Драка закончилась, когда Влад понял, что Завадский действительно ничего не знает. Такая тряпка как он уже бы давно признался, не смог бы выдержать столько. Всё зря. Особенно та задница, что снова наступила в их с Вишневой отношениях. Он понял это по её взгляду — в глазах боль и обида, слёзы катятся по щекам, а сама трясётся.
— Иди ко мне, чего ты дрожишь, — сказал, делая шаг к ней, но столкнулся с выставленной вперёд ладонью.
— Не надо. Я не хочу тебя видеть.
— Послушай, Рит, у меня были причины…
— Замолчи, — грубо перебила она его. — Нет ни одной причины, которая могла бы оправдать твоё поведение. Зачем ты на него набросился? — истерично закричала, мгновенно меняя испуг на праведный гнев. — Можно было просто поговорить!
— Рита…
— Оставь меня в покое!
Она обняла себя руками. Такая беззащитная и расстроенная. А причина всему он. Внезапно всё то, из-за чего он затеял эту драку стало таким неважным по сравнению с ней. Влад захотел переиграть всё, только в жизни так не бывает.
Рита развернулась и направилась к Завадскому. Тот сидел на лавочке и купался во внимании местных бабушек. Те ойкали и причитали над ним.
Влад протянул руку, чтобы задержать Вишневу, но кто-то выкрутил ему её за спину, а над ухом раздалось:
— Пройдёмте с нами, молодой человек.
Его усадили в машину и закрыли там. Пришлось наблюдать в окно как Рита беспокойно мечется вокруг Завадского. По жестам и мимике он понял, что она извиняется за его поведение. Стало ещё противнее от себя самого. Почему он не умеет держать контроль над своими эмоциями? Мог ведь потом поговорить с утырком, без свидетелей. Выбить из него правду, а потом запугать, чтобы он не пожаловался Вишневой.
Влад очень обрадовался, когда Завадского также ухватили под руку и повели к машине. Рита проводила его печальным взглядом. Владу от неё достался лишь короткий миг презрения.
Он хотел выскочить из машины и подойти к ней, чтобы извиниться, но на соседнее сиденье приземлилось тело Завадского, после чего машина завелась и тронулась.
Эту ночь он провёл в обезьяннике вместе с ним. У него периодически капала кровь из носа, поэтому Влад его больше не трогал. Осаживал только, когда тот начинал борзеть и материть его. Но чаще он просто ныл о том, чтобы его выпустили.
— Заткнись уже, сцыкло. Не я так кто-нибудь другой проломит твой пидорский череп.
— Сам ты пидор! — испуганно воскликнул Завадский.
— Мало было?
— Эй, вы, заткнулись! — прикрикнул на них мент. — Иначе оба у меня загремите на пятнадцать суток!
Влад усмехнулся, но отвечать не стал. Его отец такого бы не допустил. Обычно он забирал его в течение часа. Только вот сегодня не спешил.
Пока Влад старался заснуть, Завадский никак не мог угомонится. Ворочался на деревянной скамье, пыхтел и крутился. Его куртка была вымазана в кровь и порвана, поэтому валялась на полу, а сам он трясся от холода. Влад сам не понял, откуда в нём взялась эта жалость к сирому и убогому, но он снял свой бомбер и швырнул его Завадскому.
— Заебал скулить. Накройся и заткнись уже.
Тот неожиданно принял его куртку и поблагодарил.
— Спасибо.
И такими глазами посмотрел, будто он баба, а Влад ему сто роз подарил. Противно до невозможности.
— Не знаю, как ты себя обычно ведёшь, но если будешь смотреть так на мужиков, то кто-нибудь тебе обязательно вломит за это.
Завадский ничего не ответил, и Влад предпринял ещё одну подремать. Иногда сквозь приоткрытые глаза он ловил на себе взгляды Завадского, но, когда открывал их полностью и пытался поймать его на этом, тот быстро отворачивался. Хер поймёшь, что у этого дибила в башке творится.
Отец забрал Влада в семь утра, громко матерясь и отплевываясь. Не орал, но отчитывал так, что его совесть зашевелилась где-то в недрах души. И вроде не первый раз, только всё теперь выглядело в другом свете. Разочарованная Вишнева, расстроенные родители, рыдающая мать Завадского. Просто какой-то чёрно-белый сюр. Самое обидное, что и маньяк так и не нашёлся. Может быть такое, что Волков ошибся? На него не похоже. Придётся искать дальше несмотря на то, что Вишнева теперь его помощь не примет.
Когда Завадский появился во дворе, Влад застыл, отказываясь верить своим глазам. Тот был не один, а с девушкой. Красивой такой блондинкой, длинноногой, стройной и голубоглазой. Той самой, что вроде как была ЕГО девушкой. Но кажется, так думал только он. Потому что Вишневой было очень хорошо в компании дрища. Она весело смеялась, слегка запрокидывая при этом голову, и хватаясь за предплечье Завадского.
— Кирииилл… — донеслось до него, — я не могууу… Хватит уже…
И она снова зашлась в приступе смеха.
Завадский стоял рядом и сверкал белыми зубами, с умилением наблюдая за смеющейся Ритой. С ним она никогда так не смеялась. В основном убегала, ворчала, отворачивалась или обижалась.
Внутри зажгло ярким пламенем неконтролируемой злости.
Влад рывком поднялся с качелей, на что те отозвались пронзительным писком несмазанных подшипников. Резво направился в сторону парочки, сжимая кулаки, пока спрятанные в карманы. В голове шумело от нахлынувшей ярости и разочарования. Ещё днём Вишнева млела от его поцелуев, а вечером уже гуляет с другим. Неужели он ошибся? Она казалась такой стеснительной, неприступной и гордой. Он был почти уверен, что до него к ней никто не прикасался. Неужели ошибся?
— Прекрасная погода сегодня вечером, не находите? — с фальшивой бодростью поинтересовался у голубков Влад.
Завадский пораженно уставился на него, не спеша отвечать. На перепуганной роже забегали глазки. Но он всё же пересилил себя и остался стоять на месте. Не хотел терять лицо перед Ритой.
— Да, наконец-то тепло, — мечтательно протянула Вишнева. Будто ему, блядь, на самом деле нужен был её ответ. — Привет, Влад. А что ты тут делаешь?
Она не заметила, что он едва сдерживается, чтобы не втащить Завадскому, а тот словно олень перед львом, чувствует надвигающуюся угрозу, но от страха не может пошевелится.
— В другой раз обсудим потепление, Вишнева. А сейчас пиздуй домой, мне с твоим дружком поговорить надо.
Голубые глазищи шокированно уставились на него. Беззаботность, минуту назад исходившая от неё волнами, внезапно исчезла.
— Что, прости? — недоверчиво переспросила она.
Владу немедленно захотелось встряхнуть её и закричать прямо на ухо: — Где теперь твои улыбки, а? Не смешно уже, блядь, не смешно? Только с ним такая?
Только он не сделал этого.
— Уйди.
Вишнева протестующе качнула головой. Скрестила руки на груди и поджала губы. Упрямая ослиха.
— Да насрать! Я предупреждал.