Для осуществления этого плана, писал В. Машков, требовалась «сильная личность», человек, который мог бы «собрать племена под свое знамя», «подогреть их ненависть к англичанам и, взяв на себя инициативу, направить их удары». Таким человеком, по мнению В. Машкова, мог бы стать бывший офицер «инородческого эскадрона Его Величества конвоя, бывший ординарец Его Величества» Магомет-паша Дагестани, племянник легендарного Шамиля. «Перейдя в турецкую службу», он дослужился до чина бригадного генерала. Состоял «дворцовым комендантом и командиром расформированного впоследствии черкесского конвоя султана». Турецкие царедворцы, докладывал В. Машков, «завидовавшие близости Дагестани к султану и тем доверием, которым он пользовался у него», сумели — «с помощью интриг и наветов» — удалить его из дворца, а потом и вовсе отправить в «почетную ссылку», в Багдад. Служа там, он в течение 14 лет оставался все в том же чине генерал-майора. И это, «несмотря на неоднократные представления к повышению» за те услуги, что он оказал турецкому правительству в деле «умиротворения арабов». Всем этим представлениям попросту не давали хода.
«Отличаясь, равно присущим черкесам и арабам, гостеприимством, щедростью, твердостью слова, удалью и храбростью, — отмечал В. Машков, — Дагестани снискал себе необычайную популярность в крае. Не к турецким властям, а к нему лично часто обращались курды и арабы из отдаленных мест за разрешением споров». Довольно было одних только слухов, что Магомет-паша назначается начальником экспедиции, чтобы волнение, где-либо вспыхнувшее, тут же улеглось. Его уважали и боялись. Магомет-паша, утверждал В. Машков, обладал, «подобно своему знаменитому родственнику, нашему искусному противнику Шамилю, большими природными военными дарованиями» (29).
«План Машкова» примечателен тем, что задолго до прославленного Лоуренса Аравийского действия, аналогичные, по сути, предпринятым с его подачи и при его прямом участии англичанами, предлагал осуществить, прибегнув к помощи Дагистани, русский консул Владимир Федорович Машков.
Надо сказать, что Александр Иванович Нелидов поддержал «План Машкова». Он и сам, что интересно, разработал и представил на рассмотрение русского правительства смелый и довольно болезненный для Османской империи (в случае его успеха) план — «Проект захвата Босфора силами русской армии и флота». Операция должна была быть проведена Черноморской эскадрой, и начаться по получении командующим эскадрой шифр телеграммы от А. Нелидова. Проект этот Николай II одобрил, на совещании с членами кабинета министров (05.12.1896). Однако через какое-то время от реализации его отказался.
Не менее оригинальный, и даже дерзкий, в стиле Суворова и Бонапарта, план силовых действий «по обузданию экспансионистских устремлений Англии» на Востоке, в том числе в Средней Азии, предлагал генерал-лейтенант Евгений Андреевич Егоров. Суть его плана состояла в том, чтобы «забрать у англичан Индию». Из архивных документов следует, что «проект сей был читан автором Михаилу Дмитриевичу Скобелеву», и что тот «остался от него в восторге».
Политика ведущих европейских держав, указывал в своем «проекте» под названием «Поход русской армии в Индию» (1855) генерал-лейтенант Е. Егоров, имеет целью «уничтожить или, по крайней мере, ослабить Россию… Главный двигатель всех этих замыслов — Англия. Она чутьем бульдога ощущает, что владычество ее в… Индии никем не может быть так сильно… потрясено, как Россией». По мнению генерала, 1850-е годы давали России возможность нанести Англии такой «чувствительный удар», после которого ей «пришлось бы значительно понизить тон и умерить, навсегда, свои нескончаемые требования по вопросу урегулирования границ наших в Азии». Генерал предлагал, ни много ни мало, «совершить поход русской армии в Индию». Для этого «великого мероприятия», писал он, «потребуется 61 тысяча русского войска». С ним, как он считал, в то время можно было «пройти Индостан без… особых препятствий и затруднений». Английское правительство в Британской Индии, говорил он, «на всем ее пространстве, не оставило себе ни одной подпоры»; и «едва-едва удерживало там равновесие» на волне всенародной к нему ненависти. Главной целью похода должен был стать, по мнению генерала, Бомбей. Занятие Бомбея, отмечал Е. Егоров, «точки опоры» англичан в их владениях в Индии, нанесло бы «смертельный удар британскому владычеству во всем Индостане». Отобрать у англичан Бомбей, резюмировал он, — значит «отрезать сообщение» с их постами и в Южной Персии, и в зоне Персидского залива в целом, и лишить сил Ост-Индскую компанию. Иными словами, это то же самое, что «отрубить голову у змеи» (30).
Авторитет и влияние Российской империи в Месопотамии и в Аравии были для иностранных государств настолько видимыми и значимыми, что когда у них возникала в том необходимость, то с просьбой о «временном охранении» их интересов они, как правило, обращались именно к России. Приведем несколько примеров. Так, в январе 1912 г. «в 1-ый Департамент МИД Российской империи поступило указание министра (от 02.01.1912) касательно поручения Императорскому российскому консулу в Бассоре [Басре] насчет временного охранения американских интересов в означенном городе» (31). В сентябре того же года 1-ый Департамент МИД России уведомил русского посла в Константинополе о «назначении русского подданного Кононова», согласно «словесной ноты» американского посольства в Санкт-Петербурге (от 28.09.1912), «американским консульским агентом в Бассоре» (32). Владимир Владимирович фон Циммерман, консул Российской империи в Джидде, получил предписание (14.05.1907) «принять на себя — по просьбе австрийского правительства — заведование австро-венгерским вице-консульством в Джидде на время отсутствия вице-консула, доктора Душана Тончича». Временным управлением делами французского вице-консульства в Багдаде занимался, по просьбе тамошнего французского вице-консула Руэ, когда тот в 1900 г. выезжал в командировки по консульскому округу или в отпуск, русский консул в Багдаде Алексей Федорович Круглов (33).
Исключение из общего правила составляла, пожалуй, только Англия. Она пыталась, где только можно и как можно, «заслать в русские консульские посты» в зоне Персидского залива своих агентов. Проживающий в Басре английский подданный, доктор Франсис, сообщал из Басры русский консул В. Голенищев-Кутузов (29.06.1914), служивший «в течение долгого времени доктором мо-хаммерского шейха Хазаля» и являвшийся «бдительным оком британцев» в этом шейхстве, обратился с просьбой «назначить его почетным доктором Императорского консульства в Басре» (34).
Англия, всячески противостоявшая политике Российской империи в зоне Персидского залива, прибегала, как свидетельствуют документы и факты истории, к использованию, по выражению российских дипломатов, «русского имени» в своих интересах, когда того требовали обстоятельства, в том числе для решения тех или иных важных и актуальных для нее вопросов коммерческой деятельности в регионе.
В период новой политики Санкт-Петербурга в зоне Персидского залива, «политики дела», много разного рода слухов было связано с проектом русского графа Владимира Ивановича Капниста, приобретшего, как писала европейская пресса, у турецкого правительства концессию на строительство железной дороги Триполи (Сирийский) — Хомс — Багддад — Басра — Кувейт (35). На самом деле ни российское правительство, ни частный российский капитал не имели к этому проекту никакого отношения. За спиной графа Капниста, проживавшего в Гейдельберге, кузена посла России в Вене, стояли англичане в лице компании, образованной весной 1898 г. при активном участии известного венгерского финансиста Ретчизнера (Retchizner). Барон Капнист выступал лишь номинальной фигурой, служил ширмой для английского капитала. Его специально поставили во главе компании, чтобы дезориентировать правительство России и предотвратить тем самым возможность выступления Санкт-Петербурга против данного проекта.
