– Совпадение!! А бабам своим ты тоже подделки даришь?!
– Люда, я честный человек, конечно подделки.
– И кстати, сколько баб было за время нашей семейной жизни?
– Люда. Говорю как на духу. Не помню.
– Верю. В это верю. Едем дальше. Ты трахался с Катей?
– С какой именно?
– С моей подругой!!
– Нет, конечно! Подруги неприкосновенны.
– Остальные Кати меня не интересуют. Так, следующий вопрос: я же лучший секс твоей жизни?
– Говорить правду легко и приятно.
– Ты же никого, кроме меня, не любишь?
– Нет. Никого.
– Ну и слава Богу. Про дочку генерала Хадякова не спрашиваю.
И тут Славик зачем-то глупо улыбнулся и сразу понял, что это провал. То есть, когда только мышцы губ начали менять конфигурацию под действием электрических импульсов, другие импульсы нарисовали в его голове слово «конец».
– Так, минуточку. Дочка генерала Хадякова! Ты сказал, что та девица у нас дома – это его дочка и приходила к нам смотреть квартиру! Слава, это же его дочка! Слава??
По лицу Славика все было понятно.
– Скотина! У нас дома!!! Никогда тебе этого не прощу!!! Ты сегодня же свалишь к любой из своих баб!!! Мудак!
Через двадцать минут убитый Славик хлопнул еще коньяку и пошел в зал. Все было готово к открытию выставки. Гостей пришло много, и даже несколько телеканалов было в наличии. Ведущий болтал о важности искусства для воспитания общества, а потом посмотрел в сценарий и объявил:
– А теперь слово главному человеку в жизни нашей художницы – ее мужу Вячеславу Марковичу.
Славик нехотя вышел к микрофону:
– Вы знаете, нет ничего важнее творческой самореализации. Я бесконечно рад, что моя жена не только прекрасный врач, помогающий людям справиться со сложными заболеваниями, но и тала… но художник со своим взглядом на мир… и что она осмелилась решить, что может рисовать, – и вот теперь мы видим результат. Это прекрасная выставка. Выставка-продажа, кстати. Я точно куплю пару работ. Уверен, они… они… станут украшением моего кабинета.
И в это время из зала раздался гром:
– А вам правда нравятся работы жены?
Славик посмотрел на публику, на злорадствующего Костика, вспомнил про антидот, не увидел Игоря Сергеевича и наконец посмотрел на Люду, которую по-настоящему любил. А на лице у Люды было все написано. Обреченность и какая-то бездна. Она, конечно, понимала, что художник из нее так себе, но человек никогда не хочет смотреть в глаза действительности, особенно когда речь идет о творчестве. И можно сколько угодно говорить о самодостаточности, но человек искусства хочет признания и чахнет без него. Славик все это понимал и поэтому с самых первых карандашных рисунков он говорил Люде, что она талантлива и ему искренне нравятся ее работы. Она, может, и догадывалась, что он привирает, в конце концов Славик не зря носил свое прозвище, но ей было важно, что ему не все равно. Она воодушевилась и решилась на выставку, первую. А сколько в истории было художников, у которых первая оказалась сразу последней, и чаще всего причиной краха была именно реакция публики. Реакция публики зачастую – это эффект домино. Достаточно одному человеку сказать «хрень какая-то», и все. Остальные костяшки падают стремительно. И Люда и Славик это понимали. Славик вспомнил о дикой боли, улыбнулся жене, послал ей воздушный поцелуй и уверенно произнес:
– Да, мне очень нравятся эти работы! Честное слово!
В следующее мгновение Славик упал в обморок.
В гримерке Славика приводили в чувство Люда, Костик и Игорь Сергеевич.
Пришедший в себя Славик услышал, как его жена практически кричит:
– Игорь Сергеевич! Вы немедленно вытаскиваете этот чертов чип, и пусть врет сколько хочет!! Сядет – значит, сядет! Лучше я буду женой лжеца, чем вдовой правдоруба!
Потом она увидела, как муж приходит в себя, и кинулась к нему:
– Славочка, в себя пришел… любимый мой, как я испугалась, как я тобой горжусь, ты ради меня жизнью рискнул!
Игорь Сергеевич нехотя отметил:
– Ну, допустим, не жизнью.
– В смысле?!
– Вячеслав Маркович, никакого детектора нет. У вас капсула, а у меня пульт, я нажимаю кнопку, она вас бьет током. Тогда в институте я вас напугал, ну и вы, я так понимаю, потом уже не рисковали до момента с живописью вашей жены. Но вот что интересно. Я же понимал, что вы сейчас соврете, и кнопочку не нажал, а вы все равно в обморок. Впечатлительный вы…
– Что?! Вы меня что, обманом пытались заставить перестать врать?! Да у вас ничего святого!
– Как же ничего, воля вашего отца – святое. Так как ваш день с правдой?
– Могли посадить за наркотики, потом потерял друга, затем жену.
– И это за полдня. Н-да. Судя по всему, вам и правде и правда не совсем по пути. Но с ложью тоже надо что-то делать.
В разговор неожиданно вступил Костик:
– Мне кажется, надо понять причину вот этой девиации Славика: мне мой психолог говорит, что все из детства. Славик, как ты думаешь, почему ты все время врешь?
– Слышь, ты, девиация, почему-почему?
Славик с грустью посмотрел куда-то вдаль, сделал глубокий вдох, поджал губы, как будто еще раз все обдумал, и начал каминг-аут:
– Прихожу я как-то домой с уроков раньше обычного и застаю своего папу… ну, в общем… с моей же учительницей по французскому. А мама, вероятно, тоже что-то подозревала и вечером меня прижала к стене, знаю ли я что-то про папу и учительницу. А меня все детство учили говорить только правду! Понимаете, ну я и сказал… Так меня мама, МАМА год мурыжила, что я идиот и что правду не нужно было говорить, про папу я вообще молчу, он же еще долго маму убеждал, что я соврал про него, чтобы от учительницы избавиться. В итоге я вынужден был всем сказать, что я всех обманул. Вы просто не представляете, как больно мне было! Какое-то беспросветное отчаяние, ну как у Люды сегодня на лице, когда меня про картины спросили, и плюс к этому ощущение вселенской несправедливости. Все внутри меня кричало: «Так нечестно!!!»
Славик сам практически закричал, в глазах скопились слезы. И потом добавил:
– С тех пор все. Замкнуло.
У Люды задрожала нижняя губа.
Игорь Сергеевич тяжело вздохнул:
– Я этого не знал… Какая травма… Теперь все становится на места… Бедный мальчик. Что же вы раньше не сказали, будем с этим разбираться, а пока… что же делать, живем в рамках парадигмы вашей вынужденной лжи и все по мере сил помогаем. И вы, Люда, тоже. Что-то придется простить…
– Да-да, конечно, как представлю себе бедного Славочку, так сердце заходится, это же так несправедливо!
Поздно вечером Костик набрал Славика:
