— Всё, лежим тихо! — плюгавый закрыл тент, и повозка двинулась.
Потом я с любовью вспоминал грохочущий грузовик, на котором нас возили к Белому Карлику из академии. Это там я жаловался на амортизаторы?
И дорогу старик выбрал какую-то особенную, богатую на кочки. Я иногда выглядывал, раздвигая пальцами сено, и видел сверху редкие кроны деревьев.
Из крепости-то я выбрался, но мне не нравилось, что это всё не моя инициатива.
***
Коренастый Карл тоже оказался Перовским. А оракул Альберт был ему то ли дедом, то ли братом деда…
Едва чернявый сказал, откуда он, как я вспомнил ненаглядную Васька, Елену Перовскую. И вдруг понял, что этот крепыш так похож на неё.
Ну, не квадратной челюстью, естественно, а какими-то неуловимыми, братскими чертами лица.
Ещё один из троицы помощников тоже служил раньше у Борзовых. Ну, успел немного, по крайней мере, и тоже давал клятву. А другие двое были связаны с Перовскими.
— Поверить не могу, господин Альберт, — Карл так и качал головой, — Вы и вправду живы.
Старик сидел за дубовым столом, отпиваясь горячим чаем, и жмурился от удовольствия.
— Ну так Вепревы не дураки, — кивнул он, — Убили б меня, и никто б на Славиных не смог показать пальцем. А так, сидел у них козырь в темнице, да сидел…
При этих словах у Карла сжимались кулаки, и он ругался, прохаживаясь по этим самым Вепревым заборной руганью.
Мы скрывались в какой-то отдалённой крестьянской деревне, которая, насколько я понял, принадлежала Перовским. Хозяйка дома, дородная Безлунная, прислуживала с явным уважением.
Иногда она бросала удивлённый взгляд на старика, и в глазах проскальзывало узнавание. Женщине было на вид около пятидесяти, а значит, она могла раньше видеть этого оракула.
Очнувшемуся Вепреву на руки и на лоб нацепили обручи, с неизвестными мне тёмно-красными камнями, и он сидел связанным в углу, у печи, с нескрываемой ненавистью разглядывая нас. Его допросом пока никто не занимался, да и вообще, как я понял, мы здесь кого-то ждали из старших Перовских.
— Ничего, государь вас прижмёт к стенке, — уже в десятый раз ворчал Карл, глядя на связанного носатого, — Убийцы Вечных!
Тот никак не реагировал.
— А чего Борзов-то тхэлус не снимет? — вдруг поинтересовался один из троицы.
Георгий покосился на меня и пожал плечами.
— Не доверяет, может. Я его понимаю.
Я никак не отреагировал, стоя у окна в обнимку с магострелом. Так-то ясно, что с этим косым ружьём мало что можно сделать, появись во дворе противник.
Но в избе, в упор, это было страшное оружие. Что-то мне подсказывало, что защита, которая раньше висела на Вепреве — удовольствие дорогое. И не все маги могут себе позволить такое.
Да и вообще, с винтовкой мне всегда было спокойнее.
— Так это ладно, если не доверяет, — отмахнулся любопытный, — Так ему же мозги разъест.
Непроизвольно мои пальцы коснулись ободка с камешком. Чего он там сказал про мозги?
Покосившись на слепого старика, я перехватил его мутный взгляд. Старик едва заметно кивнул.
Георгий пожал плечами, постучав по виску пальцем:
— Ну, в академии-то вам должны были преподавать такое, господин Борзов.
Я кивнул…
Как назло, мне нельзя было опросить оракула в присутствии лишних свидетелей. Кажется, то, что я — Иной, удивит всех меньше, чем то, что я — Рюревский.
И поэтому для всех пока я оставался Борзовым…
Подумав, я стянул артефакт с головы. Рассмотрел чёрный камушек в оправе, потом положил ободок на подоконник.
И вздохнул с облегчением, чувствуя, как псионика снова вторгается в моё нутро. Пусть крохотным потоком, но это же так классно! Да, Василий?
Вспомнив, что хозяина тела я загнал слишком глубоко, я попытался отодвинуть границу. Вася отозвался слабым эмоциональным откликом, и я чуть не пошатнулся.
Вот жжёный пёс, какая слабость накатила. Это тело напрямую среагировало на то, что Васе плохо.
Я стиснул зубы. Когда он просто был в обмороке, и то полегче было. Может, так глубоко топить Василия опасно?
— Предложили бы чаю последышу, — проворчал оракул, показывая в мою сторону, — Парню тоже досталось.
Георгий кивнул, и хозяйка исчезла в соседней комнате.
В этот момент кто-то спугнул кур на улице, в грязном стекле показался силуэт. Я вскинулся, перехватывая винтовку, и сместился ближе к столу, чтобы укрыться за ним, если что.
Георгий встал, делая остальным знак приготовиться. Двое заняли позиции по разные стороны от двери, у всех бойцов загорелись руки.
Вот створка приоткрылась, и послышался голос:
— Свои, спокойно. Тень Борзовых тут не пробегала?
Георгий облегчённо выдохнул, остальные тоже расслабились. А я напрягся… псовая луна, где я слышал этот голос?!
— Если только тень длинною в двадцать лет, — спокойно ответил белобрысый, возвращаясь за стол к оракулу.
Когда дверь распахнулась, впуская внутрь гостя, я замер на долю секунды…
На меня смотрел тот самый великолунский диверсант, который прострелил мне ногу в горах возле Маловратска. Он начал хмуриться, его рука потянулась к поясу, и я нажал на спуск.
Глава 11. Стреляющий
Незнакомец всё так же был в плаще грязно-белого цвета. Из-под капюшона блестели внимательные глаза, торчал нос с уродливой горбинкой, явно сломанный когда-то. Лицо всё худое, чётко очерченное, и какое-то совсем неприметное с виду.
Это был точно он. То, что диверсант меня узнал, сверкнуло в его взгляде вместе с отражением вспышки от магического ружья.
Время словно замедлилось, едва грохнул мой выстрел…
Пуля, сделав невозможный кульбит, входит в косяк прямо над головой диверсанта. Фонтан опилок накрывает противнику капюшон, но тренированный визитёр резко приседает, уже выдёргивая из кармана пистолет.
Я сам пригибаюсь, скрываясь за столом, и грохочет второй выстрел. Вот только не мой и не в меня.
Падает один из бойцов, стоящих сбоку от двери. Остальные в помещении, явно растерянные, только начинают зажигать магией кулаки.
Диверсант быстр, и в его руке уже появляется нож. Короткий замах, и блестящее лезвие летит… в Альберта Перовского.
Старый оракул слишком много пробыл в темнице, и не успевает никак среагировать, так и сидит с бокалом чая в руках. Стол длинный, я совсем с другой стороны, и тоже не успею…
Но внучатый племянник не для того спасал деда, чтобы вот так глупо потерять. Карл успевает бросить своё тело на столешницу, и нож, войдя точно лезвием вперёд, исчезает в складках его формы.
