Она расправляет на нем одеяло и быстро заправляет концы под край матраса.
– Вот так, хорошо и уютно… Пожалуйста, дайте знать, если что-то нужно, а врач скоро подойдет.
Молодой человек по-прежнему молчит, опустив глаза.
– Здесь вы в безопасности, – слова вырываются в отчаянной попытке его утешить. А может, и себя тоже. Дурное предчувствие цепляется за нее, как тень, с самого утра. – Это Госпитальное судно Его Величества «Британник». Самое большое во флоте. Он непотопляемый, между прочим.
Ничего.
Энни собирается уходить. А потом видит мужчину, которого приняла за Марка Флетчера, в другом конце палаты. Двое санитаров поднимают солдата с носилок и укладывают на постель.
Она понимает, это глупо, но душевная боль тянет ее к нему. Энни пробирается сквозь раненых, словно повинуясь некой невидимой силе.
Теперь между ними стоит незнакомая ей сестра, она плотно укутывает пациента одеялом.
– Как он? – спрашивает Энни из-за плеча женщины.
– Без сознания, – отвечает та, не поворачиваясь. – Ранение в голову. Говорят, вчера впал в кому, бедняга.
Наконец сестра отходит, оставляя Энни с ним наедине. Теперь она может изучать его лицо сколько угодно, удовлетворить любопытство, убедиться, что глаза ее обманывали, что фантазии снова взяли верх, что…
Она вглядывается.
Она всматривается в него, кажется, целый час, хоть на деле проходят лишь считаные секунды, – спрашивая себя, не настигло ли ее очередное видение, наполовину воспоминание, наполовину сон.
Но нет.
Это – Марк.
Этот человек – Марк.
Он кажется постарше Марка – Марк, разумеется, и должен был повзрослеть. Серые проблески на висках, губы запали, в уголках глаз морщинки – как маленькие трещинки на вазе, которые делают ее еще ценнее, напоминая о ее хрупкости.
Но сомнений нет.
Дрожь узнавания проходит по телу Энни; прочие сестры пробегают за ее спиной, не обращая на нее внимания.
Это он.
Марк здесь.
Марк Флетчер вернулся к ней.
Вот оно… вот что было целью всего этого. Вот почему она знала, что должна ответить на письмо Вайолет, должна оказаться здесь, на этом корабле, в этом странном морском путешествии с умирающими.
Каким-то образом она так этого желала, что все сбылось. Каким-то образом между ними возник безмолвный зов. Даже спустя столько времени. И теперь вот он, лежит здесь. Полумертвый, но не мертвый.
И на этот раз он больше никому не принадлежит. Он один.
Он только для нее.
1912
Глава двенадцатая
11 апреля 1912 г.
Куинстаун, Ирландия
Энни стояла на открытой палубе, дрожа под плащом от холода и сырости. Корму окутывал туман, такой плотный, что затмевал бледный рассвет, и настолько густой, что она едва видела, как что-то движется в двадцати футах перед ней. Силуэты, темные и нечеткие, появлялись и исчезали в изменчивой белизне. Слуги, должно быть; вряд ли Асторы встали в такой час, тем более для похорон прислуги.
Море как будто сговорилось с людьми, создав туман, дабы скрыть похороны мальчика от любопытных глаз. Оно провожало его в последний путь, лелея в мягчайшем одеяле облаков.
Голову Энни тоже как будто заполнял туман. Шел всего второй день путешествия «Титаника» из Саутгемптона в Шербур и Куинстаун. После сегодняшней остановки дальше будет только открытое море. Согласно маршруту, им предстояло провести в море еще пять ночей, прежде чем они пришвартуются в Нью-Йорке – если, конечно, их не задержит непогода. Ночь выдалась ужасная, девушка не смогла заснуть после того, как сбегала за Гуггенхаймом и помогла ему найти своего врача, а потом отвела их обоих в каюту Асторов. Вайолет уже спала, и как бы Энни ни хотелось поговорить, ей не хватило духу разбудить подругу. Она ворочалась, казалось, несколько часов, а потом наконец заснула… Лишь для того, чтобы дикие сны замучили ее – в одном, например, ей явился мужчина, и это точно был Марк Флетчер. Пусть Энни не могла вспомнить подробностей, кроме тепла дыхания на коже и рук, ласкающих шею, сон оставил постыдное и обжигающее послевкусие.
Она поплотнее запахнула плащ.
Энни подобралась ближе, движимая почтением к усопшему и, если уж начистоту, любопытством. Ей, разумеется, уже доводилось видеть мертвых, но лишь после того, как деревенские бабули их вымыли и переодели, а потом уложили в гостиной, чтобы остальные простились. У мальчика Асторов не было гроба: его обернули в парусину и утяжелили балластом из трюма. Вышел совсем небольшой сверток – такой легко спутать со связкой белья или спасательных жилетов, зачем-то скованных тяжелой железной цепью.
Асторы попросили, чтобы тело похоронили в море как можно скорее. Мальчик был сиротой, а потому не было причин оставлять его на борту. Его не ждала семья, а до Куинстауна, последней остановки перед Нью-Йорком, добрых шесть-семь часов. Скорее всего, просто хотели избежать скандала. И тем не менее Энни это казалось чересчур поспешным; смерть мальчика была внезапной и неестественной, и все это выбило ее из колеи.
Когда Энни услышала, что на службе должны присутствовать слуги Асторов, то решила тоже прийти, пополнить скудные ряды. Она пересчитала присутствующих: старший дворецкий, две горничные миссис Астор, камердинер мистера Астора, двое младших дворецких, все в шляпах и в застегнутой на все пуговицы одежде оттенков черного и угольного, и два матроса – помочь с телом. Скорбящие были так же беспокойны, как и Энни, они топтались на месте, расхаживали, заламывали руки. Никто, казалось, не знал, что делать и чего ожидать. Протокол требовал, чтобы похоронами распоряжался капитан – но к маленькому слуге это, конечно, не относилось.
Наконец из тумана появился пожилой мужчина в черном костюме, с Библией под мышкой, в котором Энни узнала одного священника из второго класса. К нему подошел старший дворецкий и после минутного разговора велел остальным выстроиться вокруг завернутого в саван тела.
Священник открыл свою книгу и начал службу, но Энни, стоявшая позади, едва слышала слова, уносимые ветром. Она незаметно скользнула вперед на пару шагов, не осмеливаясь подбираться слишком близко, чтобы не потревожить скорбящих. Ей понравилось то, что удалось услышать: как мертвые в море спят без надгробий, и потому между богатыми и бедными нет различий. Теодор Вутен – имя слишком строгое и формальное для крошечного мальчишки – будет покоиться с королями и крестьянами, и все они равны в глазах Господа.
Когда священник закрыл книгу, матросы присели на корточки по обе стороны тела, затем взяли доску с маленьким свертком парусины на плечи. Немного неловко подняли ее над перилами – и все, сверток скользнул в море. Край борта высоко поднимался над водой, и Энни услышала плеск – тело встретилось с волнами. Она снова содрогнулась.
