От хозяина тела мне прилетела непонятная эмоция. Злость, растерянность, обида. Неинформативно, в общем, но скорее всего, это мысли об отце.
— Высший магистр, — с восхищением произнёс Георгий, и притронулся к груди в районе сердца, — Маг Третьего Дня.
Я с некоторым восторгом рассматривал мужчину с длинными рыжими волосами, который, подняв руки, вызвал над головой огромный огненный шар. И, самое примечательное, по обе стороны от мага сидели элементали огня.
Так похожие на уже виденных мной «снежков» и «комков», эти четырёхлапые монстры были словно сотканы из нитей раскалённой лавы. А вместо игольчатой гривы на их шее горели языки пламени.
— «Угольки» подчинялись господину Борзову, — сказал Георгий, показывая на огненных монстров у ног Борзова, — Это и есть техника Пса.
— И всё? Пара пёсиков? — я даже слегка расстроился, — Оракулы и так могут брать элементалей под контроль.
— Только в этот момент оракул больше ничего не может, — Георгий посмотрел на меня с укором, — Надо различать магию мысли и магию материи. Иван Борзов мог призвать сразу трёх «угольков».
Он некоторое время мечтательно смотрел на картину, потом со вздохом поднял руку. По его указательному пальцу красивой спиралью прокатился язычок пламени, оторвался от кончика, завис в паре сантиметров…
В этот момент Георгий напрягся, сморщив лоб. Язычок пламени заметно ослаб, задрожал. Так он колебался секунды две-три, будто разрываясь потоками воздуха, но в конце концов растаял.
Всё это время я прекрасно ощущал псионику, исходящую от Георгия. Теперь я мог даже сравнить…
Я ведь общался с магами разных рангов. С утренниками-студентами, с вечерниками… А с одной привлекательной, но бьющейся током, вечерницей даже очень тесно общался.
Вчера, когда мы приехали в этот замок, Вепрев-младший демонстрировал свои способности. Тот шарик огня, который он спокойно держал на ладони, был гораздо стабильнее, чем у Георгия.
И поток псионики у Мага Первого Дня чуть отличался.
Тут до меня дошло. А ведь по этому потоку я могу определять ранг мага. Что у Соболевой, что у этого белобрысого — их псионика различалась не сильно. Да и Саймон Бриц, тот преподаватель, погибший в горах от комка, точно так же излучал.
Твою псину, надо бы подловить ещё какого-нибудь вечерника, и тогда это будет уже твёрдый фундамент для моей теории.
Георгий заметил мой взгляд:
— Маги Первого Дня могут контролировать огонь вне своего тела. А мне нужен контакт с ним.
— То есть, ты не можешь бросить огненный шар? — я слегка удивился.
— Почему же, — белобрысый нахмурил брови, а потом с хулиганским выражением лица вдруг размахнулся и запустил пламенный снаряд.
К счастью, коридор был длинный — фыркающий огонёк, озаряя стены светлым кольцом, промелькнул и потух, не долетев до конца. Жил он те же пару секунд.
Я жадно слушал ту псионику, которую излучал охранник, и впитывал, впитывал знания. Теперь не спутаю, по крайней мере, Вечернего Мага.
— Тут немного другой принцип, — гордо заявил Георгий, глядя на едва заметный дымный след в воздухе.
— Ты — Вечерний Маг? — с лёгкой небрежностью спросил я.
— Ну, а какой же? Будь я Первого Дня, вошёл бы в род Вепревых на правах младшего члена. Ну да ладно, и так хорошо устроился.
Долго ждать нас вряд ли собирались, и пришлось спускаться по очередной лестнице. Трапезный зал, куда меня вёл охранник, был на первом этаже.
— Ульян Зумакин, — вдруг сказал Георгий, ткнув в одну из картин.
Я рассматривал стройного черноволосого юношу, у ног которого тоже сидел «уголёк». Где-то я уже слышал эту фамилию…
«Ульян Зумакин, великий магистр. Младший член рода Борзовых».
— Поднял свой ранг прямо в бою возле Вертуна, и там же смог освоить технику Пса, — Георгий вздохнул, — Сам.
— Такой талантище?
— Не знаю. Говорят, им очень интересовались Стражи Душ.
Я кивнул. Похоже, тут тоже замешан особый Иной.
— А где же он…
Тут недовольный громкий голос прервал наше общение:
— Я так полагаю, просьба главы великого Лунного рода, Мага Второго Дня, для вас не является чем-то особенным? — недовольно произнёс Борис Вепрев, стоя у подножия лестницы, по которой мы спускались.
За спиной носатого стояли верные телохранители. Кого он так боится в собственном же замке?
Георгий рядом сразу же склонил голову с виноватым выражением лица, а я усмехнулся:
— Кто-то сам постарался, чтобы я не очень спешил, — и легонько похлопал себя по бедру.
Один из охранников произнёс:
— Следует уважительнее обращаться к магистру…
— А то что? — я продолжал ковылять по ступенькам, работая тростью, — Вторую ногу сломаешь, недолунок?
Охранник дёрнулся, хотел что-то сказать, но Вепрев-младший поднял руку и бросил ему:
— Не забывайся, боец. Он не простых кровей… хоть и Пустой.
Тот только поклонился, не желая спорить с господином. Я же с улыбкой доковылял до первого этажа.
— Смотрю, Василий, осваиваешься? — в свою очередь усмехнулся носатый, — Дерзить начал?
Его ладонь, обтянутая в шёлковую перчатку, поднялась, будто он хотел влепить мне пощёчину. Но, глянув мне в глаза, он передумал.
Причин могло быть две. Одна, маловероятная — Борис испугался моего брутального Васю, который сразу же полезет в драку.
И вторая, которая была ближе к правде. Он знал, что я сто процентов полезу в драку, отчего точно покалечусь. И тогда до трапезной мы ещё не скоро доберёмся.
А высший магистр наверняка уже заждался…
***
Андрей Вепрев, как и ожидалось, сидел во главе длинного стола. По случаю моего появления весь стол накрывать не стали, и блюда с фужерами стояли только в конце.
На пять персон…
Борис, который уже сидел за столом, был похож на отца.
Только нос у главы рода не был таким длинным, да и комплекция покрупнее. В чёрных волосах виднелась густая проседь, а короткие борода и усы так вообще были белыми.
В фиолетовом камзоле со множеством нашивок, с лихо закинутым на плечо плащом с меховой оборкой, Андрей Вепрев выглядел действительно великим.
Блеснули перстни на пальцах, когда великий магистр поднял фужер, завидев меня в дверях.
— Василий, друг мой любезный, прошу к столу, — великий магистр одарил меня лучезарной улыбкой.
Я слегка смутился. Его сын особым дружелюбием не отличался, а здесь налицо тренированная «любезность». И снова моя интуиция оскалила зубы — я всегда чувствовал, когда мной пытаются манипулировать.
