— И что?
— Он говорит, что ты не берешь трубку, — серьезно сказал Саша, продолжая сканировать лицо жены. Она моментально вскинула на него боевой взгляд. Впрочем, неудивительно.
— Теперь поговорить со мной захотел? Что же так? Уже можно и с дочерью поболтать? Теперь я достойна того, чтобы со мной разговаривали? — на голову Ракитина посыпались упреки.
— Они с мамой волнуются, ты трубку не берешь, о себе знать не даешь. Как бы там ни было, Настя и Руслан твои родители. Матери вообще плохо было, ты знаешь же, что ее волновать нельзя?
От этой информации в глазах Милы проскользнуло волнение, едва уловимое, но было. Стоп-кадром. Она прикусила губу и дернулась, будто бы хотела прямо сейчас рвануть за телефоном, но вовремя остановилась.
— Как она? — глотая едкие замечания и обиду, прошептала Мила.
— А ты позвони и узнаешь, Мил. Это ведь несложно. Что бы там в твоей голове ни было, но мать тебя любит, и отец тоже. Ты для них все, пусть себе и вообразила обратное.
Саша сказал правду, ту, в которой был уверен на все сто процентов, если не больше. Мила молча встала и ушла к себе. Не нужно было быть гадалкой, чтобы понимать — она позвонит первая, несмотря на свою гордость, которая в комнату заходила первее самой девушки.
21. Тяжелый разговор
Девушке было очень стыдно, сильнее, чем она могла бы себе представить. Конечно, одно дело дуться на родителей, а другое…слышать, что маме было плохо, а она не взяла трубку. Сразу можно почувствовать, как тяжелый груз придавливает плечи.
Сердце зашлось в безумном ритме, отбивая немыслимую чечетку. Ну как же так?! Как так?! С одной стороны Мила понимала, что ни в чем не виновата, это с ней ведь поступили неправильно! Но с другой, она хотела самой себе надавать звонких оплеух за то, что игнорировала родителей. Что отец, что мать звонили, еще бы. Как иначе? Но Мила упрямилась и уперлась рогом, показывая свою исключительную схожесть с отцом.
Если уж что втемяшилось ей в голову, то и топором не вырубить. Ни заставить и ни приручить, ведь она была своевольной и любящей делать так, как хочет она.
Взволнованная девушка забежала к себе и первым делом потянулась за телефоном, который, разумеется, предусмотрительно был на беззвучном режиме. Со зла, от обиды, разгрызающей душу на ошметки. Пара касаний к экрану, секунды ожиданий, и в трубке стали слышны гудки.
— Алло, — ответила мать Багировой, а Мила аж выдохнула со стоном.
— Мам…
— Солнышко, ну как ты там?! — женщина сразу воодушевилась, услышав голос дочери. Мила же в это время продолжала крутить себя на вертеле.
Эти минуты, что прошли с того момента, как Саша сказал ей о маме, и до секунды, когда она взяла трубку, показались ей вечностью. Практически рыдая, Мила одним потоком выпалила:
— Ты как? Вы врача вызвали? Что папа? Ты лекарства пьешь?
Дело было в том, что подобная ситуация однажды уже случалась, тогда, правда, уж точно не по вине Милы, но все же. Мать перенервничала, что отец не выходил на связь, будучи «на задании», и это неплохо так эмоционально припечатало женщину. Первый гипертонический криз. И пусть мать Багировой была всегда молодой и прекрасной, но случилось подобное, однако впоследствии не повторялось. Лишь на погоду слабо могло давать о себе знать и то редко.
— Милусь, да все нормально, ты не волнуйся…Никакого врача тоже не надо.
То есть?! Она так спокойно об этом говорила, как будто ничего эдакого и не случилось. У Милы аж дыхание сперло, ну быть такого не может! С такими вещами не шутят и уж тем более не игнорируют.
— Как это не надо? Ты что? Папа так просто спустил все на тормозах?
На том конце провода послышался нервный смешок.
— Вот как раз папа и не спустил, но это была реакция на резкую смену погоды, доченька. Не волнуйся, правда…Ты лучше скажи как вы?
Первым порывом было высказаться. Да так, чтобы никому мало не показалось, излить душу в мельчайших подробностях, рассказать обо всем, что тут успело произойти за считанные дни, но потом девушка вспомнила ночь, проведенную с Сашей, а также те нежные и граничащие с безумием, горячие касания к ее телу, и все гадкие мысли разом выветрились из головы.
Захлопнулись. Смятение поселилось в душе. То, что не должно было так прочно укорениться в душе, взяло и укоренилось. Багирова запретила себе даже думать о Саше в каком-то другом ключе, кроме как о друге ее брата. Но ему удалось опять растеребить тот маленький росточек, что зачах. За какие-то считанные дни раздул в душе Милы маленький уголечек, тлеющий едва заметно. О нем и девушка сама знать не знала, а тут открытие. Неправильно все это. Недолжно так быть.
— Нормально я.
— Саша тебя не обижает? — мать искренне переживала, это слышалось в голосе, но упрямству ее дочери можно было бы позавидовать, так что сквозь зубы Мила все-таки ответила абы как.
— Не обижает.
Жаловаться девушка не будет. Ни за что и никогда.
— А ты его?
— Мам, если ты думаешь, что я все забыла, то ты глубоко ошибаешься.
Да, она первая пошла на контакт, но она не забыла, что ее сбагрили, так что сразу в нежные объятия родителей она прыгать не собиралась. И вообще ей надо было разобраться самой в себе. И в том, как она реагировала на Ракитина. Неправильно.
— Я просто хочу тебе сказать, что он звезду с неба тебе достанет, и просить не придется. Просто присмотрись к Саше. Возможно, ты ищешь врагов там, где их нет, не было и никогда не будет. А он замечательный человек и очень похож на твоего отца. Я могла бы только мечтать, чтобы у моей дочери был такой муж, как у меня. Но, черт возьми, Мил, он во многом даже превосходит твоего папу. Терпением и умением ждать.
Слушать это было приятно и тягуче невыносимо. Как будто жилы вытаскивали из тела.
Багирова непонимающе уставилась в экран телефона, не осознавая ровным счетом, почему слова матери так глубоко задели ее. Почему она замерла, почему на мгновение потеряла связь с реальностью, вспоминая сильные руки, обхватывающие ее в кокон. Пусть она вырывалась, пусть брыкалась, но это было приятно, казалось таким правильным и настоящим. И еще эта забота, то, как он оберегал ее, да и закат…вспомнил же.
Мила понимала одно: при большом желании Ракитин давно бы сделал так, что она растеклась бы перед ним лужицей, но он не делал. Почему? Давление в груди нарастало, пронося кровь по венам со скоростью света. Девушка понимала, что где-то ошиблась, но никак не могла уяснить где.
Что-то не складывалось. Он ведь недвусмысленно давал ей понять, что между ними ничего быть не может, так почему сейчас? Сейчас, когда она наконец-то смогла шагнуть дальше, все пошло не так? И почему ее так быстро откинуло до «заводских настроек» с неизменный мигающей красной лампочкой, врубающейся всякий раз, когда Ракитин оказывался в поле ее зрения?
