– У меня было… – девушка пыталась подобрать слова и наконец собралась и твердо сказала: – Я спала с вашим мужем. Это было в сентябре, когда мы вместе ездили в командировку в Москву.
«Нет, нет, нет! – Настя кричала про себя. – Нет!» Она инстинктивно наклонилась поближе к сыну, засыпавшему в коляске, будто пытаясь оградить себя и его от этого мира, от этой девушки, зачем-то пытавшейся всё разрушить.
– Настя, привет, можно я пройду? – откуда-то сбоку появилась соседка с пятого этажа с детской коляской, они иногда вместе ходили гулять. Настя только сейчас поняла, что она перегородила проход в подъезд.
– Да, конечно, – ответила она, – я тоже уже захожу. Пойдем, – кивнула она Тане.
Втроем с детьми они зашли в лифт. Потом Настя с трудом могла вспомнить, что происходило. Вроде бы она раздела Артемку, пока Таня стояла в прихожей, дальше она усадила ее на кухне и просто сказала: «Говори». Настя не плакала, нет. Плакала эта девочка, эта дурочка. Она много-много говорила, как будто исповедовалась. А Настя сидела и слушала. Спокойно. Про то, как Таня влюбилась в ее мужа, как постоянно думала о нем и как, оказавшись случайно с ним в одной гостинице, не смогла справиться с соблазном и позвала его к себе. Как она переживала потом, как ей было стыдно – перед Максимом, за то, что она, как ей казалось, спровоцировала его, перед своим мужем, перед самой Настей, как она считала себя виноватой во всем. И как потом она поняла, что жестоко ошиблась. Как на глазах у нее и у всего магазина он, не стесняясь, завел роман с Леной. Как ей больно было видеть их вместе, как она пыталась образумить его, рассказать о том, что Лена его использует, а сама при этом спит еще и с другим коллегой, а он говорил, что это всё ложь, что они просто друзья с Леной (и он сам, и пресловутый Андрей), и если она не перестанет донимать его, то он вынудит ее уволиться. О том, как она узнала, что долгожданно беременна, и как Максим довел ее до выкидыша, а она даже не была уверена, чей это ребенок. Как она просила его быть просто мягче к ней, перестать ненавидеть, ведь она ни в чем не виновата, а он продолжал цепляться к ее работе и каждую свободную минуту бегать к Лене, при этом отрицая связь с ней и обвиняя Таню в том, что она распространяет слухи. И как вчера она получила подтверждение их романа. Таня достала из сумки распечатку брони гостиничного номера во Владимире на позапрошлой неделе и сказала, что сегодня он тоже встречается с Леной, и что Настя может позвонить в предыдущую гостиницу и съездить в сегодняшнюю, чтобы проверить.
Настя взяла бумаги. Она смотрела на Таню, но ненависти к ней не испытывала. Это была просто несчастная молодая девочка, которая за свою ошибку расплатилась сполна. Как она говорила про Максима, как объясняла, за что полюбила его, – это всё было так знакомо. Настя то же самое говорила себе пятнадцать лет назад. «Сильный, умный, за ним, как за каменной стеной, – хвасталась она подругам. – Он всегда всё решит за тебя сам, он тот, с кем не будешь спорить, просто всегда будешь знать, что он всё сделает лучшим образом, всё сделает для тебя». «А точнее для себя самого», – добавила мысленно Настя.
– Спасибо, – только и произнесла она.
Девушка в слезах смотрела на нее, будто ища поддержки.
– Простите меня, пожалуйста, если сможете. Я никогда не думала, что смогу так поступить. Но тогда я ничего не соображала. Я просто хотела быть с ним рядом. Я лишь сейчас понимаю, что он за человек. Я думала тогда, что он раскаивается в своем поступке, так же, как и я, потому что обманул вас. А оказалось, что нет. Он хотел избавиться от меня, потому что я мешала его роману с Леной, хотя она его просто использовала. Сколько он врал, мстил мне, потому что я знала, что он совсем не такой примерный, каким хочет казаться. И знала, на что он способен.
– Спасибо, я поняла, – еще раз сказала Настя, прерывая ее. Таня с болью посмотрела ей в глаза и, увидев, что разговор окончен, выбежала из квартиры.
Настя села на кухонный стул и несколько секунд просто смотрела в пол, а потом закричала. Сильно, громко. Этот звук был похож на вой – так воют от боли животные. Так же кричала она три года назад в роддоме, когда ей сказали, что ребенок не выжил. А потом этот крик сменился тихим скулением. Так она плакала ночью, в палате, когда вокруг новоиспеченные мамочки кормили грудью своих малышей. А ей некого было кормить. Она просто плакала, впиваясь зубами в подушку, чтобы никого не разбудить. Ее ребенок. Это была девочка. Максим очень расстроился, когда УЗИ показало им, что у них будет вторая дочь. Зато после ее смерти он утешал Настю, говоря: «Мы обязательно родим еще ребенка». Как будто даже немного был рад, что будет возможность еще родить мальчика. Ведь они хотели остановиться на двух детях. И она всё сделала. Как хорошая жена. Родила ему долгожданного сына. Про ту девочку он старался не вспоминать. Но она помнила. Помнила всегда. И помнила, почему ее не стало.
Помнила то сообщение, высветившееся на экране его телефона, от московской коллеги, с которой они были «просто друзья». «Привет! Как ты? Я так соскучилась, не могу дождаться четверга». Они уже три месяца жили во Владимире, в четверг он должен был ехать в командировку в Москву. Дочка смотрела мультики, а он сидел рядом с ней в зале с ноутбуком. Настя подошла к нему с телефоном и попросила выйти из комнаты. «Что это?» Он говорил, что это всего лишь дружеское сообщение. Она сказала: «Напиши, я тоже тебя хочу». Он сказал, что это глупо, у них не такие отношения. Настя сказала: «Напиши, потом скажешь, что это была шутка. Если ты не врешь, она отреагирует». Максим начал на нее кричать, что не будет выставлять себя идиотом. Настя схватила телефон, он был разблокирован, и заперлась в туалете. Она написала сама: «Я тоже скучаю по тебе, мы так давно не были вместе, очень тебя хочу». Минута ожидания казалась вечностью. Максим ломился в дверь, из зала прибежала дочь, пытаясь понять, что происходит. Настя хотела лишь одного: чтобы в ответном сообщении было написано «ты с ума сошел?» или «что ты себе позволяешь?». Но вместо этого пришел смайл с поцелуем, и не с одним, а с тремя, и слова: «я тоже очень тебя хочу, три месяца – безумно долго, но было время подготовиться, тебя ждет сюрприз». Максим стучит в дверь, а Настя плачет. Живот перевешивает, уже восьмой месяц, но она всё еще надеется и отвечает «Какой же сюрприз? Хоть намекни. Мы вроде бы уже всё в постели перепробовали». Ответ: «да, но ты помнишь, у меня богатая фантазия, в четверг всё сам узнаешь». Настя плачет. Она открывает дверь. Максим орет на нее: «Что ты написала? Что?». Он хватает Настю за руку и с силой отнимает у нее телефон, отталкивая. Он в бешенстве. А Настя не удерживает равновесия и чуть было не падает, упираясь животом в ручку двери. Вика плачет рядом: «Мама, что происходит?». Настя чувствует боль в животе от удара, а потом и другую боль. Что-то не так, еще слишком рано. Максим в телефоне, его лицо искажено злобой. Она облокачивается о стену, обхватывает живот и шепчет: «Мне больно». Только сейчас он смотрит на нее, на его лице испуг. Он спрашивает, не вызвать ли скорую. Ей очень больно. Она говорит: «Да». Он обнимает ее, испуг сменяется на лице болью, он говорит: «Прости».
Они ждут скорую. Больно, очень больно и мокро между ног. Так не было с Викой. Всю беременность были угрозы: никаких физических нагрузок, никакой половой жизни. Он оправдывается: «Тебе же нельзя было, я не хотел повредить тебе и малышке». «Почему, почему? – кричит про себя Настя. – Что я сделала не так?» «Я же мужчина, а она была рядом, еще там в Москве. Это пару раз всего было. И сейчас я отказался бы от встречи с ней. Я хотел ей об этом написать. Прости. Всё будет по-другому, этого никогда не повторится». Скорая приезжает. Срочно в роддом. Преждевременные роды. Боль, боль. Где же крик? Почему тишина? Лица врачей, она всё понимает. У них на руках мертвый ребенок. Нет! Нет!!!
