К чему эти потуги?
— А тебе какая разница? Ты вообще кто такой? Ты меня забрал как вещь, тебе ведь плевать. Ты меня элементарно хочешь трахнуть. Все. Ты думаешь, я не вижу, не понимаю? — закричала. Мне было уже все равно, чем мог закончиться этот разговор. Я не позволю никому так с собой вести.
— Да что ты, Мира. Трахнуть я хотел? Я трахал всегда только шлюх, а ты вроде таковой не являешься. И не кажется ли тебе, что даже если взять твою гениальную мысль в работу, то слишком уж много телодвижений ради траха? Я тебя вырвал из лап тех, кто очень жаждал отыметь молодое тело во все дыры за долги отца, я твоего папаню на реабилитацию отправил, скажи мне еще, что такому человеку может быть плевать. Давай, скажи! А вот тебе плевать на всех и вся!
Мне казалось, что я не расслышала. Что придумала себе эту фразу. Не может быть…Он сделал это для меня? Что-то внутри надкололось.
Леша рывком поднял меня с кровати и заставил развернуться к себе всем телом. Медицинская сорочка плохо скрывала мою наготу, это первым делом и заметил Леша. Жадно поглощая контуры заострившихся от холодного воздуха сосков. Я поспешила натянуть одеяло на плечи.
— Ты отправил…отца на реабилитацию? — прошептала, продолжая смотреть в потемневшие глаза. Мужчина дернулся. Отвел от меня взгляд.
— Сказал то, что сказал. У меня нет привычки повторять. Не жди от меня заезженной пластинки. Не Кеша я тебе. И была бы ты для меня развлечением, не стал бы я впрягаться, ясно тебе? — грубо продолжил.
Между нами, словно что-то поменялось. Я не могла понять что…Просто это заставило меня впервые в жизни проговорить свой самый страшный кошмар вслух. Услышанное завязало плотную веревку на моей шее и спустило защитный механизм. Я беззвучно заплакала. Леша взял мое лицо в свои теплые ладони провел большими пальцами по щекам, стирая всякое упоминание о слезах. Новый поток хлынул незамедлительно. Из горла вырывались полустоны, полувсхлипы.
— Я убийца. Я убила свою мать, — глядя в глаза мужчине, прошептала. Его лицо стало излучать невиданное ранее осознание, боль, принятие. Леша столкнулся лбом с моим. Запах сигарет, мужского одеколона оседал на губах.
— Вы попали в аварию, насколько мне известно.
— Из-за меня. Из-за того, что я в очередной раз устроила кордебалет родителям. Я виновна в смерти самого близкого человека. Так заслуживает такая тварь жить или нет? Скажи мне?
Правду, скажи мне чертову правду. Я тварь. Не заслуживающая хорошего к себе отношения? Счастья? Или я ошибалась во всем и сразу?
Мужчина провел костяшками пальцев одной руки по скуле и прошептал в губы. Покалывание усиливалось. Я смотрела в его глаза и замирала. На месте. Как будто хищник гипнотизировал жертву.
— Ты не виновата в том, что случилось, Мира. Ты должна жить дальше, двигаться вперед, несмотря на боль потери. Твоя мама не хотела бы для тебя такой участи, девочка. Я не дам тебе угробить ни себя, ни отца.
После чего поцеловал, легко касаясь моих губ своими. Это не было похоже на завоевание. Не было похоже на насилие. Он впервые целовал меня так нежно, что эта пресловутая нежность разливалась теплом по коже.
— Леша…Леш, — я уперлась ладонями в его широкую грудь, пока мужчина не останавливаясь продолжал покрывать поцелуями мое лицо. — Леш.
— Тшш, не бойся меня, слышишь, я никогда не сделаю тебе больно, — он прошептал куда-то в шею, обдавая горячим дыханием чувствительную кожу, руками сильнее сжал мою талию, вдавливая в свое мощное, разгоряченное тело. И шептал что-то нежное, что-от, от чего коленки подкашивались и голова кружилась. — Мира, моя, слышишь, моя.
И словно в подтверждение своим словам уже грубее впился в мои губы, подавляя сопротивление, а его и не было в общем-то. Слишком насыщенным был сегодняшний день.
А Леша продолжал целовать так настойчиво, так жадно и в то же время трепетно, и не отпускал, прижимал к себе сильнее, словно боялся отпустить, опасаясь, что исчезну. И отрывался только, чтобы вдох поглубже сделать и взглянуть на меня своими бешенным почерневшим взглядом, а потом снова набрасывался на мои уже истерзанные и саднящие от жалящих поцелуев губы, проникая глубже.
А я, кажется, окончательно потеряв рассудок, отвечала, цепляясь за его плечи не длинными, но вполне себе острыми ноготками. И каждое его прикосновение отдавалось разрядом тока в теле, мощным импульсом, простреливающим все тело.
— Блядь, красивая такая, маленькая, моя.
Опьяненная этой близостью, этим тайфуном эмоций и жарким бессвязным шепотом, я даже не поняла, когда меня успели опрокинуть на кровать. Меня гладили, ласкали, трогали, а я отдавалась этим ласкам, сама тянулась к ЕГО рукам, к ЕГО губам. И не хотелось думать, не хотелось размышлять, может быть позже, но не сейчас. И, если сейчас мое сердце остановится, то это будет самая сладкая смерть, какая только может быть. Сумасшествие какое-то, безумие, и я лечу ему навстречу на полной скорости, понимая, что вот-вот разобьюсь, но продолжаю лететь.
— Хочу тебя, бля, с первого дня хочу, маленькую такую, хорошенькую…мою, порву нахрен любого, кто даже посмотрит на тебя. Моя, моя только, поняла?
— Твоя, — закивала, окончательно погружаясь в наше общее безумие, утопая во взгляде этого мужчины, забывая обо всем на свете. Пальцы сами потянулись к пуговицам на его рубашке. Одна, две, три. Взгляд зацепился за покрывшуюся испариной грудь с легкой порослью волос, а пальчики продолжали двигать, вниз, дальше, пуговка за пуговкой. — Твоя, — прошептала снова, словно в трансе.
— Мира, стой, хватит, остановись.
Что? Почему хватит? Почему остановись? Меня вернули в реальность в считанные секунды, когда большая ладонь Леши сомкнулась на моих запястьях, осторожно отстраняя их от рубашки, а я только глазами хлопала, не понимая, почему он остановился, почему остановил меня. А потом мне стало стыдно, так стыдно, что захотелось провалиться под землю. Господи, что на тебя нашло, Мира. Высвободив свои запястья из хватки, я спрятала лицо в ладонях, сгорая от стыда. Дура. Дура. Дура. Так стыдно стало, так мерзко, похотливой сукой себя почувствовала. Но он же сам! Сам хотел! Сам набросился на меня, сам целовал так одержимо, так несдержанно.
— Что не так? — мне бы молчать дуре. Остановился, это ведь хорошо? Разве нет?
— Мы в больнице, малыш, — он улыбнулся и провел большим пальцем по моим губам.
— Со мной все в порядке, такое бывает, я…
— Тшшш, тебе отдохнуть надо, малыш, да и не так это должно произойти, не так это делается, — он подмигнул, все еще нависая надо мной, с распахнутой на груди рубашкой.
— Ты…ты о чем? — посмотрела на него внимательно, не сразу осознав, что он имел в виду.
— Первый раз ведь для девочек особенный, — он продолжал улыбаться, поглаживая меня по лицу, а я даже не сразу нашлась что ответить.
— С чего ты взял, что у меня это будет в первый раз? — произнесла, когда вернула себе способность говорить.
