Именно после этой работы Алексей Сахаров решил пригласить Володю на главную роль в картину «Человек на своем месте». Сахаров случайно увидел короткометражный дипломный фильм и влюбился в Меньшова сразу и навсегда, они потом многие годы дружили. А в «Счастливом Кукушкине» Володя снялся тоже случайно: никак не могли найти главного героя, а время съемок поджимало, и Шурик (так мы ласково называли Павловского всю жизнь) вспомнил, что Меньшов по первой профессии актер, и умолил Володю сняться. Меньшов отбрыкивался, но, чтобы не сорвать график съемок, в последний момент согласился. В итоге цепь случайностей определила дальнейшую Володину судьбу.
На Всесоюзном кинофестивале Меньшова наградили премией за лучшую мужскую роль, картина «Человек на своем месте» вполне могла получить и Государственную премию, но оператор фильма Миша Суслов не ко времени решил эмигрировать в США, и представление к Госпремии не состоялось. Много позже мы с Володей оказались у Миши в гостях в Лос-Анджелесе. Карьеры большой он в Америке не сделал, но позже преуспел в России: снял, кроме прочего, замечательные сериалы Сергея Урсуляка.
Начав сниматься в кино, Володя стал неплохо зарабатывать, и я, взглянув на скудный гардероб мужа, решила перед разводом его приодеть. Купила брюки, рубашки, костюм, две пары обуви. Особенно запомнился костюм и туфли под крокодила, невероятно красивого цвета – темного бордо. Володя воспринял мой жест как знак примирения, но он ошибался.
И вдруг известие: мне дали квартиру. Это было счастье совершенно непередаваемое, счастье во всех смыслах, и в смысле развязки в наших с Володей отношениях – тоже.
А получила я квартиру очень необычным образом.
Живущие в общежитии актеры со временем получали комнаты в коммуналках, и я тоже мечтала об этом. В театре пообещали «комнату за выездом» – то есть когда кто-то освободит жилплощадь. Выезжать планировала семья нашего рабочего сцены – Управление культуры выделяло ему, заслуженному человеку, отдельную квартиру. Вообще в то время, как правило, отдельную жилплощадь получали те, кто долго прослужил на одном месте, долго прожил в коммуналке в стесненных условиях. Быт довоенной и послевоенной Москвы точно спет Высоцким, но его приметы оставались повседневностью и в 70-е годы – на тридцать восемь комнаток всего одна уборная. Словом, я ждала комнату в коммуналке, как манны небесной, ждала, когда переселится наконец семья рабочего сцены, но тут услышала от них, что на «мою» комнату появились претенденты, какие-то совсем чужие, не театральные люди, явившиеся со смотровым ордером. Квартирный вопрос в Москве стоял всегда очень остро, и я это понимала, но к тому времени уже проработала в театре восемь лет, сыграла много ролей, играла успешно и рассчитывала, что заслужила комнату. Наконец даже те актеры, которые пришли в театр позже меня, уже получили жилье! Это было так несправедливо! Со слезами я побежала к директору театра, который мне и обещал эту комнату. Он подумал и сказал: возьмите с собой какого-нибудь народного артиста и идите в Управление культуры отбивать комнату обратно.
Легко сказать – «возьмите с собой»…
Своими проблемами я никого тревожить не стала: стеснялась, не понимала, какие слова подобрать, чтобы «взять с собой»! Но действовать следовало срочно, и я пошла в Управление культуры одна – рассказать о своей беде и попробовать восстановить справедливость. Встретила меня занимающаяся вопросами жилья сотрудница – Наталья Сергеевна Бобинова. Прошло полвека, а я помню эту замечательную женщину и благодарна ей до сих пор. Она внимательно выслушала и объяснила, почему комнату, пусть самую крохотную, мне до сих пор не дали и не дадут. Оказывается, в отношении тех, кому жилье предоставляется впервые, положено соблюдать нормы из расчета 9 квадратных метров на человека. А нас трое. Комнату в 27 квадратных метров найти практически невозможно, потому и не дают. «Вам по метражу, – сказала Наталья Сергеевна, – положена, скорее всего, двухкомнатная квартира. Пишите заявление». Я заплакала еще горше, понимая, что в обозримом будущем своего жилья мне не видать, ведь речь уже идет об отдельной квартире, а не о комнате в коммуналке. Заявление я, конечно, написала, но плакала не переставая и все спрашивала, нельзя ли обойти это правило девяти метров? Нам, мол, совершенно спокойно хватит этих девяти на троих. Наталья Сергеевна сказала, что, увы, это невозможно.
Стоит ли говорить, что квартиры я не ждала? Но вдруг, всего лишь через год, мне ее дали – двухкомнатную, 28 метров, в центре, на Разгуляе! Рядом с домом Василия Львовича Пушкина, дяди «нашего всего», в котором Александр Сергеевич часто бывал! Я точно обгоняла Гёте по количеству счастливых минут в жизни!
В общей сложности я была невменяемо счастлива, наверное, сутки. Вначале я не могла поверить, что квартиру вообще дали: может, ошибка? Потом не могла поверить, что отдельную! Потом – что двухкомнатную! Потом – что в центре! Но все оказалось правдой, благодаря спокойной, справедливой и прекрасной женщине Наталье Сергеевне. Спасибо, спасибо и спасибо ей! Тогда я не поблагодарила ее, это было не принято, к тому же минул год с нашей встречи, да и квартиру выделяло Управление культуры, а не конкретный человек, но я-то точно знала, что вначале была она, эта чудесная, рассудительная женщина, а вернее – ангел, посланный Богом нам в помощь!
Теперь следовало оформить постоянную прописку в Москве мужу и дочери: у меня она появилась автоматически, когда мне предоставили жилье. Разумеется, я прописала в новую квартиру и Володю – под возмущенные вздохи двух моих тогдашних подруг, которые знали о нашем намерении расстаться: «Вы же разводитесь, зачем ты его прописала? Мало ли что?» Я считала себя благородным человеком, и мы с мужем много вместе натерпелись за эти годы. Я уважала в нем талант и совсем не хотела мешать его карьере, которая только-только начинала складываться. И я не ждала от него никаких «мало ли что».
Я сказала Володе, что получила квартиру, что я его туда пропишу, но что переедем мы вдвоем с Юлей, а ему придется съехать из театрального общежития и подыскать себе жилье, благо деньги у него в связи со съемками появились. Володя не ждал такого поворота: он думал, раз я покупаю ему красивые вещи, то все-таки, может быть, я изменила свое решение развестись. Я его не изменила, но увидев, что ждал он другого, сказала мягче: «Давай просто попробуем пожить отдельно». Я думаю, он меня не понимал, возможно, в его глазах мое решение выглядело странно, но он не мог не чувствовать, не видеть, что наши отношения давно изменились кардинально.
И ему пришлось согласиться. Володя только попросил не разводиться официально, потому что ему предстояли поездки за рубеж, а разведенному меньше доверия, и с выездом могли возникнуть проблемы. Я ответила: «Конечно, когда нам понадобится официальный развод для создания новой семьи, тогда и оформим!»
Володя начал ездить за границу и привозил нам с Юлей подарки. Юлины я брала, свои возвращала.
Попытка примирения
Чтобы помочь обустроить новую квартиру, в свой отпуск приехала мама, и мы вдвоем дружно сделали ремонт. Поняв, что спасти брак нам с Володей не удалось, мама согласилась, что ей стоит перебраться в Москву, ближе ко мне. До выхода на пенсию ей оставалось доработать один сезон, да и жить в Брянске, где все напоминает о Юре, стало тяжело. На нашем семейном совете мы решили, что кое-что из мебели она перешлет контейнером мне, я буду постепенно обживаться, и мы начнем искать варианты обмена маминой квартиры на комнату в Москве. Так со временем все и сложилось, а начинала я жизнь в новой, совсем пустой квартире, с матраца на полу: больше там не было ничего.
