Вернувшись на свое место, она увидела, что телефон, оставшийся лежать на столе, мигал, показывая пришедшее сообщение. Она открыла ватсап и увидела незнакомый номер. «Привет! Ты занята сейчас?» Пару секунд ей потребовалось, чтобы понять, кто автор сообщения. Этот номер она сегодня забыла внести в список контактов. Или не захотела. Сообщение прислал Николай.
* * *
Через час Анна стояла перед старенькой пятиэтажкой, спрятавшейся во дворе неподалеку от роддома. Николай написал, что снял там квартиру через какой-то сайт, чтобы не светиться в гостинице. До Анниной работы идти отсюда было минут пятнадцать. Анна подошла к двери в подъезд и замерла на секунду. Что она здесь делает? Наверно, будь она трезвой, не поехала бы. Мать уже звонила, но она соврала ей, что задерживается с коллегами в ресторане. А им она сказала, что торопится к матери. Вранье, вранье. Может, бросить все и уехать? Вернуться в ее старенький мир? Там будет тихо и спокойно. Правда, иногда там хочется повеситься. Да, наверно, завтра она протрезвеет и будет жалеть об этом, но сегодня она здесь и это ее вечер. И неважно, что было в прошлом, неважно, что есть сейчас в ее жизни, имеет значение только то, что сегодня он будет рядом.
Анна сама предложила приехать. Они перекинулись несколькими сообщениями, что она в ресторане и ей скучно. А он ответил, что дома один и тоже не знает, чем себя занять. Она спросила: «К тебе приехать?» Он прочитал сообщение сразу, но ответил лишь через несколько минут: «Да». Потом вызвал такси на ее номер, по своей карте, чтобы ей не пришлось платить. Заботливый. Всегда был заботливым. Когда ему что-то было нужно. В такси воспоминания душили так, что хотелось плакать. Но ведь она сама сделала этот выбор. Она. Его не в чем винить. Из-за своих страхов, из-за неуверенности, из-за боязни испортить ему жизнь она загубила свою.
– Привет! – сказала она, когда он открыл дверь.
Николай улыбнулся и ответил:
– Привет! Проходи.
Анна выглядела очень буднично. В ресторан она поехала сразу после работы, не успев переодеться. Простые бежевые шорты до колен, футболка с дурацким рисунком, босоножки без каблуков. И белье: самый простой лифчик и хлопковые трусы, в которых она ходит весь этот жаркий день. Почему она сейчас думает про белье? Он, видимо, недавно из душа, волосы еще мокрые, стоит в темно-синей футболке и домашних брюках бежевого цвета. Квартира – однушка, в комнате уже разложен диван. Зачем? Николай поймал ее взгляд.
– Собирался уже ложиться, когда написал тебе, – он ответил, хотя она не задала вопроса. Так же, как и раньше. Словно читает ее мысли.
– А зачем раскладывал?
– Здесь матрас выдвигается, получается полноценная кровать. А на узком диване спать неудобно.
В комнате кроме дивана лишь стул возле рабочего стола. Анна замялась в дверях, не зная куда сесть. Но он уже сам полулег, облокотясь на подушки и вытянув ноги. Анна, недолго думая, повторила его действие и опустилась на диван, прислонившись ко второй подушке.
– Расскажи что-нибудь, – прервал он тишину.
– Что? – Анна не знала, о чем говорить, мыслей в голове совсем не было, только этот момент, здесь и сейчас, они вдвоем на диване, смотрят друг на друга, но не касаются. – Лучше спроси сам, что хочешь. Мне так будет проще.
– Мы столько лет не виделись, и ты не знаешь, что рассказать? – Николай как будто был немного удивлен.
– Не знаю. Рассказывать тебе всю свою жизнь? Что в ней интересного. Работа – дом – работа в провинциальном городе. Утром будильник, потом на автобус, вечером обратно. Пациенты хотя бы разные. Их столько уже прошло за эти годы.
– Многим помогла? Ты ведь всегда хотела помогать.
– Наверно. Психолог работает хорошо, если пациент приходит к изменениям сам, думая, что психолог на самом деле ему был не нужен. Поэтому мне сложно оценить.
– Ты никогда не умела хвастаться, – усмехнулся Николай.
– Не умела, – покачала она головой. – Умела лишь жить тихо и незаметно.
– Как твоя мама? Жива-здорова? – перевел он разговор.
– Первое – да, второе не очень. Мы живем сейчас вместе, я стараюсь ей помогать. Ей тяжело ходить, артрит.
– А сестра? Она вроде жила с ней раньше.
– Сестра уехала учиться в Москву, подцепила там латыша и вышла за него замуж. Сейчас живет в окрестностях Риги. У нее все хорошо. Но ухаживать за мамой у нее нет возможности.
– Обижаешься на нее?
– Нет… У каждого своя судьба. У кого-то семья, достаток. Может, и дети скоро появятся. У них в стране нет этой заразы.
– Ты всю эпидемию работала? – с сочувствием спросил Николай.
– Да, ты же знаешь, мне можно, – замялась Анна.
Они подошли к этой теме. Будет расспрашивать дальше или нет?
– Да, я помню, – Николай не стал развивать. – Ты права, у каждого своя судьба. Но счастье можно обрести не только в детях.
– Да, мои пациенты в хосписе – это те же дети. И я научилась их сопровождать, а потом и провожать.
– Это благое дело. То, что ты делаешь, – как-то без интереса ответил Николай. Анна думала, что он удивится, услышав про хоспис.
– А ты что, знал, что я и там работаю? – спросила она.
– Порасспрашивал сегодня в роддоме.
– Ах да! – слегка усмехнулась она. – Кому-то сказал, что мы знакомы?
– Нет. Я подумал, что, если ты захочешь, можешь рассказать коллегам сама. А если нет, то зачем тебя подставлять. Просто сказал, что видел молодую девушку в коридоре без белого халата, и удивился, поэтому спросил, кем она работает.
– Молодую? Вот уж спасибо, – она снова болезненно улыбнулась. – Нет, я не хочу никому про это знакомство говорить.
– Я так и подумал. Ты всегда боялась лишнего внимания к себе.
«Зато ты его жаждал», – подумала она. Но вместо этого спросила:
– И что тебе про меня рассказали?
– Да ничего особенного. Что ты работаешь в хосписе, но тебя попросили и здесь помочь из-за эпидемии. Сейчас все нарасхват. Женщин же к работе только-только начали допускать. Что у тебя была болезнь, – он замялся, произнося это слово, – из-за которой у тебя удалена матка. Что ты вдова и что муж был намного старше тебя. И что ты большая умница и всю себя отдаешь работе, – на последней фразе он тепло посмотрел на нее.
Анна погрустнела. Все было правдой, кроме истории с болезнью, но ее коллеги про это не знали.
– Вот видишь. Два предложения о всей моей жизни. И сказать-то больше нечего.
– Ты могла бы рассказать намного больше.
– Нет, и вправду нечего. Точнее, может и есть, но сейчас я про себя говорить не хочу. Расскажи лучше ты.
– О чем?
– О том, что не знает пресса. О чем-то важном.
