— Послушай, — обратилась к Каину, после недолгого молчания, — то, что было ночью…
— Жалеешь? — перебил на полуслове и, обернувшись, посмотрел на меня пристально, в глаза заглядывая, ища в них ответ. Помотала головой в знак протеста. О таком не жалеют.
— А ты? — спросила зачем-то, как будто и так не ясно. Он промолчал, сжал только кулаки, но даже с места не сдвинулся. — Слушай, это всего лишь секс, и я вообще ни на что не рассчитываю, каждый получил то, что хотел. Мы были пьяны, злы, и нам обоим это было нужно. Давай просто забудем и все, — мне было неловко и до ужаса неприятно произносить эти слова, стоя на холодном полу, я нервно теребила ткань футболки.
— Забудем? — он выгнул бровь и в несколько шагов преодолел расстояние, между нами.
— Ну…да… — близко, он находился слишком близко. — И на посиделки со своими друзьями меня больше тащить не надо, не нужно мне указывать на место, каждый раз, когда ты посчитаешь нужным. Я уже поняла, что для тебя пустое место. А то, что было ночью, это всего лишь физика и алкоголь.
Отчего-то хотелось расплакаться. Просто устала. От всего устала. Воспоминания ворвались в голову на бешенной скорости. Вечер с его друзьями, та сногсшибательная брюнетка, которой я вот даже в подметки не годилась, унижение, которое мне пришлось испытать. Потому еще Антон откуда не возьмись взялся, и прицепился, как банный лист. Мычал там что-то про то, что был не прав, а я лишь одного хотела, чтобы он свалил и больше не появлялся. Сил просто даже говорить не было. А потом был Каин и этот бешенный секс, который я до конца жизни вспоминать буду и краснеть.
— Настя…
— Я пойду, а ты не грузись, считай, что ничего не было.
Развернулась и уже собралась позорно сбежать в свою комнату, когда меня грубо схватили за запястье и потянули назад. Не удержавшись, я просто рухнула на широкую грудь и тут же была подхвачена за талию и усажена на стол. Каин молча раздвинул мои ноги и устроился между ними, обнимая меня руками.
— Что ты делаешь?
— Схожу с ума. Разве не видно? — он усмехнулся, а потом выругавшись себе под нос, резко дернул меня на себя и впился в мои губы поцелуем. Таким же грубым, как и ночью. Кажется, он вообще не умел быть нежным. Умел только брать: жестко, настойчиво, так как ему хочется. — Не могу больше, блядь, не могу…весь мозг, бля, чайной ложечкой выжрала, ведьма проклятая, — он говорил, покрывая мое лицо поцелуями, слизывая со щек соленные слезы, которые мне так и не удалось сдержать.
— Что не можешь? — всхлипнула, упираясь ладонями в стальную грудь.
— Сопротивляться тебе не могу, не получается, — шептал хрипло, переключившись на шею, слегка покусывая ее и зацеловывая «пострадавшее» место. А на моем теле кажется и не осталось мест, на которых бы не было его метки, он же как с цепи сорвался. — Что же ты делаешь, девочка, я ведь совсем на тебе помешался, откуда только ты взялась на мою голову.
— А унижал ты меня, потому что помешался, да? — толкнула его в грудь. Внезапно проснувшаяся ярость вскипела в венах. — Баб на стороне трахал, наверное, тоже, потому что помешался? — оттолкнув его, собралась слезть со стола, но меня быстро вернули на место.
— Да, Настя, именно поэтому. Тебе девятнадцать, бля, а мне тридцать шесть и вагон дерьма за плечами. Думаешь я слепой и не видел, как ты на меня смотришь?
— Так ты… — догадка обрушилась на меня взрывной волной, — так ты специально что ли? Все это…и вчера…да ты…ты…да пошел ты знаешь куда, чертов придурок. Это жестоко, понимаешь ты, жестоко! — слезы снова хлынули из глаз, не помня себя от злости я колотила мужа, не разбираясь, куда попадаю, била со всей силой, на какую только была способна, пока он не перехватил мои запястья и не прижал к себе, не позволяя отстраниться.
— Прости меня, слышишь, прости, — прошептал, продолжая удерживать. — Я думал, так будет лучше, не умею я иначе, Настя, только так, жестко, чтобы с корнем.
— Отпусти меня.
— Не отпущу, Насть, не могу, теперь уже не могу.
21
РУСЛАН
Сорвался, окончательно сорвался со всех катушек. Тормоза отказали прямо перед столкновением с бетонной стеной. Оглушительно так впечатался. Влип по самые уши. Феликс, зараза, был прав во всем. Я уже предвкушаю его самодовольный вид на новость о том, что я все-таки не смог остаться изваянием на поведение Насти.
Не мог я уже сдержаться, это выше всяких человеческих сил, когда по вене пускается чистое безумие. Разве так можно доводить человека? Я чуть с ума не сошел, когда она скинула одежду, являя безукоризненное тело. Не костляво-худое как у Оксанки, а самое что ни есть женское тело с плавными изгибами и пухлыми выпуклостями в нужных местах, наощупь просто чистый кайф. А грудь? Эти девочки у меня теперь все время перед глазами.
Несмотря на жгучую уверенность в поступках, во взгляде Насти все-таки сквозило волнение, мой храбрый воробушек.
Как коснулся, так и пропал, дальше уже сам черт не смог бы оторвать меня от нее, даже если бы земля под ногами разверзлась, цепляя меня в адские объятия. А гореть мне там в ярком пламени точно за то, что такую девочку заграбастал. Вот только отправляйтесь прямо к чертям, но не отдам уже никому.
Особенно этому рохле, который доводит меня до белого каления одним фактом своего существования. Ему просто повезло, что я испытывал слишком сильное желание оторвать Настю из его загребущих рук, чтобы оказаться наедине. Кулаки самопроизвольно сжались, стоило лишь напомнить себе о их милой встрече в кафе. Так ворковали. Не думал, что доживу до момента, когда начну испытывать ревность. Дожился!
Желание оторвать голову сынку Замятина внезапно вспыхнуло с новой силой, так ярко, что аж ослепляло.
В алчущем желании я и встретил самоубийцу на пороге нового кабинета.
— Вызывали, товарищ полковник? — мелкая душонка, вроде по уставу обратился, но вот весь внешний вид вопил о презрении. Стоял весь такой самоуверенный в собственном превосходстве над ситуацией и надо мной заодно, вот только я раздавлю тебя как букашку, гандончик ты наш штопанный. Не зря Антоном назвали, ой не зря.
Откуда столько смелости только…не ясно. Папашка быстро пролетел с назначением, так что не видать ему повышения как собственных ушей.
— Лейтенант Замятин, в кабинет быстро, — процедил, заходя внутрь и мечтая припечатать кулаком его сразу же у стены. Чтобы запомнил раз и навсегда, что мое трогать нельзя. Вот только в этих стенах каждая тварь будет знать о происшествии через секунду, что повлечет нехилые проблемы. Так что придется обучать по старым методам.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться, — развязно выдал, прохаживаясь по кабинету.
Сученыш. Я сейчас тебе обращусь. В травмпункт.
— Сел и не отсвечиваешь, — скинул папку с новой ориентировкой на стол. Вдох. Выдох. Каин, тебе нельзя сейчас влипать в скандалы. Кресло может и не пошатнется, но лишние разговорчики никому не нужны.
