Тварь. С тобой потом поговорим. Все потом. Сейчас главное Света. Гнев плавно накрывает меня, руки самопроизвольно сжимаются. Пульс грохочет где-то в горле, я медленно начинаю догонять всю ситуацию, и ни черта мне она не нравится. Не вставляет. На ходу цепляю пьяных или накуренных девиц и парней, двигаясь ровно против движения толпы.
Быстрее. Быстрее.
Неоновый свет огней вращает комнату и временами слепит зрение, но мне ничего не мешает двигаться по приборам. Острыми иглами в мозг впиваются догадки. Одна хуже другой. Вяжущее ощущение во рту усиливается, взгляд точечно локализируется на одной двери. Света там.
Сердце замирает, потому что хреновое предчувствие сжимает его. Медленно погружаюсь в вакуум, звук не доходит до сознания. Я быстрее двигаюсь сквозь беснующуюся толпу.
Я все ближе к точке. С быстрого шага срываюсь на бег, хватаюсь за ручку двери, рывком открываю ее, чтобы застать самую ужасную картину в своей жизни. Света с закрытыми глазами и раздвинутыми ногами висит на каком-то сморчке, пытающемся раздеться. Он оставляет безобразные отметины, красными пятнами расползающимися по белоснежной бархатной коже. Верхние пуговицы блузки расстегнуты, являя пухлую грудь в полупрозрачном лифчике на всеобщее обозрение.
—Никита! — голос срывается, она меня не может видеть, эта агония проходится по телу острым кинжалом, вспарывая кожу. Моя бедная девочка.
Меня замыкает. Зверь вырывается наружу.
—Сука, ты покойник, — удар приходится в затылочную долю, я оттягиваю тварь от Светы и просто устраиваю месиво. Мне плевать, я вижу только заплывшую от мнимого удовольствия харю. Ногами зажимаю брыкающееся из последних сил тело и забиваю рохлю в пол точечными ударами. Кулаки разбиваются в кровь, взгляд плывет, но мне мало.
Я дорвался до него. Я слышу булькающие звуки, вижу, как он корчится, как пытается просить. Моли. Моли меня остановится, ибо тебе не поможет больше ничто.
—Никита, — всхлип доносится сквозь вязкую пелену. Но доносится. Я слышу крик. Он отдается в груди открытой раной. Боль такая, что не сдвинуться с места. Отрываюсь от тела не без труда. Пот водопадом стекает по телу, смеяшиваясь с кровью и болью. Я резко оборачиваюсь и смотрю, как Света, забившись в угол, плачет, обхватив себя руками. Губа разбита, и маленькая струйка крови стекает по шее, утопая в этой самой, ничем неприкрытой, кроме тонкого лоскутка, груди.
Пытаюсь подойти к ней. Весь на адреналине. Мне кажется, что ее боль сейчас синхронизировалась с моей. Удвоилась. Утроилась. Воспламенилась изнутри и осела пеплом в душе.
—Ни-ки-та, — пальцами цепляется за порванную блузку, стараясь прикрыться. Ногти обломаны, все руки в крови. Она все в крови, мать твою.
—Света, все. Все закончилась, моя девочка, все хорошо, — тихо и без резких движений подхожу к ней и сажусь на корточки. Медленно поднимаю руку, и ее глаза расширяются от ужаса. Она не в сознанке. И запах. Что за запах?
—Мне плохо, я не понимаю, Никита? — вопрос, утвержление или отрицание? Эмоции сменяются бесконечно. Я рывком обхватываю ее тело, когда понимаю, что она опадает в моих руках.
Без сознания.
Хлопаю Свету по щекам, но ничего не происходит. Ужас подкрадывается со спины и бьет по затылку. Окровавленными пальцами нащупываю пульс, а у самого в это время дыхание замыкается.
Меня как будто скручивает по спирали. Кровь шарахает в висках, а сердце врезается в ребра на скорости. Я, блядь, ничего не понимаю, не могу собраться. Света полураздета, с трудом стягиваю с себя пиджак и накрываю ее полностью, чтобы поднять на руки и унести. Она вся как ледышка.
Мои мышцы напряжены и конвульсивно сокращаются, я все сильнее сжимаю ее тоненькую фигурку, ощущая слабое теплое дыхание у шеи.
Удар. Еще удар. Грудная клетка вскрыта.
Боже, как будто ничего не весит. А раньше ведь в теле была, немного пухленькая, все переживала из-за этого. Ну какие же глупости. Втягиваю воздух у распушённых волос, и меня ведет как психа.
Сносит голову. Буквально. В нос ударяется ядреный запах алкоголя, но он настолько непривычный, что, кажется, ее накачали обычным спиртом. Аромат самой Светы теряется в этом смраде. Выношу ее из подсобки, напрочь забывая о смертнике на полу.
—Босс, парня взяли, — охрана тянет за собой «Свалика», на что я не реагирую. Обхватываю Свету так, чтобы ей было максимально удобно, шеей чувствуя каждое касание к оголенной коже.
Мне похрен сейчас на этого мелкого огрызка. Куда больше заставляет изрыгать гнев другой. Посмевший коснуться ее.
—В офис того, что лежит в подсобке, я позже разберусь. Звоните доку, Кент, в мою машину за руль. Быстрее, блядь. Понабирали по объявлению, ничерта не работаете!
Сквозь беснующуюся толпу прокладываю нам путь, стараясь никак не цеплять Свету. Замечаю, как ресницы слабо трепещут, как будто она вот-вот проснется. Пухлые губы приоткрываются, захватывая чуть больше кислорода. Но тут нечем дышать. Абсолютно.
Щекой веду по лбу. Потная. И при этом холодная.
Все будет хорошо, моя девочка. Держись. Сейчас все будет хорошо. В машине укладываю ее прямо на колени, ни на секунду не выпуская из рук. Сам черт бы мне это не смог запретить. Внутри все как будто между молотом и наковальней. Курить адово хочется, руки саднят, ломаным стеклом мне легкие сжимает безысходность.
Надо покурить, но вместе этого я жадно втягиваю воздух, утыкаясь носом в висок своей девочки. Не твоя она девочка, не твоя. Больной на голову псих.
Веду пальцем по ссадине на губе, а вторая рука самопроизвольно сжимается в кулак. Вернуться и убить эту тварь. Растоптать.
—Отморозка забрали? — кидаю Кенту.
Кивок в ответ. Отлично. Я потом с ним доразберусь. Потом заставлю страдать и молить о пощаде, все это будет моим утешением, наградой. Пусть валяется в ногах и молит о том, чтобы смерть пришла к нему быстро.
Машина ревет и несется в загородный дом. Трель телефона на мгновение отвлекает, я хватаю трубку и при взгляде на номер звонившего облегченно выдыхаю.
—Помощь нужна, — выпаливаю разом главное.
—Насколько серьезно? — как всегда, звучит уверенно и спокойно. Он никогда не бывает зол или рассержен. Ни-ког-да.
—Света.
Одно слово, и этого достаточно
—Зашью пациента и приеду, — Асклеп никогда не говорит «нет», он не один из нас, но при этом работает только с теми, кто вне закона. Почему? Никто не знает ответа на этот вопрос, но безобразный шрам на груди мог бы стать им, если хотя бы кто-то узнал-таки причину и следствие этого события. Мы знаем исключительно кличку и больше ничего.
Асклеп замкнут, но всесилен.
Он просто больше, чем врач, благодаря именно ему Аиша пошла. Он указал тогда Темному путь, по которому стоит идти, и именно он занимался реабилитацией. Многие вещи мне до сих пор непонятны, но в нашей среде все знали наверняка, к кому можно обратиться, чтобы точно сработало.
