Перед выходом на «жемчужную охоту» команда парусника занималась его подготовкой для длительного пребывания в море. Судно густо смазывали акульим жиром, а нижнюю часть покрывали еще и специальным раствором, предотвращавшим его обрастание ракушками, которые могли поранить ныряльщиков. Затем, спустив судно на воду, непременно под песни и бой барабанов, приступали к завозу на него продуктов: риса, фиников, кофе (из расчета по 2 мешка риса и 8 килограммов кофе на ныряльщика). Устанавливали специальные деревянные ящики для хранения емкостей с водой — фунтасы.
В день выхода в море в местах стоянки судов вывешивали, по традиции, черные флаги (нуф), дабы «разогнать страхи, связанные с неизвестностью предстоящей охоты», как выражались ловцы жемчуга. Время снятия парусников с якоря и дату возвращения флотилии домой определял «адмирал» (сирдал), коим выступал самый авторитетный капитан (нахуда) в сообществе мореходов того или иного шейхства. Он представлял в море интересы всей флотилии, в том числе в сношениях с другими флотами и правителями шейхств, наведывавшихся на места лова. На каждом из судов, отправлявшихся на «жемчужную охоту», обязательно поднимали флаг шейхства, знак-символ (васм) территориальной принадлежности судна.
Жемчужные флотилии Бахрейна и Кувейта, Катара, Абу-Даби и других шейхств Прибрежной Аравии «охотились» на жемчуг буквально бок о бок. Исстари повелось так, что жемчужные отмели в прибрежных водах Аравии, коих насчитывалось порядка 217-ти, считались общим достоянием всех племен и народов «Острова арабов». Полковник Льюис Пелли, английский резидент в Персидском заливе, в своих заметках о портах этого залива (1864) писал, что жемчужные отмели вдоль Аравийского побережья являлись собственностью всех арабов Аравии. Никто другой, кроме аравийцев, прав на жемчужный промысел в их водах до начала XX столетия не имел. Вторжение «чужаков» в «жемчужный удел» арабов Аравии вызывал у них серьезное недовольство, чреватое для тех, кто решался на такой поступок, весьма печальными последствиями.
Две первых карты жемчужных отмелей Персидского залива появились только в XX столетии. Первую из них составил в 1935 г. Хамид ал-Буста, известный среди арабов Прибрежной Аравии капитан и лоцман. Другая карта появилась в 1940 году. Подготовил ее шейх Мани ибн Рашид Аль Мактум, двоюродный брат тогдашнего правителя Дубая.
По окончании лова суда каждой «жемчужной флотилии» собирались в заранее обозначенных «адмиралами» местах, и по их сигналу вступали в состязание в «скорости бега». Капитан судна, приходивший в родной порт первым, подносил в подарок шейху, в присутствии всех горожан, несколько дорогих жемчужин. Правитель, в свою очередь, удостаивал победителей «знаками внимания» — дарил им верховых верблюдов; случалось, что освобождал и от уплаты налогов. Возвращение с лова домой (ал-каффал) венчало собой окончание сезона «жемчужной охоты».
Жители прибрежных городов встречали экипажи судов песнями и танцами. В знак выражения радости по случаю возвращения мужчин с промысла женщины вывешивали на шестах, установленных на крышах домов, свои лучшие платья.
Основной или «большой лов» в речи арабов Прибрежной Аравии (ал-гавс ал-кабир) длился с июня по сентябрь. День его начала определял лично правитель — после обсуждения данного вопроса с советом старейшин. Население об этой дате оповещали посредством глашатаев и вывешивания на рынках объявлений-указов шейха. Помимо «большого лова» практиковались еще «малый» или «холодный лов» (ал-гавс ал-барид, с апреля по май), и «сумасшедший лов» (ал-гавс ал-муджаин, с октября по март), на который в прохладное время года решались немногие. Отсюда — и такое название. Он, к слову, никакими налогами не облагался.
Успех «жемчужной охоты» во многом зависел от того, насколько удачным было «место охоты», то есть выбранная для ловли жемчужная отмель. Решение по данному вопросу принимал капитан, непременно посоветовавшись с одним — двумя опытными ныряльщиками, которые погружались на дно и обследовали отмель. Если находили ее «урожайной», то есть с достаточным количеством раковин, то капитан давал команду снять парус, встать на якорь и начать «охоту».
Знаменитый арабский географ ‘Абд ар-Рашид ал-Бакуви отмечал в своей «Книге о памятниках и чудесах царя могучего», что «места ловли жемчуга самых лучших сортов» находились у группы Бахрейнских островов; и что «столь богатого источника дохода» не было тогда «ни у одного из других царей».
Рабочий день длился «с восхода до захода солнца». Ныряльщики проводили в воде по 6–8 часов в день. Вставали до рассвета, молились. С восходом солнца вскрывали высыхавшие за ночь разложенные на палубе раковины, выловленные за предыдущий день, и сортировали обнаруженные в них жемчужины. Лов продолжался «до полудня плюс один час». Затем — дневная молитва, кофе, отдых и опять работа, «до захода солнца плюс один час». После вечерней молитвы и ужина (рыба, рис, финики, кофе) наступало время отдыха. Спали на палубе. В течение рабочего дня ныряльщик пил кофе с финиками.
При каждом погружении опытный ловец оставался под водой до 2–2,5 минут. После 10 погружений ныряльщик поднимался на борт и отдыхал. За одно погружение ловец собирал от 8 до 12 раковин, а самые именитые и маститые из них — от 15 и более. Ныряльщики делились на две группы, сменявшие друг друга через каждые двадцать погружений.
Оснащение ловца оставалось неизменным на протяжении столетий. Сэр Чарльз Белгрейв, проработавший на Бахрейне более 30 лет, вспоминал, что когда в 1926 г. он впервые оказался в Персидском заливе, то местный жемчужный промысел мало чем отличался от того, каким его наблюдал знаменитый арабский историк, географ и путешественник ал-Мас’уди (ок. 896–956). Нос ныряльщика зажимал все тот же костяной или деревянный прищеп (фатим; самыми надежными и дорогими из них считались те, что изготавливались мастерами из рогов газелей). Уши его предохраняли восковые пробки. Пальцы от порезов защищали кожаные напальчники, а ноги — кожаные сандалии. Тело покрывало тонкое хлопчатобумажное белье. На шее или на поясе висела корзинка, сплетенная из пальмовых листьев (Эиййин), для хранения собранных раковин. Для быстрого погружения под воду к ноге ныряльщика привязывали камень (хаджар). «Охотились», согласно традиции, только дедовским способом. Никаких инноваций не признавали. Более того, бытовало поверье, что любые новшества в «жемчужной охоте» могут накликать беду — «забрать у людей кормилицу-лу’лу’».
Чтобы предотвратить образование язв на теле, ныряльщиков загодя, обычно перед сном, натирали специальными мазями с использованием кокосового масла, толченого тростника и других ингредиентов.
Главную опасность для ныряльщиков представляли акулы, скаты с ядовитыми шипами и рыбы-пилы, разрезавшие, случалось, ловцов пополам.
В воспоминаниях таких известных в Аравии торговцев как ‘Абдалла Румейси и ‘Али ибн Фардан встречается имя легендарной женщины-ловца жемчуга — Умм ‘Абдалла (полное ее имя — Шамса бинт Султан ал-Мура’и). Принимать участие в «жемчужной охоте» она начала в конце 1940-х годов. Выходила в море вместе с отцом и братом. Дело в том, что мать ее умерла, когда она была еще девчушкой. И отец, он же капитан и владелец судна, стал брать ее с собой на жемчужный промысел. Прошло какое-то время, Шамса освоила профессию подъемщика и стала работать в паре с братом-ныряльщиком. Однажды, когда он почувствовал недомогание, она заменила его. И при первом же погружении выловила раковину с первосортной, большой и белоснежной, жемчужиной. Минимальная стоимость такой жемчужины составляла, к слову, не мене 4 000 фунтов стерлингов. Приобрел ее Ахмад ибн Халаф ал-‘Утайба, знаменитый в Абу-Даби торговец жемчугом (23).
