Пристальное внимание российской дипломатии к Маскату объяснялось еще и тем, что «с открытием русской торговой навигации в Персидский залив» Маскат становился «неизбежным этапным пунктом» для русских торговых судов. Представлял интерес Маскат и для кораблей Военно-морского флота России — как место для загрузки углем по пути следования на Дальний Восток и в Персидский залив. «Командиры наших военных судов, — писал министр иностранных дел России граф Владимир Николаевич Ламздорф в депеше Ивану Алексеевичу Зиновьеву, послу в Константинополе (21.01.1904), — неоднократно указывали на Маскат, как на пункт во всех отношениях наиболее удобный», по сравнению с другими портами района Персидского залива, «для устройства в нем склада каменного угля». Необходимость в нем испытывают все идущие в Персидский залив русские суда, как военные, так и торговые.
«Русское дипломатическое представительство, учрежденное в Маскате, — считали в МИД Российской империи, — правильно осведомленное на месте о событиях в крае, несомненно, могло бы… своевременно предвидеть и предупреждать нежелательные там, с точки зрения отечественных интересов, явления… и служить проводником политики России на всем Юго-Восточном побережье Аравийского полуострова» (25).
Соображения графа В. Н. Ламздорфа насчет целесообразности учреждения консульского поста Государства Российского в Маскате И. А. Зиновьев, курировавший в то время работу российских дипломатических миссий в Персидском заливе, разделял. Для того чтобы закрепиться в Маскате, находил целесообразным, учитывая настороженное, мягко говоря, отношение англичан ко всем шагам России в Аравии и в Персидском заливе, начать действовать через Францию — «поручить защиту интересов России в Маскате, на первых порах, французскому консулу» (26).
В Санкт-Петербурге соображения, высказанные И. А. Зиновьевым, сочли обоснованными и заслуживающими внимания. Однако в практическом плане вопрос этот, активно обсуждавшийся во внешнеполитическом, торговом, морском и военном ведомствах Российской империи, решен так и не был.
Ознакомление с копиями документов МИД Франции, хранящимися в отделе исторических документов Культурного фонда Абу-Даби (ОАЭ), дает основания полагать, что впервые вопрос о возможности политико-дипломатического утверждения себя Россией в Маскате, если так можно сказать, зондировался Санкт-Петербургом в 1901 году. Занимался этим В. Леонтьев, брат представителя России в Абиссинии. В марте 1901 г. он посетил Маскат по пути из Европы в Джибути. Французский консул в Маскате доносил в Париж, что В. Леонтьев «проявлял повышенный интерес к персоне султана»; старался понять, «насколько реальны возможности России в плане налаживания с ним политического диалога». Неоднократно встречался и подолгу разговаривал с ним, «с глазу на глаз» (интересное замечание, указывающее на то, В. Леонтьев, похоже, знал арабский язык). При прощании с владыкой Омана В. Леонтьев подарил султану «богатый револьвер» — в знак благодарности за оказанное ему гостеприимство (27).
Неплохие перспективы у Российской империи в ее деятельности в Персидском заливе имелись на кувейтском направлении. С обеих сторон здесь отмечались взаимная симпатия и настроенность на конструктивное взаимодействие. Русские купцы называли Кувейт «крупным рынком» Прибрежной Аравии, путешественники — «обителью гостеприимства», а дипломаты и офицеры Военно-морского флота — «землей людей мужества, достоинства и чести».
Правил Кувейтом во времена «политики дела» Российской империи в Персидском заливе шейх Мубарак Аль Сабах, человек, по отзывам отечественных дипломатов, «умный и предельно осторожный, фантастически предусмотрительный и невероятно изворотливый». Поэтому, думается, предания арабов Кувейта и нарекли его Мубараком Мудрым, а история — Мубараком Великим. Документы, хранящиеся в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ), рассказывают, что он мастерски выходил, и не раз, из ситуаций, «чреватых для него потерей независимости». В совершенстве владел «искусством дипломатического лавирования», которое и помогало ему «на протяжении многих лет ускользать от прямого подчинения Турции».
Авторитетом среди кочевых племен шейх Мубарак пользовался высоким. Бедуины признавали наличие у него «чутья опасности» и таланта организатора набегов (газу), приносящих добычу. И охотно участвовали в проводимых им военных походах.
Русским людям, встречавшимся с шейхом Мубараком, правитель Кувейта был глубоко симпатичен. Свидетельством тому — их отзывы о нем. Российские дипломаты восхищались его «политическим чутьем», а офицеры Военно-морского флота — мужеством и «военной смекалкой», или, как они еще говорили, «военной сметкой генерала-шейха». Российские боевые корабли, посещавшие Кувейт, салютовали шейху Мубараку Аль Сабаху как независимому правителю.
Той же монетой платил России и шейх Мубарак. Русские дипломаты, купцы и экипажи российских судов, прибывавшие в Кувейт, находили в «уделе Сабахов» радушный прием. Командиров боевых кораблей и консулов Российской империи доставляли до резиденции шейха на породистых, «нарядно убранных» лошадях, в сопровождении почетного караула верблюжьей кавалерии, что на языке протокола аравийской пустыни означало проявление к гостям высшей степени уважения и внимания. Русские купцы подарили шейху Мубараку великолепную меховую шубу. В зимнее время, довольно прохладное, заметим, в Кувейте, шейх, облачившись в нее, принимал у себя, на открытой веранде дворца у моря, представителей турецких властей в Месопотамии. Говорил им, указывая на шубу, что он «дружен с Россией», с могучей «Белой страной, самой большой на лице земли».
Документы АВПРИ сообщают, что шейх Мубарак «взирал на Государя Российского», как на друга-союзника в деле отстаивания независимости Кувейта, и даже помышлял одно время встать под русское покровительство (28).
Англичане знали о контактах русских с шейхом Мубараком, но вот о конкретном их содержании, судя по всему, правитель Кувейта извещал британцев избирательно, и в нужном для себя свете. Разыгрывая «русскую карту», шейх Мубарак довольно удачно, по выражению российских дипломатов, «лавировал между турецкой Сциллой и английской Харибдой». План его, судя по всему, состоял в том, чтобы заигрыванием с турками сдерживать усиливавшийся аппетит бриттов в отношении Кувейта, а политико-дипломатическими реверансами в сторону Лондона и Санкт-Петербурга оказывать соответствующее воздействие на Константинополь. Искусство выстраивания тонких политических комбинаций, которым шейх Мубарак владел блестяще, помогало ему выдерживать пресс притязаний со стороны Турции и Англии, и даже в какой-то мере Германии, и сохранять свободу и независимость.
Шейх Мубарак, к слову, — это седьмой правитель из династии Аль Сабах. Интересный факт: цифра семь у арабов Аравии считается счастливой; даже имя ребенку аравийцы дают на седьмой день после рождения.
Среди соображений и предложений наших дипломатов времен российской «политики дела» в зоне Персидского залива, касавшихся вопросов противостояния гегемонистским устремлениям Англии и оказания помощи арабам Аравии в их борьбе за национальную независимость, обращает на себя внимание «План Машкова». Автором этого плана, представленного в августе 1896 г. на рассмотрение российскому послу в Константинополе Александру Ивановичу Нелидову, был статский советник Виктор Федорович Машков (18581932), генеральный консул в Багдаде. Из биографии его известно, что, состоя поручиком русской армии, он инициировал установление официальных отношений России с Абиссинией (Эфиопией). Затем, будучи зачисленным в штат МИД и командированным в Багдад (конец 1894 г.), достойно отстаивал интересы Отечества в Месопотамии. В. Машков предлагал — с помощью России и под руководством влиятельного среди арабов Аравии лица — объединить арабские племена. Считал, что, такой племенной союз, вооруженный и сплоченный, представлял бы собой «внушительную силу», с которой Англии, определенно, пришлось бы считаться.
