Мама
Она была для меня всем
Маму я, сколько себя помню, называла Зошей или Зошенькой; и пока мои подружки меня не спросили, почему так, я об этом не задумывалась. Маму не зовут Зоей: она – Ирина, но и она сама не могла вспомнить, откуда появилось это милое и удивительное прозвище. Больше никто ее так не называл. Да и, наверное, никто и не любил маму так, как я. Я любила ее не только сердечно, но и как-то очень жалостливо, понимала все ее проблемы и переживания, причем с довольно раннего возраста. Понимала я их по-взрослому, а зависела от мамы, как младенец, довольно долго. Может быть, потому, что мне казалось, будто нас на свете только двое, и, несмотря на то что видела я маму редко, кровную нашу связь и ее защиту я чувствовала всем своим существом. Помню, как однажды в поезде мы ехали с мамой и другими актерами на гастроли в плацкартном вагоне. На одной из остановок мама вышла за кипятком и, когда поезд тронулся, не вернулась. Вокруг шутили актеры, раздавался их смех, а я осторожно выглянула в проход, посмотрела в обе стороны, прислушалась к голосам и поняла, что мамы в вагоне нет. И вслед за этим я поняла, что я сейчас умру. Больше меня ничто ни с чем не связывало: мама была единственным источником моего существования, и без нее я наверняка умру, вернее – уже умерла, как неожиданно прекративший жизнь эмбрион. Возможно, так бы и случилось, задержись мама чуть дольше. Она была в другом вагоне, где тоже ехали актеры. Она попросила там сахар, чтобы напоить меня чаем, и чуть задержалась. Когда она вернулась ко мне, я была зеленого цвета и с холодными руками. Мама испугалась, не заболела ли я, и начала отпаивать меня чаем. Жизнь медленно и, казалось, неохотно начала возвращаться ко мне.
Мама была для меня всем. Папу я не помнила, но знала, что он умер. Были, конечно, и другие родственники – мамины два старших брата, мамин папа, мой дед, и мамина тетя. Но жили они все в разных городах и писали письма друг другу очень редко, а потому ни близости, ни родственных чувств у меня к ним не возникло. Исключением разве что был мой дед. Мама любила его так же, как я любила ее. Он был для нее совершенно особым, обожаемым и святым человеком. И еще со старшим братом Вадимом (Димочкой) их с мамой связывали теплые чувства.
Мама родилась 21 июня 1917 года в семье земского врача Николая Александровича Алентова и очаровательной, веселой Веры Петровны Тормасовой. В семье уже было два мальчика на два и четыре года старше мамы – Андрей и Вадим. Был и еще мальчик Роман, первенец, умерший еще до рождения старшего из братьев, а потому с деток сдували пылинки и очень любили.
Вера Петровна была единственной, самой любимой и к тому же внешне очень хорошенькой дочерью Анны Блиновой от второго брака. Первый муж ее, состоятельный купец, имел две типографии и несколько домов в Великом Устюге. Когда он умер, все его имущество досталось его еще довольно молодой вдове и детям. Вдова оказалась богатой невестой и вышла повторно замуж за небогатого Петра Тормасова, в браке с которым и родилась дочь Верочка – мама моей мамы. Повзрослевшие дети Анны Блиновой от первого брака уехали из Великого Устюга в Петербург, а уже с их детьми, а значит – сестрами, хоть и седьмая вода на киселе, моя мама встретилась в пожилом возрасте. Будучи в гостях у одной из них в Ленинграде, она с нежностью узнавала вещи бабушки Анны, знакомые ей с детства. Один из внуков Анны стал известным актером, сыграл Фурманова в знаменитом фильме братьев Васильевых «Чапаев». Борис Блинов впоследствии работал в Ленинградском ТЮЗе, женился на актрисе Юлии Предтеченской, матери художника Михаила Шемякина, и приходился Михаилу отчимом. Тесен мир воистину.
Моя мама никогда не видела Бориса Блинова, но, может быть, его пример стал когда-то для нее поводом рискнуть и попробовать себя на этом же поприще.
Найти в архивах подробности биографии Петра Тормасова, второго мужа Анны Блиновой, мне не удалось, но их дочь – Верочка, моя бабушка – наверняка была родительской гордостью, если судить по старым фотографиям. Хороша собой: светлая блондинка с зелеными глазами, прекрасно сложена, умна; училась она в Петербурге на двухгодичных Бестужевских женских курсах, куда поступить могла далеко не каждая претендентка. И она была девушкой с прекрасным чувством юмора, судя по сохранившимся студенческим рисункам-шаржам и хулиганским подписям к ним, которые она посылала будущему мужу Коле Алентову в Томск: там он учился в университете на медицинском факультете.
Николай Алентов был сыном священнослужителя уже в третьем или четвертом поколении. У его отца был большой приход в Красноборске, где много позже родится моя мама (теперь это район Архангельска).
К сожалению, подробности судеб старшего поколения Алентовых узнать не удалось, а по разрозненным свидетельствам – семья была многодетная. После смерти родителей (от чего? почему? когда?) Николай, будучи уже студентом, взял трех старших детей на свое попечение: Палладия, Клавдию и Виталия. А младших, по преданию, разобрали добрые люди. Все трое, взятые Николаем под опеку, получили образование: Палладий закончил сельскохозяйственную академию, Клавдия стала учительницей, а младший Виталий пошел по отцовым стопам и закончил Санкт-Петербургскую духовную академию, был пострижен в монашество и рукоположен в сан иеромонаха в Почаевской лавре архиепископом Антонием (Храповицким). Он написал книгу – исследование о чине Таинства елеосвящения в православной церкви, получил степень магистра богословия и состоял в братии Данилова монастыря. В 1936 году возведен в сан архиепископа Тамбовского и Мичуринского, был осужден и расстрелян 20 января 1938 года. В 1957 году – реабилитирован.
Мне была всегда интересна история фамилии Алентов. Она красива и звучит необычно. Многое о прошлом своих родных, в том числе о происхождении фамилии, я узнала, когда на нашем телевидении существовала программа «Моя родословная»: специалисты через архивные документы восстанавливали родословную популярных людей. Среди последних однажды оказалась и я. Генеалоги влезли в архивы, работу свою проделали, но программу к этому времени на телевидении закрыли. Впрочем, я успела узнать много интересного, а потом и сама смогла увидеть некоторые архивные документы. Так вот, о фамилии: слово «алетейя» – библейское, греческое, восходящее к древнегреческой богине Афродите-Алентии, а в переводе на русский оно означает «истина» и встречается в Библии 120 раз. Традиционно считается, что фамилия образована от имени, прозвища, рода занятий или места жительства дальнего предка по мужской линии. Поскольку мужчины из моего старшего поколения были священниками, то родоначальник семьи Алентовых мог избрать фамилию, читая Святое Писание. От слова «алетея» или «Алентия», скорее всего, и произошла фамилия Алентов, по крайней мере, так считают профессионалы. Я очень рада была это услышать: приятно иметь хоть отдаленное отношение и к богине, и к истине!
Хотя церковь у нас отделена от государства, близость и родство с ней не приветствовалось, и потому мои детские вопросы к маме: а кто дед? а прадед? – оставались без ясных ответов. Про прадеда мама говорила неохотно, скороговоркой: он был дьячок. А это кто такой? Ну, это маленький церковный чин, который читает молитву над умершим человеком, отвечала мама. Про Виталия – вообще никогда ни единого звука. Думаю, мама и сама знала немного. И Клавдия, мамина тетя, страшно смутилась, когда я увидела их юношескую фотографию с Виталием и спросила, кто это. Очень они боялись испортить мне судьбу родством со священнослужителями. Не поощрялось это в стране, строящей коммунизм и отвергающей веру.
