— Я просто узнала то, что немного пошатнуло меня. О человеке, который неожиданно стал мне дорог, — хотелось захлопнуть рот ладошкой, как будто сказав это громко, я неожиданно яснее увижу картину. Так и получилось.
— Что говорит твое сердце?
— Оно болит.
— Я не про физику. Я про чувства. Помнишь…зорко одно лишь сердце? Как чувствуешь, так и поступай. И не грусти. Как бы ситуация ни вывернулась, как-то оно будет. Очень многое в любом случае зависит от тебя и от твоего взгляда на ситуацию без эмоций и ложных ожиданий.
— Я чувствую, что это причинит мне боль, — пальцы впились в деревянную поверхность скамейки.
— Значит, сделает сильнее. Закалит. Боль обязательно сменится чем-то добрым.
Парень протянул мне розу и открыто улыбнулся. Заразительно добрая улыбка отразилась слабой ухмылкой на моем лице.
Дышать становилось ощутимо проще, пока за спиной не раздался злобный голос. Мышцы мгновенно натянулись, и тело вновь погрузилось в арктические льды.
— Что ты тут делаешь? — в горле моментально пересохло, я замерла, как перед лицом хищника замирает зверек.
Рашидов просканировал пространство, заметив, что я сидела достаточно близко, ближе, чем изначально, и сжимала в руках розу с улыбкой. Позднее она застыла на лице искусственной маской.
Идеальный отглаженный костюм, белая рубашка. Как прекрасно может смотреться смерть во плоти.
— Собирай манатки и чтобы я тебя не видел, иначе вернусь и скручу шею, — кинул незнакомцу.
Ответить мне не дали, зато моментально схватили за руку и потянули в сторону дома. Я лишь мельком глянула на побледневшего садовника. Он понял свою ошибку, резко отвернулся и сжал руки в кулаки.
А Темный так и продолжал волочь меня за собой. Ноги заплетались. Мне было страшно, по-настоящему страшно. Взгляд настолько пронзал своей одержимостью, что я не решалась и пикнуть. Оставалось молиться, что он не раздавит меня как мошку.
Слезы продолжали литься по щекам, когда мы достигли второго этажа.
Рашидов резко прижал меня к стене. Я смотрела в обезумевшие глаза. Губы подрагивали, а мужчина являл собой чудовище. Рука на шее сжималась сильнее. Каждый глоток воздуха давался все труднее.
— Красивый мальчик, да? Понравился? — выплевывал мне в лицо.
Я задыхалась. Вцепилась руками в широкую кисть. Ногти впивались в кожу, но ему было все равно.
— Я…нич..
— Ты ничего не хотела, да? Знаю я вас всех, вы все так похожи, сразу перескакиваете на новый член. Быстро.
Мысли безумной вереницей проносились в голове, пока душа медленно уползала в пятки. Я прикрыла глаза, продолжая беззвучно плакать.
— Смотри на меня, смотри и запоминай. Ты моя. Хочешь ты того или нет, уже моя. И ты чувствуешь притяжение тоже, не ври. А кто подойдет к тебе — умрет. В страшных муках. Ты ведь не хочешь такой участи несчастным? — мужчина прижался ко мне всем телом. Отпустил шею, но придерживал за талию. Горячее дыхание опаляло кожу.
Я не смотрела на него. Но чувствовала исходившую злобу. С примесью…ревности? Ну как же, кто-то посмел поговорить с любимой игрушкой. Кто-то посмел проявить заботу и участие. Кто-то подумал, что я живая.
— Я просто…разговаривала с человеком, просто… говорила. С единственным человеком тут, кто… смог проявить ко мне просто уважение. Человеческое.
Дыхание сбивалось, я снова и снова оступалась на каждом слове. Внезапно накатила такая тошнота, что казалось, я все свои внутренности выверну наружу. Как мне плохо. Рыдания становились все громче, я просто на краю долбанной пропасти.
Голова стала тяжелой.
Я не буду оправдываться за то, что ничего не сделала. Это слишком. Не он будет мне указывать, не он. Господи, почему так больно. И так бесконечно плохо от всего этого.
— Что значит единственный человек? — волевой подбородок дернулся. Я конвульсивно сжалась сильнее.
Молчала, пытаясь привести дыхание в порядок.
— Моя женщина должна чувствовать себя богиней, а не загнанной ланью, Надя, так что скажи мне, что конкретно тебя не устраивает. Но не надо за моей спиной любезничать с мужиками. Не прощал и никогда не прощу предательства. Запомни это.
— Я в тюрьме, — выдала сквозь рыдания. — А ты. Что шаг влево или вправо и убьешь меня? — прошептала надрывно и рассмеялась в лицо. — Я же тебе нужна как кукла? Трахать и забываться, да? Самоутверждаться? Нравится насилие? Контроль? Так бери и трахай, вот она вся я. Давай, чего ты ждешь? — размахивала руками в разные сторону и плакала сквозь безумный смех.
Спустя мгновения, когда мозг окончательно потерял связь с реальностью, начала раздеваться. Нарочно показательно.
— Успокойся, — перехватил мои руки и склонил голову к моему лбу.
Я методично смотрела на подрагивающий кадык и поросль волос на груди. На губах оседала соль. Моя эмоциональная боль.
Один ответ на все. Машина. Ты просто робот.
— Успокоиться? Когда мне надо было успокоиться? Когда ты меня украл? Или когда специально приковал к себе? Когда не дал вернуться домой? Или когда я была в чертовом лесу одна перед лицом дикого зверя? Или когда ты меня трахал? Или когда специально приручал как зверушку, чтобы иметь влияние? Когда мне, мать твою, надо было успокоиться? А может когда твои люди смотрят на меня как на шлюху последнюю и гадают, как быстро ты мне шею свернешь?! Когда? КОГДА МНЕ НАДО УСПОКИТЬСЯ, СКАЖИ МНЕ КОГДА. Я УСПОКОЮСЬ УЖЕ!
Рашидов сжал меня сильнее, притягивая к горячей груди. Я плакала в ворот рубашки без остановки. Словно сорвало краник какой.
— Я никогда не заботился о шлюхах, с которыми спал. Так с чего ты решила, что для меня ты такая? Если бы я хотел тебя просто трахать, то не думал бы о безопасности и не закрыл бы здесь. Не знакомил бы тебя с семьей, не называл бы своей женщиной. Тебе не приходило в голову просто поговорить? Ты молода и кажешься мудрой, но в данном случае поступки совсем разнятся. Не выдергивай чеку, если не готова бросить гранату. А ты ведь не готова к этому, Надя? Вопрос со всеми, кто причастен к тепершней ситуации, я решу быстро.
Он взял мое заплаканное лицо в ладони и прошептал в губы:
— Я сошел с ума, как увидел тебя, так кто на самом имеет влияние на меня? Кто, цветочек?
— Если я сделаю что-то не так, как свою жену убьешь меня?
Рашидов схватил меня за подбородок и придвинулся лбом к моему. Нос к носу. Ноздри раздувались. А мне уже было все равно. Выпотрошена. Морально.
— Что за хуйню ты несешь, цветочек?
— Наглая ложь? — безэмоционально выдала. Руки безвольно опали вдоль тела.
— Моя жена была последней сукой, на которой я женился по расчёту. Мне был нужен брак для статуса, ей — чтобы кичиться цацками перед подружками. Дал ей билет в жизнь, надеялся, что она родит мне детей…заживем. Ни о какой любви речи не было, а она загуляла с охранником, после чего в пьяном угаре разбилась с ним на спорткаре. Кто ее нахуй трогал? Даже если бы гульнула, просто нахуй отправилась бы без средств к существованию. Я мудак по многим пунктам, но не подонок. Криминальный авторитет, да. Сидел. Да. Но на колени меня не поставили никогда за мои принципы. А принципы у меня более чем яркие, я живу по понятиям, и среди прочих вырисовывается один самый важный чисто для меня. Я не трогаю женщин и детей… Так неужели ты думаешь, что я смог бы убить женщину, к которой ничерта не испытывал? Да я забыл почти сразу же. Если я не тронул родственников человека, который привязал меня к грузовику и тащил по болоту за продырявленные насквозь руки…то о чем речь? Когда я почти умер, но чудом остался жив. Восстал из мертвых. Позже я убил этого человека за содеяное… И убил всех, причастных к убийству моих родных, но не тронул их близких. Никогда не трогал и трогать не буду. Это моя жизнь, Надя. Я по шею в крови, но жену я свою не убивал. И тебя из своей жизни я не выпущу уже никак, ты в глубине души чувствуешь, что и сама не хочешь уходить.
