В то время я была влюблена в трилогию Алексея Толстого «Хождение по мукам», влюбила в это произведение Машу, и мы с ней стали играть в героинь романа – Катю и Дашу, как мальчики в детстве играют в пиратов. Я была старше Маши на два года.
О Маше мечтали почти все наши курсовые мальчики. Они провожали ее до дома, пытались ухаживать, но бесполезно – у Маши была первая любовь. Любовь звали Алексей Стычкин, впоследствии ставший талантливым переводчиком. За него она и выйдет замуж и уедет с ним в Иран, чем загубит свою едва начавшуюся кинематографическую карьеру. Она успеет до отъезда сняться только в двух картинах, но очень удачно. Машино нежное дарование словно было создано для кино – но она поехала вслед за мужем, а когда через три года вернулась, подросли новые очаровательные девчушки и про нее подзабыли.
Я обожала Машу: мне в ней нравилось все, к тому же наша игра в сестер делала наше общение необычным. Но у меня, в отличие от Маши, первая любовь уже прошла, и я все свое свободное время и всю любовь, в самом святом и хорошем смысле, готова была отдать ей. Ни о каких однополых отношениях мы, разумеется, в то время даже не слышали, и дружба существовала как нечто чистое и настоящее и среди девочек, и среди мальчиков. А вообще-то ни на дружбу, ни на любовь у нас и времени-то особо не оставалось: сутки напролет мы были заняты делом – придумывали и репетировали этюды, танцевали, фехтовали, пели, слушали, открыв рты, интереснейшие лекции, спорили, гонялись за новыми журналами и читали ночами самиздат.
На дружбу с Володей времени оставалось еще меньше, чем на дружбу с Машей, – правда, мы жили в одном общежитии и иногда могли подолгу стоять в коридоре у окна и разговаривать после занятий (а где еще поговорить наедине?). Мы беседовали и о творчестве, и о том, что происходит на курсе, и Володя даже рассказал мне про какую-то свою любовь в Воркуте, где он работал в шахте. Вроде она, эта любовь, приехала в Москву…
Со временем Маша стала скрывать свидания со своим возлюбленным и от мамы, и от меня, как от «старшей сестры». Она перестала быть со мной откровенной и даже обманывала, что вполне естественно для влюбленной девочки, которую «старшие не понимают». Ее мама боялась, что Маша рано выскочит замуж и тогда прощай учеба; а я, наоборот, почему-то считала эту влюбленность вздором, ребячеством и думала, что это такая же игра, как наша с ней в сестер. Когда я узнала, что Маша меня обманывает, что у нее есть своя тайная жизнь, я была совершенно выбита из колеи. У меня сложились свои представления о дружбе, и я посчитала тайную жизнь подруги, о которой я даже не догадывалась, несовместимой с понятием дружба. Я очень обиделась и резко перестала общаться с Машей, сильно переживая наш разрыв. А Машу наш разрыв не огорчил вовсе – она была во власти любви.
И остался у меня в друзьях один Меньшов. Я не посвящала его подробно в свои переживания, но на всякий случай сверила представления о правилах дружбы – и они у нас оказались одинаковыми. У окна в коридоре общежития мы обсуждали серьезные темы, говорили о так называемых общечеловеческих ценностях, о том, что хорошо и что плохо, что справедливо, что нет. Разногласий не возникало. Кроме того, я сумела разглядеть и другие его достоинства. Оказалось, что молодой человек много читал, хорошо образован – как выяснилось, закончил школу с серебряной медалью. Поразило меня и его искреннее переживание, что Эварист Галуа в двадцать лет погиб, но успел за свою жизнь стать одним из основателей высшей алгебры, а ему, Володе, уже двадцать один, он четыре года потратил на поступление, и у него ничего не получается в деле, которое он считает своим призванием. Мне было девятнадцать, и я полагала, что мир уже принадлежит мне, что я почти завоевала его, что впереди бесконечно длинная жизнь, которая будет наполнена трудной, но радостной, интересной и, безусловно, успешной работой.
С этим молодым человеком мне было очень интересно разговаривать. Он был умен. Я до сих пор считаю, что красота мужчины – в уме.
Как встретить Новый год
В первый год учебы я сюрпризом приехала встречать Новый год в Брянск к маме и Юре. Они меня не ждали: сюрприз я тщательно готовила, а когда появилась, с шумом, подарками, со смехом и рассказами о своей интереснейшей московской жизни, мы все трое были счастливы: я очень любила их, моих родных, и они любили меня.
На второй год обучения поехать на праздник к маме у меня не получилось, потому что уже 2 января что-то важное планировалось в Москве, уже и не помню, что именно. Мы так были заняты в студии, что крайне редко удавалось куда-нибудь вырваться, да и рваться-то особо некуда: у меня в Москве, кроме Марка Соболя, никаких знакомых. Но примерно за неделю до Нового года мы с девочкой с нашего курса познакомились в антракте какого-то спектакля с двумя симпатичными молодыми людьми, которые предложили отпраздновать Новый год вместе с их друзьями в большой студенческой компании. Мы с радостью согласились: нам хотелось расширить привычный круг общения. Как уж мы сговаривались встретиться, не имея мобильных телефонов, я уже не помню, но уговор подтвердили обе стороны, и 31-го числа я начала собираться на встречу с новыми знакомыми.
И тут девочка, с которой мы вместе должны были пойти на праздник, неожиданно отказалась, чем поставила меня в тупик. Одной идти и страшно, и неудобно: мальчиков двое, а приду я одна? Но мне было так интересно посмотреть, как москвичи встречают Новый год, как живут, какие у других студентов места обитания! Хотелось познакомиться с ребятами из других вузов и, может быть, завести себе друзей, а вдруг и встретить свою любовь? Словом, я приоделась, навела красоту и отправилась навстречу новой жизни.
Так называемый «мой» молодой человек ждал один: его друг заболел и остался дома, так что мне было проще извиняться за отсутствие сокурсницы. Мы отправились праздновать Новый год в большую студенческую компанию вдвоем и пришли в какие-то трущобы в районе Якиманки, похожие на старую Трифоновку. В тесной и душной комнате сидели человек пятнадцать – совсем не студентов, а каких-то взрослых людей, знакомых друг с другом и с «моим» молодым человеком. Стол был накрыт обильно, но как-то все оказалось очень тесно, громко, а главное – совсем неинтересно. Для собравшихся, я поняла, такие встречи на праздники привычное дело, но мои ожидания компания совсем не оправдала, и я спросила молодого человека: где же друзья-студенты? Он промямлил, что ситуация изменилась не по его воле и встречать Новый год будем здесь. Я, конечно, всем улыбалась и благодарила за вкусную еду, хотя ощущение, что я не в своей тарелке, нарастало. Правда, я увидела то, что меня интересовало: как живут москвичи среднего достатка и как они празднуют. Люди оказались доброжелательными, только жили они скученно, в очень старых домах-бараках, но к тесноте, видимо, привыкли. Зацепиться хоть за что-нибудь интересное на этом застолье у меня не получилось. Я с трудом дождалась полуночи и, посидев для приличия еще минут пятнадцать, стала собираться. Как доберусь до общежития, я не очень понимала, думала – «хоть пешком». Никто не обратил на меня внимания, когда мы пришли, и никто не заметил, как я стала потихоньку уходить, извинившись перед «моим» молодым человеком. Тут он шепнул, что мы уходим вместе в другую компанию, и мы ушли, вежливо попрощавшись.