Через несколько минут Энни кажется, что она плывет. Когда она поворачивает голову, вид меняется не сразу, а отстает. Все неестественно, отстраненно и абстрактно. Вес, который она обычно чувствует, который давит на грудь каждую минуту, исчез. Она начинает смеяться без причины.
Восхитительное чувство.
Эппинг наливает еще выпить.
Час спустя комната кружится. У Энни проблемы с крошечным откидным сиденьем рядом с рабочим столом Эппинга, и она внезапно соскальзывает с него, как будто корабль качается. Ей трудно расставлять слова в правильном порядке и выталкивать их изо рта, не хохоча. Кроме того, ей жарко. Пришлось снять фартук, расстегнуть воротник и стянуть накрахмаленный чепец. Волосы падают на плечи.
Чарли сидит по другую сторону стола, в пределах досягаемости. Его лицо покраснело, он вспотел, но улыбка широкая, свободная и непринужденная.
На нее давно никто так не смотрел. Не замечал ее. Не ценил. Не хотел. В течение четырех лет в Морнингейте она была невидима, как призрак. Она была не человеком, а тенью. Здесь, с Чарли Эппингом, она вышла на свет.
Остальное как в тумане. Его руки дергают за пуговицы, а она его не останавливает.
Его губы находят ее шею.
Даже когда он стонет, все, что она слышит, это голос Деса.
Что мы наделали, Энни? Что мы наделали?
Она не уверена, сколько часов прошло. Энни просыпается от шепота Десмонда Фланнери, который все еще звенит в голове.
Где я? В тесной комнате пахнет мускусом и потом. Рядом спит молодой человек, и тут она вспоминает. Чарли Эппинг. Дешевый виски. Неуклюжие поцелуи.
Она соскальзывает с койки и собирает свою одежду. Эппинг спит глубоким удовлетворенным сном. Энни медленно одевается, как будто с трудом вспоминает, как это делается. Ей нехорошо. У нее жар и ломота, даже подошвы ног болят.
Она делает шаг или два, опираясь на мебель, и ее рука падает на бумагу. Большой лист занимает четверть стола. В тусклом свете, льющемся из коридора, она видит, что это карта.
Это напоминает Энни о той ночи четыре года назад. Карты и координаты, а также точное знание того, где что находится, были очень важны. Она видела цифры, но не знала, как найти эти координаты на карте, поэтому, как только цифры забылись, знание тоже ушло… Энни все еще может представить себе эти крошечные белые квадратики, исчезающие в черноте Атлантического океана, и она все еще сожалеет о том, что сделала.
Ей кажется, что она все еще плывет по течению в опасном море, и что-то в карте заставляет Энни чувствовать себя в безопасности. Это защита, талисман вроде кроличьей лапки или четырехлистного клевера, поэтому она сворачивает карту, разглаживает ее ладонями, а затем складывает, пока карта не уменьшается настолько, что поместится в кармане ее фартука.
А потом она уходит.
До кают сестер милосердия еще далеко, когда Энни осо-знает, что у нее что-то вроде жара. Голова кружится, и девушка боится, что упадет в обморок, прежде чем доберется до своей комнаты, так что утром ее найдут распростертой на полу недалеко от радиорубки. Энни боялась не смерти, а скандала. Боялась, узнают, что она сделала.
Рядом ванная комната, где пациентов погружают в воду, чтобы промыть раны и снять лихорадку. Внутри большая металлическая ванна и бочки с водой.
Обычно для пациентов воду нагревают, но Энни не утруждается этим: займет слишком много времени, и, кроме того, она вся горит. Меньше всего ей нужна горячая вода. Она снимает с себя мокрую от пота одежду и залезает в ванну. Вдруг вспоминает, как входила в воду дома, как море вгрызалось холодом в ступни, в лодыжки. Она опускается в воду, сначала медленно, потом рывком.
Сперва она чувствует себя хорошо, лихорадка отступает. На минуту она ощущает себя в идеальном равновесии. Но затем холод проникает в ее конечности, холодит пальцы рук и ног, покусывает ягодицы, щекочет подмышки.
Энни мечтает, чтобы холод забрал ее. Все кажется странно знакомым, как будто находишься в объятиях любовника.
Энни закрывает глаза и уплывает. Вокруг проступают обрывки воспоминаний. Мерцающая поверхность воды в ванне напоминает чашу для гадания, которую мистер Стед использовал для сеанса, ее блестящая перламутровая изнанка сверкает серебром и белизной… Серо-стальные и голубые раковины выбрасывало на берег возле дома ее детства… Ребенком она, казалось, мили могла проплыть с толстыми серыми тюленями, мимо крошечных скалистых выступов, которые усеивали побережье Баллинтоя.
Следующее, что Энни осознает, – она стоит, вода льет с нее, как дождь через водосточную трубу, капли ударяются о поверхность воды в ванне так громко, что болят уши. Зубы яростно стучат, губы онемели. Как долго она спала в холодной воде? Она могла замерзнуть насмерть.
А потом она видит свое отражение в стекле шкафчика, настолько хорошо отражающем, что это застает врасплох и солдат, когда они вылезают из ванны. Только в отражении не Энни. В отражении женщина с изрезанным лицом, ее волосы коротко острижены, как у заключенной или кающейся грешницы. Разъяренная девушка с жаждой убийства в глазах.
Энни, отшатнувшись, отступает на шаг, затем вылезает из ванны. Она сходит с ума. Должно быть, она сходит с ума.
– Это ты, – шепчет она. – Лиллиан.
– Нет, – отвечает насмешливо голос. – Это ты.
И голос доносится из-за спины Энни.
Энни оборачивается и видит призрак, поднимающийся из воды, фигуру женщины, которая ярко мерцает, как утренний свет на росе. Она стоит, возвышаясь над Энни. Ее вид парализует Энни, но отзывается в ней. Смутное, старое воспоминание проносится в голове.
Я тебя знаю.
Это та женщина, которую она встретила на пляже много лет назад, будучи ребенком. Дубеса из рассказов ее бабушки. Энни чувствует, как от этой правды у нее дрожат руки.
– Повернись и посмотри на отражение. Ты узнаешь это тело, не так ли, Лиллиан Ноттинг? Ты когда-то была ею.
Уставившись на нее, Энни тянется к своим волосам, готовая нащупать короткую стрижку, но в ее руке длинный, влажный пшеничный локон.
Это не отражение.
– Я здесь, чтобы напомнить тебе, кто ты, и о нашей Сделке. Я долго ждала, Лиллиан Ноттинг, но больше ждать не буду.
Ужасная боль в голове возвращается, боль, грозящая расколоть череп надвое.
Мерцание становится ярче, настолько интенсивным, что Энни не может на него смотреть.
– Это прекрасное тело – я подарила тебе его, помнишь? Твое было уничтожено… О, ты ужасно надругалась над ним, да? Ты так хотела вернуться, но тебе был нужен новый сосуд.
Энни проводит руками по своему обнаженному телу. Это ее тело, единственное тело, которое она когда-либо знала.
– Я Энни Хеббли, – говорит она больше себе, чем видению.
– Иногда, когда берешь другое тело, возникают проблемы. Старый дух не хочет уходить. Ум все еще загроможден прежней жизнью, прежними воспоминаниями. Все зависит от тебя, Лиллиан Ноттинг. Ты должна взять тело под конт-роль.
