В другом углу гаража Джулеп заметил клетку и судорожно вздохнул. Прихрамывая, он спустился по ступенькам на бетонный пол. Мёртвая собака нависла над головой. Джулеп осторожно обошёл поддон, опасаясь, как бы серебристые инструменты не выскользнули оттуда и не пронзили его насквозь.
– А, – обронил Джулеп, когда добрался до клетки. – Это ты.
Олео лежал внутри – лапы дёргаются, глаза закрыты, веки дрожат. Губы всё так же кривятся, но зубы уже не клацают друг о друга. Морда накрепко стянута чёрной блестящей лентой. Дышит носом, часто и горячо: «Ы-ых ы-ых ы-ых ы-ых».
Дыхание Джулепа взялось повторять тот же звук, но он раздул рёбра, стараясь не поддаваться.
– Я не затем тащился в такую даль, чтоб спасать какую-то шавку.
Олео мог ответить ему только дыханием: «Ы-ых ы-ых ы-ых».
От этого звука у Джулепа обожгло глаза. Он открыл их пошире, чтобы не намокли.
– Ты никогда не умел отвечать, как Стерлинг.
Ы-ых ы-ых ы-ых.
Если б Олео не был в таком состоянии, если б от него не разило жёлтым, Джулеп, может быть, и открыл бы клетку, разгрыз бы чёрную ленту на морде лисёныша и предоставил бы его самому себе. А теперь-то уж какой смысл его спасать? Чтобы увидеть, как ещё один лис умрёт у Джулепа на глазах, как отец и Стерлинг?
Одинокая слезинка сбежала у Джулепа из глаза и потекла по усам. Он стряхнул её и снова принюхался. Он учуял, как из-под жёлтого пробивается настоящий запах Олео. Точно высушенные яблоки.
– Может быть, человек прогонит твою боль, – сказал он Олео, стараясь удержать дрожь в губах. – Как прогнал мою.
Ы-ых ы-ых ы-ых.
И пока чувство вины не пересилило Джулепа, он повернулся и шагнул к лестнице, твёрдо намереваясь отыскать Ласку и убраться отсюда.
Из коридора донёсся скрип. Человек вошёл в гараж, и Джулеп тут же сунул голову под нижнюю полку железного стола. Острые края царапали спину, когда он, распластав лапы, забирался дальше. Едва он успел подвернуть хвост в тень, как – щёлк! – гараж залило мерцающим зеленоватым светом.
Нос Джулепа следовал за ногами женщины, которые носились по гаражу. Он держал лапы наготове и только ждал, когда она повернётся спиной, чтобы выскочить из-под стола и взлететь вверх по лестнице. Женщина качнулась влево, и Джулеп высунул нос наружу. Но она вдруг обернулась, расплескав дугой кофе, тот забрызгал Джулепу морду и заставил отступить. Шаркая ногами, женщина двинулась вправо, и Джулеп выставил лапу. Но женщина ударилась бедром об угол стола, и от испуга лапа вжалась обратно.
Застрял.
С пульсирующей болью в глазах он следил, как тень женщины перемещается по бетонному полу. Женщина отхлебнула кофе и поставила кружку в поддон. Загрохотали серебристые инструменты. Следом ожила раковина. Женщина яростно скребла пальцы, будто хотела содрать с них шкуру. Потом она встряхнула сложенные куски ткани и обернула ими лицо, свою лысую голову и всё туловище. Закрепив на лице защитные очки, она с резким звуком натянула на руки резиновые шкуры – хлоп! Хлоп!
Резиновые Руки подошли к столу, и Джулеп заполз на животе ещё дальше под полку. Он услышал, как она перебирает в поддоне инструменты и как принимает решение с резким вжжжжжиг! Тень инструмента – длинная, зловещая, с сотнями зубов – поднялась в воздух и стала подбираться к собачьему трупу.
КХРМ хльп КХРМ хльп КХРМ хльп
Звучание влажного хруста было тошнотворно ритмичным. От него вибрировала полка, прижимаясь к ушам Джулепа, да и сам он весь целиком дрожал от ужаса. Чёрные капли стекали со стола и барабанили по бетону. От крови разило жёлтым.
– Ик!
Пила остановилась. Джулеп сложил лапы на морде, пытаясь сдержать икоту, – Ык! Ыкф! Ык! – а тень женщины, вытянув шею, оглядывала гараж. Она стала нагибаться к Джулепу…
Ы-ых ы-ых ы-ых.
…как вдруг Олео мучительно запыхтел. Тень повернула голову к клетке в углу, вздохнула и снова взялась за пилу.
КХРМ хльп КХРМ хльп КХРМ хльп
Икота у Джулепа улеглась.
Через несколько минут, за которые кишки в животе не раз успели перевернуться, пила с мокрым шшлп закончила работу.
Джулеп выглянул из-под стола и увидел, как Резиновые Руки поднесли к раковине голову собаки и плюхнули внутрь. Джулепу хотелось, чтобы Олео оказался неправ в том, что рассказывал об этой женщине. Но не настолько же! Резиновые Руки не излечивали раненых животных. Они отрезали им головы.
Джулеп взглянул на Олео, который беспомощно лежал в клетке. Лисёнышу нечего было делать с лисами Города; его опрометчивость принесла слишком много бед. Но он не заслуживал того, чтобы потерять голову.
Что-то снова забряцало, шаркнули ноги – Резиновые Руки завозились у раковины. Вскоре вспыхнуло зелёное сияние, яркое, неоновое, как электрическая вывеска. Женщина взяла в руки маленькое круглое блюдо – её большие стеклянные глаза загорелись отражённым зелёным светом. Она что-то удовлетворённо пробормотала в маску и поставила блюдо возле шприцев, наполненных коричневой жидкостью.
Джулеп целеустремлённо сморщил лицо. Когда Олео перебежал дорогу, Джулеп перебежал быстрее. Когда Олео добыл на охоте три «горячих собаки», Джулеп добыл четыре. И раз уж Олео спас его из когтей этого безумного человека, Джулеп тоже его спасёт. И даже не попадётся, как Олео.
Джулеп вздрогнул. На пол возле стола шлёпнулось полотенце. Он затаил дыхание, глядя, как Резиновые Руки склонились в опасной близости и принялись вытирать с пола кровь.
И вот как, спрашивается, ему вызволить Олео из клетки, поднять по ступенькам и вытащить через собачью дверь? Лисёныш даже ходить не может.
Не успел Джулеп задуматься об ответе, как в гараж просочился запах. Затянутых коркой ран и горелой плоти. Скрипнула верхняя ступенька, и Резиновые Руки посмотрели на дверь. Тень женщины изобразила в воздухе какие-то странные знаки.
– Уже проснулся?
– Ик!
Джулеп как мог сдерживал икоту, пока длинные чёрные стопы неуклюже шаркали по ступенькам вниз, волоча за собой полосы белого.
5
ИСКРИВЛЁННЫЕ СТОПЫ ТРЯПИЧНОГО прошлёпали розовыми подошвами по полу гаража совсем рядом с мордой Джулепа, забив его нос жутким зловонием.
В своих размытых воспоминаниях о Ветери Джулеп припоминал рыхлую кучу нестиранного белья. Но это существо оказалось сгорбленным и тощим, как скелет. Оно хрипело, как сама смерть, и волочило костяшки пальцев по кровавым разводам. Его сильные руки, казалось, могли разорвать лисёныша надвое.
