И ему пришлось вызвать «угольков» прямо на пути Вывертыша, который уже убил пару магов. Им было трудно с ним сражаться, потому что, насколько я понял, не все его видели.
Эти мощные потоки энергии, когда Дмитрий стал создавать в отдалении копию своих огненных чакр, я запомнил чётко. Он не мог успеть, изо всех сил он попытался оказаться там… и «угольки» появились.
Тот Дмитрий Борзов оказался молодцом.
Я ощутил тело Василия, со скукой посмотрев на закупоренную нижнюю чакру. Такая техника, такая мощь… Эх, и негде разойтись.
Седой хозяин тела на эту мысль только виновато вздохнул. Вася ничего не мог поделать.
— Не дрейфить, — я усмехнулся, с кряхтением поднимаясь.
Моя рубашка была мокрой, как будто я действительно сам участвовал в битве.
Духи уже не отвечали даже при касании к носу собаки. Да и вообще, в усыпальнице исчезло что-то незримое, не ощущалось присутствия великих.
Вздохнув, я взял трость и вышел наружу.
На улице всё то же солнышко, красивый сад. И хмурое лицо Бориса Вепрева, с кучей охранников за спиной — держа в руках уже бесполезный медальон, носатый со злостью пилил меня взглядом.
Он знал.
— Ой, — моё лицо удивлённо вытянулось, — Какая досада…
— Думаю, ни о каких договорённостях и речи быть не может, — рыкнул Борис, — В подвал его!
Глава 9. Жаждущий
Ну, вот и подвал…
Спустились мы туда по винтовой лестнице в башне, совсем неподалёку от сада с усыпальницей. Трое конвоиров и Вепрев-младший вели меня по тёмному коридору, на стенах которого обильно разрасталась плесень, а нашим шагам вторила редкая капель.
Мне приходилось усиленно работать тростью, раскачиваясь при ходьбе из стороны в сторону, и это доставляло особое удовольствие Вепреву и его свите. Нога меня на самом деле не беспокоила, но актёром я был хорошим — приходилось играть свою роль, снижая бдительность.
Всё это время я пытался лихорадочно сообразить, что мне делать сейчас. Покорно сесть в заточение или попытаться сбежать? Не хотелось бы сгнить тут до конца дней… и в то же время меня могли размазать по стене, как того беднягу Георгия.
Я думал, что мы уже пришли, но коридор потихоньку спускался, и вскоре мы упёрлись в толстую дубовую дверь со смотровой прорезью. Нижние доски у двери заметно подгнили, а ржавые петли своей рыжиной уже подкрасили дерево.
Борис кивнул одному из охранников, и тот постучал. Показалась тень в прорези, блеснули глаза.
— О-о-о, наше лунное сиятельство, — прозвучало это с издёвкой, и без особой лести.
Скрип несмазанных петель резанул по ушам, в тишине подвала это было настоящей пыткой.
Открыл нам хмурый тюремщик, с неопрятно блестящей бородой и в ужасно засаленной форме. То ли пыльный фонарь плохо освещал, то ли его мундир был такой грязный, но фиолетовый цвет ткани едва проглядывался.
Под растрёпанной чёлкой у надзирателя блеснул серебристый обруч. С уже знакомым чёрным камушком в оправке.
— Господин Вепрев, ну какая честь, собственной персоной, — тюремщик облизнулся, снимая с зубов остатки еды, и поспешно вытер блестящие пальцы о боковые карманы.
В нос ударил запах вяленой рыбы и уже кислого пива.
— Сколько раз я говорил, что выпивка на посту запрещена? — поинтересовался Борис, едва сдерживая гнев.
— Виноват, — равнодушно ответил тюремщик, — Сменщика нет, начальник тоже не появлялся, и я здесь уже четвёртый день… Или пятый?
Глядя в его соловые и чуть безумные глаза, я поверил сразу. И даже посочувствовал — знаю я, что такое долгое дежурство. Через некоторое время инструкции становятся главным предметом ненависти.
— Только сегодня сюда должны были привести нового узника, — недоверчиво сказал Вепрев.
Происходило что-то явно странное, и его злость разом испарилась.
— Так… не было никого! — тюремщик удивлённо протёр глаза, обернулся назад, в сумрак своего коридора.
— А может, ты проспал? Или тебе рак в мозги залез? — Вепрев раздражённо втянул воздух длинным носом, будто пытался унюхать магию мысли.
— Борис Андреевич, я, может, и выпил, но защиту никогда не снимаю, — надзиратель постучал пальцем по серебристому обручу на голове.
Охранники переглянулись между собой. А я попытался вспомнить, кто из них отводил белобрысого «в подвал». Кажется, из тех двоих тут никого не было.
— Сходи-ка наверх, в караульную, разберись, — Борис обернулся к одному из охранников, и в глазах носатого я увидел лёгкую тревогу.
Ага, жжёный ты пёс, значит, моё появление в доме Вепревых закрутило какие-то маховички. Мне даже самому стало интересно, что же такое задумал этот Георгий. И ведь как ловко всех провёл, даже я клюнул…
Посланный с заданием боец стал удаляться, а Борис сказал, заметив мой взгляд:
— Поменьше радуйся, — он поморщился, — Надеюсь, твоя камера покажется тебе царскими хоромами.
Носатый достал из кармана обруч с тхэлусом и надел. Оставшиеся двое охранников поступили так же.
— Вообще, мы его стараемся держать впроголодь, — будто оправдался передо мной Борис, — Но мало ли… — и он надел такой же обруч и мне.
Речь, видимо, шла об оракуле, которого скрывали здесь. И я очень надеялся, что это тот, который мне нужен.
Обруч на голове был мне неприятен. Не знаю, почему, но ментальная защита дарила чувство глухоты. Пусть меня не могли просветить, но и сам я уже не способен что-то улавливать.
За дверью обнаружился пост надзирателя — грязный стол, табурет… и небрежно прислонённый к стене магострел со штыком на дуле! На столе среди кусков рыбы хаотично валялись несколько патронов с красными задками.
Мне понадобилось усилие, чтобы не заострять внимание на оружии. Для этого я больше постарался прислушаться к тюремщику. Кто он, маг или безлунный?
Ага, с этим обручем на голове ни единого проблеска псионики. Твою же псину… Ладно хоть, под засаленными рукавами у тюремщика нет браслетов.
Рядом с постом открытая дверь в комнату с топчаном. Это явно должна была быть камера, но надзиратели приспособили её для своих нужд. Сейчас там горел небольшой камин и даже закипал шумящий котелок.
Вепрев недовольно оглядел всё это, и тюремщик так же равнодушно ответил:
— Я пост не мог оставить, Борис Андреевич. Но четыре дня…
— Разберёмся, — Борис поморщился и кивнул на меня, — Вот этого вот господина надо определить, но следить за ним ты должен вдвое серьёзнее, чем за оракулом.
— Я — следить?!.. — бородатый грязнуля возмутился, намекая, что пора бы его сменить.
Вепрев, грозно поджав губы, зажёг на пальце огонёк. Послушное пламя едва затрепетало, подгоняемое лишь дыханием.
