– Что спросить? – Костя не понимал ее реакции.
– Про завещание, про права на книгу, – Элен на экране телефона расхохоталась, Косте стало не по себе, и он уже был рад, что видео не позволяет близко увидеть ее лица.
– Мне не нужна эта книга, – твердо произнес Костя. – Пусть достанется тому, кого выбрал дед.
– Отец так и сделал, он оставил все мне!
Качество связи вдруг стало очень четким, и Костя увидел лицо Элен будто прямо перед собой. И понял, почему сразу тяжело было ее узнать. Половину лица покрывали страшные шрамы. Они горели и шевелились, будто змеи, и в одно мгновение своими головами-язвами они выползли из экрана, пытаясь достать Костю. Он бросил телефон, но что-то жгучее успело прилипнуть к его щеке и виску и немилосердно разъедало кожу. Костя закричал от ужаса и в тот же миг проснулся.
Шрам горел, на часах было шесть тридцать утра, до прихода медсестры еще полчаса, как и до обезболивающего укола. Почему он проснулся так рано? Теперь все эти полчаса придется лежать и терпеть боль. Можно, конечно, было встать и подойти на пост, все же статус пациента вип-палаты позволял это сделать, но не хотелось показывать свою слабость перед этой девочкой. Вчера медсестричка Света не выдержала и принесла несколько его книг, чтобы он оставил автограф. Хорошо хоть не селфи попросила сделать. Не с таким лицом, как у него, быть сейчас на фото рядом с молодой девушкой.
Костя спросил, не тяжело ли было нести так много книг? Света замялась и сказала, что, скорее всего, они больше не увидятся, поэтому она принесла все сразу. Завтра, то есть уже сегодня, когда закончится ее смена, его переведут в психиатрическую больницу. Нет, шоком это не стало. Он писал как-то книгу, в которой героиня пережила попытку суицида, изучал материал. И прекрасно знал, что после оказания первой помощи перевод в психиатричку неизбежен. Такова судьба всех неудавшихся самоубийц. Проблема была лишь в том, что Костя к ним не относился. Но ему никто не верил.
Он очнулся в больнице четыре дня назад с дичайшей болью. Один глаз почти не видел. Пулевое ранение в области лица. Тем самым пистолетом из кабинета Элен. Как ему объяснили… Костя рассмеялся бы от этой мысли, если бы даже малейшая улыбка не причиняла ему такой боли. То есть какие-то посторонние люди объясняли ему, как он пытался покончить с собой. Взял старинный пистолет из кабинета матери, приложил его к виску и по примеру своего благородного предка, описанному в «Любви бессмертной», попытался решить все проблемы разом одним выстрелом. Но если великий Михаил Александрович в юности в холодном Санкт-Петербурге так и не решился нажать на курок, то Костя якобы нажал, но, видимо, от нервов или от отдачи (пистолет все же старинный) дуло дернулось, и пуля не пробила череп, а повредила лишь скуловую кость, в придачу разорвав щеку и оставив ожог на треть лица. Он увидел себя в зеркало лишь на следующий день, когда поднялся с постели. Константина Константиновского больше не существовало. Был урод, который с трудом мог разговаривать и принимать пищу.
Врачи говорили, что ему крупно повезло. Мать нашла его вскоре после произошедшего и оказала первую помощь, не дав захлебнуться без сознания собственной рвотой. Умер бы он от ранения вряд ли, но то, что Элен сразу вызвала скорую и удалось быстро остановить кровотечение, помогло уменьшить последствия. Хотя, глядя на свое лицо, Костя с трудом мог представить, что могло бы быть хуже.
Первое время он лишь кивал врачам и лежал в постели. Навещать его никому не разрешали – реанимация. Элен позаботилась о платной палате в Калужской областной больнице (связей у нее хватало), но вот в психиатрию Костю должны были перевести в Москву, по месту жительства. За эти дни ему не удалось даже увидеться с матерью. Говорил с ней лишь по телефону, к которому его заботливо звала медсестра. Костин смартфон забрала Элен: самоубийцам не разрешали оставлять средства связи, тем более с доступом в интернет. Так что Костя лежал в полном вакууме, лишь изредка включая телевизор. Но просмотр передач центральных каналов, которые ловила местная антенна, ни малейшего удовольствия не приносил. Поэтому Костя думал, очень-очень много думал.
Он сильно теперь жалел, что, придя в сознание и плохо себя контролируя, заговорил про призрака. И даже начал злиться и ругаться матом на врачей, потому что ему не верили. В полубреду он говорил, что нужно сжечь книгу. Иначе она останется жить вечно. И сейчас Костя прекрасно понимал, что все это зафиксировано и может сослужить ему недобрую службу в психиатричке, куда он загремит и вполне вероятно, что надолго. Поэтому приходившему вчера следователю он просто соврал, будто последнее, что он помнит, – как приехал вечером домой к матери. Дальше провал. Очнулся уже в больнице. Пока эта версия устраивала Костю больше всего. Надо осмотреться и думать, что делать дальше.
Друзей у него не было, Костя прекрасно это понимал. Следователь сказал, что Кристина написала на него заявление о нанесении побоев. Вместе с попыткой самоубийства и походом в полицию насчет мифического Алексея Геннадиевича вполне возможен вариант, что будет суд, после которого последует принудительное лечение. Не то что о контракте с DVG, вполне возможно, что и о дальнейшей карьере писателя придется забыть. Аккуратно, стараясь не вызвать подозрений, Костя поинтересовался – есть ли уверенность в том, что это была попытка самоубийства? Следователь сказал, что сомнений у них нет. На пистолете найдены Костины отпечатки пальцев. Проверить, остались ли следы пороха на его руках, уже не представлялось возможным, поскольку то время, в которое следовало сделать подобный анализ, Костя провел в реанимации, да и потребности не было. Заключение врача – выстрел с очень близкого расстояния. Следов пребывания еще кого-либо в доме также не обнаружили. Несомненно – попытка самоубийства.
Семь утра. Света пришла померить температуру и вколола обезболивающее. Ну что ж, будет хоть чуть легче. Девушка грустно посмотрела на него, прощаясь. Маленькая дурочка, лет двадцати. В другой ситуации он бы уже нагнул ее к кровати и насладился юным упругим телом. Но нет. Это осталось где-то в другой жизни. А что у него есть теперь?
– Константин Францевич, машина скоро подъедет. Переоденьтесь, пожалуйста.
Злобная сорокалетняя тетка с животом и вечным запахом пота, сменщица Светы, бросила на кровать Костину одежду: джинсы и футболку, в которых его привезли. Костя скинул больничную пижаму, видимо, прикупленную и переданную Элен по случаю, и натянул свои родные вещи. «Не стирано» – подумал он, заметив несколько капель крови на темно-зеленой футболке и почувствовав затхлый запах валявшегося где-то несвежего белья. Но ничего другого не было.
В сопровождении все той же медсестры он вышел на улицу. Сентябрь догорал огненными осенними красками. Наверное, так бы написал прапрадед. А вот Косте было плевать на природу. Машинка-каблучок с московскими номерами и красным крестом уже ждала его. Водитель поздоровался и попытался приветливо улыбнуться, но Костя заметил, как губы молодого парня сжались при виде искореженного лица. Он сел сзади, чтобы не смущать пацана и избежать ненужных разговоров. Прикрыл глаза и хотел погрузиться в сон, но мысли не оставляли. «Интересно, почему Элен не подъехала? Вроде бы вчера, когда звонила, собиралась встретить». Это мать организовала перевод в хорошую, как она выразилась, психиатрическую лечебницу, из которой он сможет быстро и тихо выйти. И машину, чтобы Костю везли отдельно, тоже она вызвала. Неужели и вправду нужно быть ей благодарным? Как говорят врачи, Элен спасла ему жизнь. Хорошо, что он успел убрать бумаги в сейф и мать ничего не заметила. Бумаги…
