Обернулась и увидела маму. Она стояла рядом со мной и улыбалась.
Глава 10
ЛЕША
— Мира.
Казалось, мой крик заглушил все вокруг. Мой мир обрушился в тот момент, когда она скатилась по колонне на холодный пол. Я не помнил, как бросился к ней, как пересек вполне внушительное расстояние. Очнулся только когда она оказалась в моих руках. Бледная, холодная, словно неживая. Я кричал что-то, орал на идиотов, столпившихся вокруг.
— Да отойдите вы, воздуха ни хрена нет.
Просто потерялся, впервые в жизни не мог собрать мысли в кучу. Даже тогда, в тот день, когда меня практически переломало пополам, а жена свалила в закат, я, лежа на больничной койке, понимал, что делать дальше. А здесь. Здесь я ни хрена не понимал. Только мог смотреть на девочку в своих руках, гладить ее по лицу и умолять открыть глаза.
Не знаю, как позволил врачам вырвать ее из моих рук, они кричали что-то, а я продолжал держать, держать то единственное ценное, что внезапно свалилось на мою голову. Чертов идиот.
Я же видел, что что-то не так. Видел ее состояние, периодические приступы и сводил все к страху. Знал, что вел себя как животное, а все равно не мог остановиться. Она меня с ума сводила, действовала, как красная тряпка на быка, ее одновременно хотелось придушить и целовать не останавливаясь.
— Подождите, вы куда, — меня остановила женщина у машины скорой помощи, в которую только что погрузили Миру.
— Отойди нахер. Я еду с ней, — мне было не до вежливости, совсем. Я должен был быть там с ней. Долбаный кретин, я обязан был выяснить о ней все, вплоть до болячек, что она перенесла в детстве. Все откладывал, думал, у меня есть время. А его ни хрена не было.
— Сюда нельзя, молодой человек.
— Я сказал, что еду, а ты можешь выйти, раз не нравится! — я больше не церемонился, влез в машину, одарив медиков взглядом, не предвещающим ничего хорошего, если они сейчас же не заткнутся нахер и не займутся своими прямыми обязанностями.
Позади что-то кричал Борзый, кажется, просил сесть в его машину, я ему свадьбу сорвал, а он переживал едва ли не больше меня. Друга я проигнорировал, просто не до того было, уверен был, что он поймет. Не мог я просто ехать в другой машине.
— Какого хера так медленно? — заорал, злясь в общем-то только на себя одного.
Потому что дебил редкостный. Почти до сорока дожил, а башню как пацану малолетнему снесло. Вел себя, как подросток, сам себе напоминал Борзого, когда он Ритку до истерик доводил. Придурком его называл, а сам…сам-то что?
Я ж ее как только увидел…блядь. Совсем дурной стал. Не было такого раньше, ни с кем не было. Даже с Риткой, женщиной, которая впервые после развода смогла меня зацепить. Нравилась, миленькая, чистая, добрая, но не колбасило меня так, не хотелось каждую секунду ее касаться. Не бесила меня своими глазками невинными. А эта. Только посмотрит, зенками похлопает и все, я окончательно терялся. И раздражала, этим ужасом во взгляде раздражала. И чего так смотреть? Я что монстр какой? И слова ее…слова били в цель, в самое сердце. Я таким дурным никогда не был, в руках себя держал при любых обстоятельствах, а с ней…
Напугал ее в тот вечер, когда Лина заявилась и Артема привела, тварь. Я только из-за этой суки тогда сорвался, четыре года, сука, четыре года она от меня сына скрывала и не постыдилась явиться, потому что ебырь кинул. Мразь.
Слетел с тормозов, когда девчонка в моем кабинете появилась, подорвал и без того шаткое к себе доверие. Потом пытался исправить и снова лажал, только давил, понимал, что иначе надо, а она как рот откроет, так, сука, прибить хотелось.
И прибил бы точно, когда, ослушавшись, она сбежала от меня к отцу. Дура малолетняя. Меня до сих пор холодный пот пробирал, стоило только подумать, что она могла оказаться там чуть раньше. И нужно было, наверное, поговорить нормально, да ни хрена не выходило. Папаша ее, дебил, вляпался по самое не хочу, а разгребать кому? Вот я и разгребал всю неделю.
— Мама, мамочка, — тихий, едва уловимый голос Миры вернул меня из воспоминаний. Кажется, до этого момента я не дышал даже. Рванул к ней, но тут же наткнулся на гневный взгляд врача, что не хотела впускать меня в машину. Оказывается, они одним взглядом могут пригвождать к месту. И я вернулся на это самое место и только наблюдал за происходящим со стороны.
А после мне и этого не позволили. По приезде в больницу Миру увезли, а я сидел на скамье рядом с закрытыми дверями и ни черта не мог сделать. Только повторял себе, что все будет в порядке, она ведь пришла в себя. Так и сидел у дверей. Сколько? Полчаса? Час? Два? В конце коридора обосновались Рита и Тима, приехавшие вслед за нами. Ко мне не подходили, понимали, что я не в том сейчас состоянии. Ритка сначала бросилась ко мне, чего-то там шептала, но друг слишком хорошо меня знал, а потому увел, теперь уже жену, и держались они в стороне. А когда наконец в коридоре появился врач, я практически набросился на него с вопросами.
— А вы, простите, кем ей приходитесь? — задал он мне вполне логичный вопрос.
— Жених, — даже не задумывался, — что с ней?
— Жених, говорите? Но тогда вам и так должно быть известно, — он мне не поверил, я по взгляду видел, что не поверил. Я бы на его месте тоже усомнился, вот только я сейчас не в том состоянии, чтобы ставить себя на его место.
Схватил его за ворот халата прежде, чем понял, что творю, и придавил к стене.
— Давай-ка, док я сейчас проясню, я задаю вопросы, ты отвечаешь, если жить хочешь.
Врачей я уважал, они меня когда-то по кускам собрали, на ноги поставили, но сейчас мне было не до пустой болтовни.
— У нее комбинированный порок сердца
— Что это значит?
— Да отпустите же вы меня, — вырвался из моей хватки и оттолкнул в сторону, а потом посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей, вздохнул и продолжил, — У здорового человека кровь движется в одном направлении, у Мирославы же поражены клапаны, особенно выражена недостаточность митрального клапана, в результате чего кровь возвращается из левого желудочка в предсердие и растет давление, как в предсердии, так и в легких. Из ее слов и слов ее лечащего врача, с которым я уже говорил, она не лечилась, не принимала препараты и уже год не была на приеме у кардиолога. Сейчас сложно что-то говорить, мы переведем ее в отделение кардиологии…
— Это лечится? — перебил слишком длинный поток слов. Я ни черта в этом не понимал. Что и куда движется, какая кровь, какие клапаны.
— Я не кардиолог, но исходя из того, что мне известно, в случае Мирославы потребуется оперативное вмешательство.
— Насколько это опасно?
— Операция рядовая, но все зависит от того, насколько запущенно состояние сердца, к тому же она от лечения отказывается.
— Что значит отказывается?
— А это вы, жених, у нее спросите. Ей нужна помощь специалиста, психолога, может даже психиатра.
