Там, на Ферме они с Н-211 всегда говорили друг другу, что если им доведётся отправиться на поиски приключений, они будут спасать каждую лису без разбора, чего бы это ни стоило. О-370 не может разрывать сетки, но, может быть, он станет лисом, который спасает других?
– Я иду за ним, – сказал О-370.
Ласка навострила уши.
– Не нашего хвоста мех, – отрезала Дасти. – Ласка!
О-370 не стал дожидаться, когда они опять его бросят. Он выскользнул из переулка и пошагал по тротуару, изо всех сил стараясь держаться тени. Он даже не догадывался, какие ужасы поджидали его впереди. Но ведь Мия и Юли тоже не догадывались.
Он дошёл до угла, и в ногу ему ткнулась чья-то морда, напугав так, что он даже взвизгнул.
– Ты забыл, – сказала Ласка и положила перед ним кусок хряща. – Тебе, наверное, понадобится.
– Ой, – сказал О-370, – спасибо.
Он схватил в рот весь кусок. Хрящ оказался холодный и солёный и едва мог унять бурю в животе у лисёныша. Он жевал и смотрел на Дасти, которая стояла вдалеке на тротуаре. Ему показалось, что на лице у лисицы проступило страдание, но едва она заметила его взгляд, это выражение сменилось презрительной усмешкой.
– Почему ты хочешь спасти лиса, которого почти даже не знаешь? – спросила Ласка. – Он же называл тебя шавкой.
О-370 посмотрел в её разноцветные глаза и понял, что не может открыть ей правду. Что он делает это лишь затем, чтобы Дасти его не прогоняла. Что если она прогонит, Город его убьёт.
Он пожал плечами.
– Что было бы, если б Мия и Юли бросили друг друга в лесу? Лисы должны прикрывать друг другу хвосты.
Некоторое время Ласка внимательно смотрела на него, и по ней нельзя было сказать, понимает ли она, о чём он говорит. Она взглянула на Дасти, потом повернулась, прошла мимо О-370 и свернула за угол.
Лапы О-370 сами запрыгали вдогонку.
– Ты идёшь со мной?
– Кто-то должен показать тебе, как попасть внутрь, – ответила Ласка. – Или ты вдруг вспомнил, как прорываться через заборы?
О-370 облизал зубы, которые всё ещё ныли от попытки перегрызть проволоку у ресторана.
Ласка ухмыльнулась:
– Идём!
Ласка вела О-370 на окраину Города. Улицы погрузились в успокоительную тишину. Звёзды снова смотрели ясно. Лисы теперь шли не таясь, пересекая пустые участки, где бетон трескался под неопрятными сорняками.
– Мама у тебя злая, да? – сказал О-370.
– Дасти не моя мама, – ответила Ласка.
– Ой. А где твоя?
– Она… умерла.
Он прижал уши:
– Как так?
– Ну, так, – она отвернулась, пряча от него глаза, – обычно.
О-370 подумал, что, наверное, сказал что-то не то.
– У меня мама тоже умерла. Я был совсем маленький, когда…
– Почти на месте, – сказала Ласка. – Теперь надо тихо.
– А, хорошо, – сказал О-370, и у него в горле снова застрял ком. Тепло, которое он почувствовал, когда Ласка ему улыбнулась, растаяло без следа.
Они уходили всё дальше по тёмным пустым улицам. Воздух стал сухим, ветер закручивал мусор и пыль в крошечные торнадо, от которых О-370 жгло глаза.
Ласка остановилась и посмотрела вверх:
– Вот оно.
Дом из песчаника оказался в форме правильного куба. Стены были покрыты яркими цветными символами, бесчисленными и непонятными. На самом верху, возле крыши, гудели большие красные буквы – будто обогреватели на Ферме. Первые несколько букв – ВЕТЕРИ – светились ярко, а те, что были за ними, перегорели.
– Как туда попасть? – спросил О-370.
Ласка закрыла глаза, склонила морду набок и тщательно принюхалась.
– Сюда.
Она потрусила за угол к обнесённому забором двору, откуда доносился тяжёлый запах экскрементов животных. Она подошла к калитке и посмотрела на плоскую щеколду, которая висела в двух хвостах над её ушами. Она подпрыгнула, зацепила щеколду лапами, распахнула со щелчком калитку и опустилась на землю.
У О-370 поднялась бровь:
– Ты где этому научилась?
– Тс-с!
Маленький двор лежал в тени дома, но О-370 всё же смог разобрать неясные очертания урчащего кондиционера возле светло-коричневой двери. Ласка показала носом на чёрный прямоугольник, встроенный по центру в самом низу – как раз по высоте лисьих ушей.
– Собачья дверь, – прошептала она.
О-370 ничего не понял, но потрусил вперёд, разбрызгивая лапами неожиданную лужу, такую же тёмную, как земля вокруг. В одной из трубок, которые подходили к кондиционеру, оказалась крошечная дырка, и оттуда с шипением капала на землю вода.
Он уставился на собачью дверь: всего-навсего пластиковая доска, которая немного вздулась из-за воздуха в доме. Он толкнул доску носом – только на один усик, чтобы заглянуть внутрь. В Ветери было темно. Влажно и холодно. Стены дышали вентиляционными клапанами – сссвсссс сссвссс сссссс – и гнали порывы спёртого воздуха в длинный чёрный коридор. Оттуда мерзко воняло мочой и хворью.
О-370 выдернул голову из-под доски. Ласка не двинулась от забора ни на шаг. Она не сводила глаз с лужи, которую он расплескал мимоходом.
– Ты идёшь? – спросил он.
Она проглотила застрявший в горле комок и отвернулась от лужи.
– Не могу. Проклятия.
Её голос звучал точно так же, как у Н-211, когда он врал про свою занозу.
– Нельзя же оставлять Джулепа там! – воскликнул О-370.
– Ты такой смелый, Олео, – проговорила Ласка. – Готов пойти туда в одиночку!
Он повесил уши. Он ведь говорил совсем не об этом.
– Будь осторожней, – сказала Ласка.
У него сдавило дыхание. А каким же ещё ему остаётся быть?
Он закрыл глаза, представил себе улыбку на лице Н-211 и шагнул в гробницу.
4
ЩЁЛК!
О-370 подскочил. Это за ним захлопнулась собачья дверь. Тёмный коридор тянулся вперёд. Осколок лунного света, что проникал сквозь полупрозрачную занавеску, тускло брезжил во тьме. Дом шипел – сссс ссвсс сссссс.
– Джулеп! – прошептал О-370.
Никто не ответил.
Он прошёл дальше по коридору – пол оказался скользким из-за тонкого слоя мыльной воды. Когти цокали, звук эхом разлетался от стен, и, казалось, кто-то невидимый идёт сзади. Каждые пару шагов он озирался через плечо, чтобы убедиться: эхо не сгустилось ни в какое живое существо. Он попробовал ступать тише.
Сердце отчаянно колотилось в груди, говорило: «Повернись! Уходи!» Лёгкие тянули воздух маленькими глотками, чтобы тлетворный запах мочи и хвори не закрадывался внутрь. Усы подсказывали, что за ним наблюдают. Он только не понимал, откуда. Здесь было негде прятаться. И он сомневался, что сможет кого-то опередить в этом длинном и скользком коридоре.
