– Какие же вы беспомощные, смертные. Ничего сами не можете, – с напускным недовольством бормочет он. – Полежи немного, сейчас всё заживёт.
Сердце неистово бьётся в груди, я несколько раз облизываю губы и нервно сглатываю, пытаясь дышать. Тело вновь мне подчиняется. Слабость, боль и головокружение отступают. Не глядя, ощупываю свой бок, одежда всё так же порвана и влажная от крови и снега, но кожа гладкая, как и раньше. Сажусь и проверяю ногу. Та тоже полностью зажила. Колдун шарит рядом руками по снегу, втягивает носом воздух, находит чистый участок белого покрова и вновь собирает снег в ладони. Тот тает, и колдун протягивает воду Ягодке.
– Кобыла твоя и то умнее, – стыдит меня колдун, пока лошадка без лишних приказов утыкается мордой ему в руки и слизывает предложенную воду.
Мне хочется ответить ему какой-нибудь грубостью на оскорбление, но я сдерживаюсь, замечая, что за Ягодкой всё это время тянулся кровавый след. Колдун спас меня и мою лошадь. Не вправе я его оскорблять, когда сама действительно не могла даже наклониться и принять живую воду из его рук.
– Всё-таки ты можешь покидать пределы своих границ?
– Могу, но это обходится мне непозволительно дорого, – сухо отвечает он, тяжело опирается на свой посох и встаёт на ноги с заметным трудом. – Раньше это было легко, но время истощает мои силы. В последний раз я покидал пределы восемнадцать лет назад, а расплатиться пришлось своим зрением.
– Ты отдал зрение, чтобы куда-то сходить? – ужасаюсь я.
– Нет, из-за того что покинул эти земли, я сильно ослаб. Не мог больше хранить это место в холоде с тем, что у меня оставалось. Я сам лишил себя зрения, пожертвовал им, чтобы восстановить затраченные силы и сохранить мороз. Перед твоими глазами единственный оплот зимы, не станет его, и зима никогда не вернётся. Я поддерживаю холод за счёт своей жизненной силы. Это истощает меня, делает слабее с каждым годом. И каждый раз цена всё выше. Для создания здешнего леса мне пришлось обрести нынешнюю форму и заключить себя в это жалкое слабое тело, – с долей отвращения он прикладывает руку к груди, – а восемнадцать лет назад ради защиты ребёнка я пробыл за пределами Зимнего леса не один час. За это я отдал глаза, – его тон, как и всегда, сухой, скучающий, но я не могу отделаться от ощущения, что слышу тоску, раздражение и одиночество.
Весь созданный им пейзаж красив, чист и идеален, как и его внешность, но остаётся чувство глухой тишины, пустоты и какой-то ненужности.
– Прости, я испортила твой снег, – искренне говорю я, оглядывая наполовину растопленный, примятый снег, испачканный кровью и землёй.
– К утру всё вернётся, как будто здесь ничего и не происходило, – спокойно отвечает колдун.
– Что это были за лисы? Почему они напали на меня? – я пытаюсь подняться, но получается не сразу.
– Лисы – это слуги Ноября. Этих тварей он запустил туда, чтобы я не покидал своих земель. Но людей они почти не трогают, поэтому вопрос к тебе. Что ты натворила, княжна?
– Я ничего не делала.
Колдун подходит ближе, оценивающе обходит меня по кругу, втягивает носом воздух, выискивая что-то. Вновь останавливается передо мной, недовольно хмуря брови.
– Ты – непроходимая дура! Принесла в Зимний лес золото!
– Нет! Клянусь, я…
– Выворачивай карманы, княжна! – приказывает он, а я дёргаюсь как от удара.
Преодолев первую волну страха, злюсь, уверенная, что не брала ничего золотого. Я знаю правила и не стала бы так глупить. Демонстративно хлопаю себя по шее, показывая, что украшений нет. Единственное кольцо на пальце из яшмы и железа, его я осматриваю внимательнее, но в прошлый раз оно было на мне, и я спокойно вышла из леса. Хлопаю по пустым карманам сарафана, проверяю кафтан. Губы растягиваются в победной усмешке. Я готова бросить хлёсткий ответ колдуну в лицо, доказав, что он ошибся, но пальцы касаются чего-то странного в левом кармане. Шея сзади покрывается мурашками, когда я нащупываю прохладный металл. Достаю кольцо и с недоверием смотрю на его бледно-желтый цвет. Из головы исчезают все мысли, как бы я ни силилась подумать о том, откуда оно взялось.
Колдун шипит, выхватывает кольцо из моих пальцев и кидает в сторону ноябрьского леса с огромной силой. Кольцо исчезает так быстро в темнеющем небе, что я не сомневаюсь – он вышвырнул украшение за пределы зимы.
– Сама на себя беду навлекла, глупая княжна, – презрительно выплёвывает колдун.
– Но я не брала… – ошарашенно выдавливаю я. – Я не… Теперь я могу уйти? Ты же выкинул его?
– Не можешь. Ты отмечена золотом, звери тебя не выпустят, – раздражённо бросает тот, разворачивается и уходит на восток.
Вокруг потихоньку смеркается, голова гудит, и меня ещё пошатывает после пережитого, но я хватаю Ягодку под уздцы и устремляюсь за мужчиной.
– Что значит не выпустят?
– Ноябрьские твари нападают на всех, кто приносит подобные богатства на мои территории, а затем пытается уйти. Не пересечь ту часть леса, пока след золота на тебе.
– Как долго он на мне будет? И что за след золота? Может, мне руки помыть?
– Ага, – язвительно насмехается собеседник. – Не забудь одежду, в кармане которой принесла, снять и сжечь.
Я почти решаю уточнить, поможет ли это, но вовремя замечаю издёвку в его предложении.
– Это не поможет, да? – сдавленно осознаю я.
– Не поможет. Запах золотого металла на тебе слабый, но есть. Он сам сойдёт через какое-то время. Год, может, полгода, если повезёт.
– Полгода?! – я спотыкаюсь о корень, спрятанный под снегом, и опять чуть не падаю. – Что же мне делать?
Медленно осознаю весь ужас сложившейся ситуации. Еды у меня в сумке на один раз, одежда мокрая и грязная, а другой нет. Лицо болит от холода, кожа на руках покрасневшая, да и всё тело потряхивает от озноба. Я не знаю, как выжить на таком морозе, где достать еду и есть ли тут хоть что-нибудь помимо ягод. Я не продержусь здесь и недели, не говоря уже о шести месяцах. А что будет с отцом и сёстрами, когда они заметят мою пропажу? Как отреагирует Илья, вернувшись через год? К тому моменту я давно буду мертва. Может, Василиса и Мира через пару дней признаются и расскажут всем, куда я ушла?
На последней мысли надежда расцветает в моей груди, а на губах мелькает улыбка. Однако это чувство исчезает, когда я вспоминаю кольца на пальцах сестёр и их внезапные объятия. Горечь расползается, отравляя сознание. Я останавливаюсь, напуганная мыслью, что они были настолько жестоки и подложили мне кольцо, зная, что в лес с золотом нельзя. Глаза щиплют предательские слёзы, но я зажмуриваюсь, с силой встряхиваю головой, стремясь выкинуть ядовитую идею из головы, но та накрепко поселилась в моём сознании. Я не хочу об этом думать.
– Не отставай, если не желаешь спать на снегу, – громко говорит колдун, не оборачиваясь.
Он ушёл далеко вперёд, и его фигура едва различима среди усыпанных снегом елей, чьи ветви почти касаются земли. Я тороплюсь следом, стараясь как можно быстрее переставлять ноги. Сапоги давно промокли, а влажная от крови одежда холодит тело, меня так сильно трясёт, что я непроизвольно стучу зубами.
