Всю заснеженную часть окружает лес Ноября. Там всегда стоит осень. Держит она зиму в узде, в кольце, как в тюрьме, и не даёт распространяться. В ноябрьскую часть ходить можно, там безопасно.
– Я отстал от родни, и получилось так, что потерялся. Если же теряешься вблизи Зимнего леса, то конец. Но я выжил, – торопливо продолжает Илья, заметив, как меня передёрнуло. – Меня нашли на следующий день, сказали, что я спал, свернувшись под кустом.
Не знаю, сколько я простояла с открытым от изумления ртом, но в чувство прихожу из-за смеха Ильи. Как можно смеяться при разговоре о колдуне? Все взрослые мурашками покрываются, а он под кустом ночь проспал в проклятом лесу!
– Как?! Ты видел снег? Какой он?!
Я цепляюсь за руку друга, сжимаю пальцами плотную ткань кафтана. Смех Ильи стихает, но на губах остаётся смущённая улыбка.
– Не помню я. Мал был. Помню, как бродил по лесу, а деревья вокруг – в основном берёзы, меж которых голые дубы и клёны. Помню, как ветер холодный гулял, но белого снега не видел.
– А колдуна?
– И колдуна не видел. Вообще никаких людей и даже животных. Сомневаюсь, что я вовсе заходил в проклятую часть леса. Похоже, Март меня сохранил, и я только по территориям Ноября бродил, – с благоговением добавляет Илья и теребит своё украшение. – Благо подвески мои из металла, и на кафтане ничего золотого не было. Говорят, что нельзя близко подходить к владениям колдуна с золотом при себе. Колдун-то декабрьский и не выносит блеска золота, что напоминает ему о самом жарком летнем солнце. А если ступишь на снег, принеся с собой золото, то Зимний лес тебя никогда не отпустит.
Я отхожу от друга на пару шагов. Он трёт руки, дышит на ладони, разминая пальцы, замёрзшие без движения. Потом вскидывает лук, натягивает тетиву с задумчивой улыбкой. Действительно, везучий он, Илья, но у меня почему-то от этой мысли по спине бегут мурашки и становится холодно. Я тоже тру ладони, сжимаю кулаки, но никак не могу согреться.
Глава 3
Солнце окончательно поднимается, разгоняя остатки утреннего тумана. Мы болтаем с Ильёй ещё полчаса, а дальше у него вновь дела. Мы аккуратно и как можно незаметнее возвращаемся на территорию княжеского двора. Я отдаю другу лук, чтобы он спрятал его за сеном. Отцу я не хочу рассказывать о своём увлечении, он наверняка начнёт переживать или вообще запретит выходить в лес с Ильёй. Однако за эти годы не ото всех мне удалось утаить свои вылазки.
– Опять в лес ходила, сестрица? – Мира распахивает окно прямо перед моим носом, пока я пытаюсь стереть мох и грязь с сапожек о траву.
– Хорошо спала, сестра? – с дежурной вежливостью спрашиваю я.
Она опирается на подоконник, высовывается из окна, и её красивые светлые волосы падают вперёд. Мира пока не заплела их, и я на мгновение задерживаю взгляд на аккуратных волнистых прядях. Поистине, из нас троих средняя сестра самая красивая.
– Лучше некуда, – отвечает она и подпирает лицо ладонью.
Я ёжусь от её лукавого взгляда. Со стороны может показаться, что мы просто общаемся, но я прекрасно знаю, что сёстры разговаривают со мной столь милым тоном, только если им что-то нужно. Когда мы были маленькие, то они с Василисой вымещали на мне свою злость так, как могли: проказничали, ломая мои игрушки, набивали камни в сапожки, однажды столкнули в озеро и отрезали часть косы, приговаривая, что помогут мне избавиться «от этих чёрных декабрьских волос». К счастью, всё быстро отросло, а отцу я рассказала, что сама попросила. Тогда я ещё не понимала, что помогать мне в действительности они не собирались.
Потом сёстры выросли, и мелочные проказы прекратились. Они поняли, что меня удобно использовать как личную прислугу, а так как я стараюсь быть прилежной дочерью, то потакаю им. Сорвалась лишь пару раз, но закончилось это криками и слезами, которые расстроили отца. Да и не привели те ссоры ни к чему, через пару дней всё началось сначала.
Раньше я расстраивалась, плакала в одиночестве, сожалея, что родилась такой, но теперь даже не пытаюсь наладить с сёстрами отношения. Надеюсь, что с появлением женихов они обратят всё внимание на них, а может, и уедут вовсе, оставив меня в покое.
– Яра, помоги нам с Мирой! – громко говорит Василиса, появляясь в окне рядом. – Сегодня у нас важный день, а дел много. Помоги, добрая сестрица!
Они так похожи, обе красивы, все жители их любят. У нас схожие черты лица, но меня никто красавицей не считает. Говорят, вид у меня болезненный из-за того, что кожа и губы кажутся слишком бледными на фоне чёрных волос.
Василиса говорит весело, громким, звонким голосом. Я озираюсь и замечаю отца неподалёку, он что-то обсуждает с несколькими приглашёнными боярами, но смотрит в нашу сторону, улыбается, кивает, встречаясь со мной взглядом.
– Чем вам помочь, милые сестрицы? – выдавливаю я, сохраняя притворно радостное выражение лица, а те расплываются в медовых улыбках. Я едва сдерживаюсь, чтобы не захлопнуть створку окна прямо перед их лицами.
– Сходи к травнице Зарине, она обещала венки для нас сделать, – отвечает Мира, игнорируя мою натянутую улыбку.
– Зачем вам венки? Отец ведь новые кокошники нам всем подарил.
– Ах, Яра, совсем юная ты у нас! Венки мы желанным женихам отдадим, – вздыхает Василиса, с жалостью глядя на меня.
– Посмотрим, хватит ли князьям смелости их попросить, – хихикает средняя сестра.
– Поиграть с женихами решила, Мира? – посмеивается Василиса, явно не возражая против такого поворота.
– Почему бы и нет? Мне не нужен слишком робкий, – пожимает та плечами, поглаживая свои волосы, перекинутые через плечо.
– Мы и тебе, Яра, заказали, – удивляет меня Василиса. – А то негоже, что у нас венки, а у тебя нет. Хоть тебе некому его отдавать, но поносить можешь.
– Верно, тебе на радость попросили сделать, сестра!
Улыбка у Миры самая очаровательная, но после её слов я уверена, что меня ничего хорошего не ждёт.
– Неужели откажешь нам? – прерывает мои мысли Мира, когда я слишком долго таращусь на них, гадая, что они в этот раз могли придумать. Голос сестры становится недовольным, она надувает губы и глядит на меня обиженно.
– Схожу, – сдаюсь я. – За пару часов управлюсь.
Сестры довольные кивают в ответ и захлопывают ставни. Они не благодарят меня. Не потому что забывают, а просто не утруждают себя такими вещами, привыкшие к устоявшемуся укладу жизни.
Подобные венки нужно делать самостоятельно, но Мира и Василиса ленятся, зная, что мужья им и так достанутся. Добавят несколько лент и притворятся будто сами плели.
Захожу в дом, чтобы сменить заметный кафтан на что-то попроще, выбираю серый со скромной вышивкой и капюшоном. Прощаюсь с отцом, объясняя, куда собралась, а тот хмурится, когда я подбираю косу и прячу волосы под капюшоном. Он считает, что мне незачем скрываться в нашем родном Ренске. Уверяет из раза в раз, что доказано давно: ноябрьская я, а цвет волос – просто случайность. Но князь не берёт в расчёт, что ему никто перечить не смеет, однако я-то знаю, что многие продолжают глядеть на меня с опаской. Может, им не за что меня ненавидеть, но сторониться и игнорировать никто не запрещал.
