВГИКа преподавать актерское мастерство. Владимир Сергеевич Малышев вспомнил годы, когда он сам учился во ВГИКе и когда под руководством Сергея Аполлинариевича Герасимова и Тамары Федоровны Макаровой набирались актерско-режиссерские курсы. Он решил возобновить традицию и пригласил нас с Владимиром Меньшовым подобный курс набрать. Мы откликнулись на предложение. Сейчас, когда я пишу эти строки, мы выпустили уже два актерско-режиссерских курса и занимаемся третьим.
Со времен Герасимова много воды утекло: курсов таких не набирали уже давно ни во ВГИКе, ни в других институтах. Режиссеры учатся по своей программе, актеры – по своей и почти никак не пересекаются. И у нас на первом набранном курсе, по сути, получилось два почти не пересекающихся курса: режиссерский и актерский. И это было неправильно. Именно пересечение двух разных творческих профессий мы и пытаемся воссоздать, что не так просто: программы давно сориентированы на раздельное обучение, и даже присутствие обеих групп одновременно на занятиях у мастера не предусмотрено. Поэтому вернуться к прежней традиции пока трудно. Но, так или иначе, педагогика – увлекательное занятие, и нам есть чем поделиться с ребятами, есть чему их научить.
Я занимаюсь в основном актерами и немного – режиссерами. Памятуя о встрече с режиссером Агеевым (который убеждал нас, что все не важно, а важно только то, что происходит «здесь и сейчас»), я решила научить режиссеров тому, что важно для актеров, а в результате и для них самих. Нужно, чтобы режиссеры лучше понимали материал и могли разговаривать с актерами на понятном им языке. И еще желательно, чтобы режиссеры научились понимать замысел автора, разбирать произведение на составляющие и потом собирать его обратно без собственных завиральных идей.
Малая сцена в нашем театре работает еще и как лаборатория, куда приходят молодые режиссеры со своими идеями и выбранными пьесами. Им предоставляют площадку и актеров для работы и экспериментов. Две недели плотных репетиций, потом группа показывает то, что сделано, и, если результат оказывается интересным, театр берет и пьесу и режиссера в полноценную работу. И поначалу молодые актеры с интересом принимали в этом эксперименте участие, но со временем энтузиазм иссяк. Причина – глобальное непонимание. Режиссеры не могут объяснить, чего хотят от актеров: утрачен общий язык. Нечто необыкновенное созрело в режиссерской голове, а что именно и как это выразить, режиссер не знает. Не может объяснить актеру это свое «нечто», возможно, очень талантливое. Актеру нужно ставить задачу точно и правильно. Пусть это режиссерское «нечто» необычно и оригинально – это только приветствуется, но все обязательно должно быть понятно актеру, а через него – зрителю. Для этого надо самому разобраться, что к чему, понять, что главное, что не очень, на что стоит обратить зрительское внимание. Поэтому молодых режиссеров нужно учить прежде всего умению выразить мысль словами. Нет такой вещи, которую нельзя было бы объяснить. Вот мы и учим ребят разговаривать друг с другом на профессиональном языке.
Как-то, общаясь с бывшими студентами Володи из режиссерской мастерской, удивилась, что они выуживали из него подробности съемок какого-либо эпизода, а он отвечал почти всегда не очень охотно. Задумалась: почему? Наверное, он просто не мог ответить. А я часто была свидетелем, как спонтанно вспыхивали его глаза во время съемки и как одно за другим сыпались предложения, как можно обыграть, снять ту или иную сцену. Но перед этой спонтанностью Володя мог долго ходить из угла в угол и чем-то мучиться: даже дома он не находил себе места. Он искал. Что? Что-то важное для него в каждой сцене. И какое же это было счастье, когда находил и делился своей находкой с нами. Делился, искрясь счастьем.
Это всегда был неординарный ход! Неожиданный и очень интересный! Но, наверное, если его спросить, как это получилось, он не сможет ответить. Как в нас рождается музыка? Мы не знаем. Я только знаю и видела, что не сразу, а после долгих раздумий.
К столетию ВГИКа Володя вместе со своими учениками снял фильм. Он проникнут глубоким уважением ко вгиковским выпускникам, восхищением их мастерством, преклонением перед их героизмом. Многие вгиковцы ушли на фронт, и там прервалась их молодая талантливая жизнь. В фильме открываются удивительные человеческие качества и мощность поколений, создававших наш великий некогда кинематограф.
Еще один малоизвестный фильм Меньшова в документальном жанре снят в 1998 году к 850-летию Москвы. Удивительная работа о двух московских кладбищах, Новодевичьем и Ваганьковском. Каждая часть длится 13 минут. Из застывших фотографий на безжизненных каменных крестах и памятниках появляется вначале живая и теплая улыбка человека, под камнем лежащего, а потом и весь он – живой, полный сил и энергии, в расцвете своей славы, будь то врач, спортсмен или артист. Глядя на этих красивых, смеющихся людей, особенно остро ощущаешь, что незаменимые есть и что тебе их так не хватает… Но… «не говори с тоской: их нет, но с благодарностию: были». Фильм пронзительный. Ожившие Зоя Федорова и Клавдия Шульженко, Лев Яшин и Эдуард Стрельцов, Василий Шукшин и Марк Бернес… Похороны Высоцкого и Никулина. Какие люди! Какая эпоха! Какая страна!
К счастью, некоторых удивительных людей этой эпохи мне довелось знать.
Алексей Баталов
Появление Баталова на съемках «Москва слезам не верит» вся группа встретила с радостью и облегчением. Героя долго не могли найти, потому что искали в другой возрастной категории – помоложе. Но наконец Меньшов случайно увидел по телевизору фильм «Дорогой мой человек» и понял, что Баталов в роли Гоши – интересное решение. Алексей Владимирович к тому времени уже давно не снимался, занимался в основном ВГИКом и Союзом кинематографистов, на что и сослался, отказавшись от роли. Правда, через два дня перезвонил Меньшову и все-таки согласился сниматься.
Работал он блестяще, если чего-то не понимал, просил режиссера «показать». Редкое качество – актеры, как правило, не любят, когда им «показывают». Никаких звездных замашек у Баталова не было: работал наравне со всеми. В перерывах рассказывал об Анне Ахматовой, о своей особой дружбе с ней, любви к ее стихам. О том, что Ахматова дружила с его мамой, актрисой МХАТа Ниной Ольшанской. О том, что, приезжая в Москву, Анна Андреевна всегда останавливалась у них в доме, причем именно в комнате Алеши. Куда на это время переселяли Алешу Баталова, мы не спрашивали. С нежностью вспоминал, что Ахматова подарила ему первый в жизни автомобиль: он знал в нем каждую деталь, каждый винтик, своими руками мог собрать и разобрать. Любовь к машинам, увлечение автотехникой остались с ним на всю жизнь. Водил Баталов всегда очень аккуратно, а вот с ГАИ отношения у него складывались непростые, и это удивительно. Как-то мы на машине «рафик» ехали с Баталовым и еще несколькими членами группы в качестве пассажиров на съемку, и нашего водителя за какое-то нарушение остановили. Тот понуро пошел объясняться, а мы, зная всенародную любовь к Баталову, стали Алексея Владимировича просить вмешаться. Баталов, нахмурившись, ответил, что не стоит ему этого делать, но под нашим натиском все-таки отправился к милиционеру. И когда подошел и, улыбаясь, сказал буквально пару слов, гаишник как будто назло проколол права нашему водителю. Мы в машине замерли, а вернувшийся Баталов устало произнес: я же вам говорил, не стоит мне этого делать.
