1
— Ты…ты дочь Макарского?! — он схватил меня за горло и прижал к стене под звуки стрельбы с улицы. Глядя в некогда любимые глаза, я чувствовала, что умираю. — Что он сказал тебе сделать? Убить пока сплю? — безумие вперемешку с отчаянием вспороло сознание. Мужчина озверел, сжимая тонкую кожу все сильнее и сильнее.
Мыльный пузырь из счастья лопнул. Легко и просто. По мановению жестких пальцев, когда-то мягко касающихся меня. Сейчас же свирепых и колких. Не знающих никакой пощады.
— Я…ничего не знаю, меня никто не присылал, — хрипела, кислорода не хватало, и сознание медленно покидало меня.
— Не ври мне, не ври! — приложил о стенку сильнее, после чего тошнота стала усиливаться, а зрение плыть. — Ты изначально имела четкий план, ты ведь передала информацию, да? А я не верил, — злобная усмешка стала для меня чем-то сюрреалистичным. Акцент. В минуты особой злобы акцент был настолько ощутимым, что теперь олицетворялся со свирепым отчаянием.
Он придвинулся ко мне вплотную и выплюнул в лицо:
— А теперь живи с тем, что ты стала подстилкой злейшего врага своего отца зря — та информация пустышка. Меня не так просто достать. Ни тебе, ни кому бы то ни было еще.
Захват руки ослаб. Дверь с силой отворилась. Вооруженные люди гомоном прервали самый отвратительный диалог в моей жизни. Я медленно скатилась по стенке, мечтая раствориться. Не существовать.
Последнее, что я помнила, это взгляд, полный ненависти и презрения, направленный на меня словно дуло пистолета.
Я не предавала тебя, Темный. Верь мне.
2
Июнь, жара невыносимая. Волосы прилипали к телу даже с учетом того, что они были собраны в высокий хвост, вечер томил еще и полным отсутствием хотя бы легкого ветерка. Тягучий воздух с трудом пробирался в легкие, казалось, что я вовсе не дышу. Несмотря на работающий кондиционер в машине…было как в аду. Влажная кожа прилипала к кожаной обшивке сидения.
Я всегда любила лето, но прохладное, а не знойное. Когда ты вечерами гуляешь по пустынным улицам, впитывая в себя тот самый запах лета. Не похожий ни на какой другой.
В душе плотным комком укрепилась тяжесть. И только радость предстоящей встречи с братом внушала уверенность. Призрачную, но такую нужную.
Против воли в памяти то и дело всплывал разговор полуторачасовой давности. Год не виделись с семьей, а холод в нашем доме стал поистине арктическим. И это никак не изменить. Увы.
— Надежда, мы несказанно рады, что ты почтила нас своим присутствием в такой важный день. Жаль только, что сочла необходимым опоздать, — хмурый взгляд окатил пренебрежением и холодной ненавистью. — Было много гостей и столько же вопросов относительно тебя.
Я шагнула в «родные» неродные стены особняка и неуверенно остановилась у входа.
— Мне жаль, рейс задержали…
— Ты пропустила праздничный ужин, — высокий статный мужчина вновь лишь мельком глянул на меня и продолжил заниматься своими делами: сидеть и читать газету, попутно попивая апельсиновый фреш. — Твой брат уже уехал в ресторан к друзьям, мне кажется, там будет уместно твое присутствие. По крайней мере, он будет рад, — ни единой эмоции, ни даже проклятой ухмылки.
В этом и заключалась особенность моего отца.
Я давно не пыталась заслужить его одобрения или даже внимания. Нет. Хотя бы человеческого отношения было бы мне вполне достаточно.
Но нет и его.
Изящный ресторан встретил меня яркими огнями, я с трудом протиснула белый внедорожник мимо небрежно припаркованных машин и, стянув волосы в незамысловатую гульку, вышла из автомобиля.
У входа в ресторан стояла компания мужчин восточной внешности, среди них был человек, явно не подходящий под эту категорию, но небрежная темная щетина вполне могла бы намекнуть на восточные корни. Он перевел на меня взгляд, магнетический и вязкий, плавно укутывающий как будто в кокон.
Я знала этот взор, улавливала среди множества других, — заинтересованность, вот только она насквозь была пропитана чем-то настолько порочным, что мимо воли волосы на теле вставали дыбом, а внутри образовывался странный комок.
Он был идеально сложен, насколько это в принципе возможно рассмотреть за плотной тканью белой рубашки, что, разумеется, казалось алогичным в такую изматывающую жару. Внешний антураж его спутников срезал на корню любые вопросы. Он оделся по дресс-коду.
Широкий разрез глаз и невероятно длинные распушенные ресницы. Лицо усыпано едва заметными морщинами, придающим возраст. Таких мужчин можно назвать “породистыми”, и даже заметные мазки зрелости не делали внешность хуже. Наоборот. На таких хочется смотреть.
Такие точно знают, что делать, как добиться своего, применяя не только выигрышный внешний вид, но и острый ум. Все это читалось в движениях, походке, атмосфере в целом.
Женщины падки на таких породистых "самцов".
Видимо, настолько увязнув в изучении загадочного объекта, я окончательно потеряла внимательность. Оступилась и едва ли успела бы обхватить поручень, если бы не сильная рука, взявшаяся откуда-то сбоку.
—احذر!*
Бас глубокий и протяжный, а захват рук непримечательный, словно украденный, несмелый и настолько осторожный, необходимый лишь для того, чтобы я не разбила лицо о бетонные ступеньки.
—شكرا جزيلا.*
Я не поднимала головы и не смотрела на собеседника, лишь осторожно выпрямилась после сказанных слов, чем точно шокировала группу мужчин напротив, да. Я знала арабский, и довольно хорошо, как для студента- арабиста с одновременной практикой в одной из международных организаций. Меня взяли туда в качестве эксперимента и остались довольны.
Подняв взгляд к входной двери, я столкнулась с зелено-серыми глазами, которые все так же немигающе смотрели на меня, зачаровывали, околдовывали. Мужчина давно отделился от группы и стоял прямо у входа. Прищурился и как будто смаковал открывшуюся перед ним картину.
И одновременно как-то злобно поглядывал на араба, который подал мне руку.
Я мечтала поскорее смыться и вырвать свое сознания из густой патоки и восточного аромата, исходившего от мужчин.
— Прекрасно говоришь по-арабски. Даже мои костлявые уши смогли это разобрать, а я ведь далеко не склонен к языкам, — он улыбался так, что проявились глубокие ямочки. Глаза оставались холодны, их не тронула эмоция.
— Благодарю, — темные глаза методично проследили за движением моих губ.
Мы словно дышали одним воздухом, так глубоко он забрался под кожу.
