Вдоль дороги извергались большие пушистые гейзеры. Во всех направлениях сверкала радуга. Вода собралась перед скобяной лавкой, а потом понеслась между коттеджами на Вулпит-роуд к реке, словно наводнение. Из ближайших магазинов высыпал народ, улыбаясь с какой-то радостной тревогой на лицах. Дети и даже некоторые мужчины кричали и носились, и их приходилось останавливать. Виктории казалось, будто здесь ненадолго собрался весь город, гадая, закончится ли сейчас мир или всего лишь выберет какое-то простое, красивое, изумительное направление.
Большие или пустяковые, все эти случаи выглядели частью целого; все словно указывали на одно и то же. Вот только непонятно на что.
Как часто бывает при новой экономике, «Шропширские товары для рыбок» выживали, но не процветали. Магазин, ненадолго став не столько предприятием, сколько курьезом, был из тех событий маленьких городков, чей звездный час уже прошел. Скоро маленькая площадь снова уснула. Посещаемость упала, хотя в темные вечера клиенты еще приходили. С этим было не поспорить. Их можно было заметить со спины, силуэтами на фоне витрины, куда они таращились; и самое неизгладимое впечатление оставляли их плечи, которые, когда не нахохливались из-за холодов ранней зимы, выглядели длинными и круто покатыми. Как только они входили, звенел колокольчик.
Малыша Осси теперь можно было видеть за стойкой даже чаще, чем Джеков. Его «Тойота» снова появилась на парковке, в своем обычном положении впритирку к баку с песком, слегка под углом. Всю грязь смыли шлангом, спущенную шину заменили; в противовес кто-то разбил заднее окно, словно то, что произошло в карьере, нужно было воспринимать как часть нескончаемого процесса. Старик поздно закрывался и никак не мог запереть дверь с первого раза. Так Виктория Норман его и застала, однажды вечером в десять: пока он возился с замком, согнувшись в три погибели, хотя все-таки не на корточках.
– Эти двое уже съехали? – спросила она. – А мне казалось, они там на своем месте.
Это она забавно подметила, сказал он. Томми и Бренды, если она о них, сейчас нет.
– Это я вижу, – сказала Виктория.
– Они в Кинвере, по своим делам: больше мы их не увидим. По крайней мере, не в ближайшее время. Не в ближайшее.
Они недолго смотрели на магазин. Аквариумы переливались или светились: на этой точке падающей кривой бизнеса в них было больше декораций – той странной искусственной среды, где все либо затонувшее, либо затопленное, – чем рыбы.
Затонувшие домики, затонувшие мостики, затонувшие замки, затонувшие колонны храмов и минареты. По гравийному дну, уходившему в безмятежную зеркальную бесконечность каждого зеленого аквариума, были разбросаны затопленные виллы эклектичного стиля. Там царила эстетика светящейся гальки, грибов аляповатых фиолетовых и зеленых оттенков; заговор древних каменных голов, утонувших подлодок и саркофагов.
Внизу, где масштаб ничего не значил и даже воду можно было изобразить затонувшей, над домиками нависали огромные постмодернистские сундуки с сокровищами, переполненные широкими монетками и нитками жемчуга. Все ярко симулировалось, сияло, красовалось тропическими оттенками, обросло пластмассовой ряской, символизирующей медленные и глубинные морские перемены: аквариумы словно преобразились в диорамные версии знаменитых, но ныне утраченных коралловых рифов мира, воссозданные аниматорами, которые в жизни не видели коралловый риф.
Виктория показала.
– Вон тот водопад, – сказала она. – Он из пластмассы. Скажи, от него правда неуютно? Под водой якобы течет вода?
Она почувствовала, как передернулась.
– Мне – да. Мне неуютно.
Старик молча наклонился и снова принялся возиться с замком. Воспаленные глаза. Сопливый нос. Она вцепилась в плечо кастроловской куртки и попыталась выпрямить его – как ставят на ноги младенца в торговом центре. Она была твердо настроена завладеть его вниманием.
– Где ты был? – сказала она.
Стоило до него дотронуться, как он бросил, что делал, и уставился перед собой, но не так, как если бы что-то увидел. Просто лишился движения. Словно его напугало развитие событий – и в то же время удовлетворило. Пока он так торчал, дождь удвоил силы, падая в свечении магазина длинными белыми мазками. Он падал со шкворчанием и эмульсировал волосы на макушке Малыша Осси. Загривок его куртки промок; под тканью старик казался на ощупь тощим, но его трапециевидные мышцы были твердыми как кость. Ей пришло в голову, что этого человека невозможно вывести из себя. Но все же он полон сил: если бы хотел стряхнуть ее руку, стряхнул бы.
– Не спрашивай – и я не отвечу, – заметил он.
– Можешь просто перестать меня избегать, – сказала Виктория. – Обещаю, ты ничего этим не выиграешь. Я только хочу знать, что случилось с Перл. Я хочу знать, что случилось с моей мамой перед смертью. Я хочу знать, что здесь случилось.
Под патиной дождя его лицо поблескивало белым. На миг ей показалось, что он ее ударит. Но он только отстранился, долго смотрел на нее, затем сказал:
– В конце все получат ответ.
– Ой, иди в зад. Просто иди в зад.
Но вместо этого он погладил ее по руке.
– Не волнуйся ты так, малая, – посоветовал он. – Как дойдет до дела, с тобой все будет хорошо. Иначе с вами и не бывает.
Растерявшись из-за какой-то максимальной бессмысленности слов, она могла только наблюдать, как он проворно перебегает под дождем через площадь к машине – нахохлив плечи, с руками в карманах.
– У тебя есть собака? – услышала она, как кричит ему вслед своим худшим столичным голосом – настроенным ровно посередине между ипотекой в Далстоне и тетушкой в Клапеме. – Это же тебя я видела, да? В полях, и в городе по ночам, с собачкой?
Сперва Малыш Осси словно не обратил на нее внимания. Дождь барабанил по крыше «Тойоты», разлетался твердым паром в свете неоновой вывески. Он распластался на багажнике, чтобы выбить оставшиеся осколки заднего стекла; потом в необычном скользящем движении – в котором и гибкость, и неловкость сдержали весь свой потенциал, – втянул себя через дыру. Засучил щуплыми бедрами. Крошечные ступни брыкнули, стукнули, потом проворно пропали из виду. Внутри он развернулся и высунулся, недолго покачав головой Виктории в каком-то озадаченном презрении – словно в принципе невозможно ошибаться так, как ошибается Виктория, – и тогда уже пропал насовсем.
– Когда придет твой черед, все у тебя будет хорошо, – услышала она его сразу перед тем, как завелся двигатель.
Дискомфорт от этой встречи выгнал ее из города – по А5 глубоко в Уэльс. В результате она пропустила столько встреч, что риелтор перестал направлять к ней покупателей. Виктория отправилась его пришпорить – к его опрятной витрине в Верхнем Городе. И риелтор, и его помещение пахли лаком и продажами.
– У вас тут так замечательно, – сказала она, вздыхая и оглядываясь. Твердо решив не проникаться ситуацией, он сосредоточился на своем офисном столе.
