– Да я лучше поперхнусь. Но кто-то из вас может слизать эту гадость с моей шкуры, пока мне не пришлось самой.
Пока Джулеп хрустел и морщился, Ласка и Олео забрались в ящичную пещеру и вылизали Дасти. Жир и кукурузная пыль оказались на вкус сладко-солёными. Под их слоем мех у лисицы пах малиной. И теперь, когда из неё вывернуло всё содержимое желудка, её дыхание уже не воняло прóклятым кроличьим мясом.
Дасти не рассказывала историй, как рассказывала когда-то мама Олео. Она не была доброй, не учила многому, как мамы Юли и Мии, и не была весёлой, как П-838. Но в ней чувствовалось что-то надёжное. Поступь Дасти была такой же уверенной, как её единственный клык. Она показывала на примере, что глаза надо держать открытыми, нос – прямо, уши – начеку, и тогда ты сумеешь выжить в Городе.
Олео вдруг захотелось, чтобы Н-211 познакомился с Дасти.
Снаружи над небоскрёбами показалось наконец слабое солнце, и в воздухе на ус посветлело. Разве только не стало ничуть теплее, и мир оставался холодным, бесцветным. Ещё немного, и снег заполонит небо.
Но эта мысль уже не страшила Олео так, как раньше, когда надо было впервые уйти из Молочного Фургона. Теперь, когда его протащило сквозь маслянистые потроха машины, он знал, как она работает. И не мог перестать думать…
Интересно, у Живодёра тоже есть хвост?
КОГДА ЧУЖАК ЗАМОЛЧАЛ, альфа, неожиданно для самой себя, принялась, точно подушку, подталкивать носом сосновые иголки ему под голову. И лишь когда её нос оказался возле его клыка, она опомнилась и отскочила.
– Спасибо, – в смутном облегчении сказал Чужак. Он опустил голову на подушку, и дрожь в глазах унялась.
Снег уже перестал. Под ветки сосны вкралась тревожная тишина. Словно буря бросала вызов – ждала, что лисы выберутся из укрытия.
У альфы появилось беспокойное чувство, что надвигается что-то огромное. И не только в истории.
– Почему вы не говорите нам, кто вы? – спросила она у Чужака.
Он не открыл глаза, но дыхание его сделалось неглубоким и неестественным. Похоже, он притворился, будто не слышит.
– Значит, теперь лисы вернутся на Ферму, да? – спросила бета.
– Да, – подхватил недоросток. – Значит, теперь Олео возьмёт провода Живодёра и заполнит Фермера Голубым, пока вся его шкура не о…
– Ф-ф! – сказала альфа и устремила слух из-под веток.
Уши вдруг услыхали, как крохотные коготки стремительно несутся по снегу. Как пыхтят маленькие лёгкие. Иголки раздвинулись, и между ними просунулись кисточки беличьих ушей.
Белка, увидев лис, застыла на месте, поджала лапы и затрясла хвостом.
Альфа прыгнула.
ЛИСЁНЫШИ РАЗОДРАЛИ БЕЛКУ натрое – Чужак вежливо отказался от предложенной ляжки. От свежей добычи усы у младших встали торчком, а в животе у альфы растеклась капля солёного тепла.
– Это машина вас так? – спросила у Чужака бета, слизывая с бороды кровь. – А то мы можем её убить, если хотите.
– Да! – подхватил недоросток. – Я её не боюсь. Меня все называют Клык.
– Никто его так не называет, – отчеканила бета.
– Это не… – с трудом произнёс Чужак, – …не Машина.
Недоросток глянул разочарованно и понюхал вокруг – не осталось ли ещё белки.
– Так что было дальше? – спросила бета.
– Как все хорошие лисы, – заговорил Чужак, – Олео учился выживать в новых условиях. Но ему только предстояло узнать, как глубоко всё связано в Городе. Так же, как в каждом лесу. От огромных зданий до улиц, и тротуаров, и до воды, которая бежит под землёй. От людей с их собаками до тайных обитателей трещин. Олео предстояло узнать, что даже самый незначительный поступок способен низвергнуть целый город.
Бешеные собаки
1
СОЛНЦЕ ВСТАЛО ТЁМНОЕ, красное и разожгло моросящий дождь. Этот странный свет закрался в Молочный Фургон, окровавил пылинки, хмурым проблеском лёг на молочные бутылки.
В приступе раздражения Джулеп сорвал с себя все бинты и впервые за несколько недель встал на лапы, прошёлся из одного конца фургона в другой. Во всяком случае, попытался. Он поджал переднюю лапу, покачал ею и поставил на пол. Потом поднял заднюю лапу, покачал, поставил. Каждые пару шагов его туловище костенело и грозило опрокинуться, но Ласка, подталкивая носом, помогала удержать равновесие.
– Я справлюсь, – рычал Джулеп, морщась от боли.
– Я знаю, – с мордой наготове отвечала Ласка.
Олео лежал в своём ящике и через заднюю дверь наблюдал за погодой. К дождю примешалась ледяная крупа; она звонко барабанила по фургону и сыпала в реку с маленькими взрывами. Это ещё не снег. Но оставалось уже недолго.
Теперь-то Олео знал, что способен себя спасти. И даже спасти других лис (и неважно, оценят они или нет). И ещё он знал, как победить машину. Но даже если он сумеет вернуться на Ферму, украдкой проскочить мимо Гризлера, не попасться на глаза Фермеру и выдрать из стены хвост Живодёра, как ему разорвать проволочную сетку клеток? Как убедить лис уйти с Фермы?
– Если я хоть на минуту ещё останусь в этом фургоне, – прорычал Джулеп, – я сам себе повыдергаю усы. Мне надо уже погулять!
Ласка сморщила брови.
– Я справлюсь, – заявил ей Джулеп. – Если станет опасно, я убегу. Смотри!
Он вперился взглядом в покрытую плесенью молочную бутылку, которая лежала в углу, качнулся и заковылял к ней. Он опрокинул два ящика, сбил три бутылки, треснулся головой о стену и скулил всякий раз, когда лапы касались пола. Однако он дошёл до конца и не упал.
– Видела? – сказал Джулеп, задыхаясь и загоняя обратно слёзы.
Брови Ласки не распрямились.
Он кивнул за дверь.
– Посмотри, дождь. Люди не любят дождь. Можно пойти в парк, и он будет весь наш.
Ласка бросила взгляд на ледяной дождь и скривилась. За несколько недель, что Олео провёл с лисами из Города, он не раз видел, что Ласка избегает воды любой ценой. Её передёргивает от каждого всплеска, и через канавы она перепрыгивает преувеличенно большими прыжками, чтобы не замочить лапы. С первым грохотом грома она остаётся в Молочном Фургоне.
Ничего этого Джулеп, кажется, не заметил.
– И-дём, – говорил он ей. – Пороемся в мусоре, найдём «горячих собак»!
– Горячих… собак? – с отвращением переспросил Олео.
– Издеваешься? – удивился Джулеп. – Ты ни разу не ел «горячих собак»?
Олео покачал головой.
– Приглашаю на угощение! – покровительственно изрёк Джулеп. – Если будет попкорн – вообще круто.
