В Бушире, доносил А. М. Дабижа, и в других местах на обоих побережьях Персидского залива «с его островами до Бахрейна включительно, англичане пустили глубокие корни». Земли эти они считают «своим достоянием и как бы естественным продолжением Индии». Воды Персидского залива, который, как опасаются британцы, может стать тем ключом, с помощью которого их соперники в лице крупных мировых держав, и в первую очередь России, попытаются «открыть с моря вход в Индию», они «ревниво охраняют». Всячески препятствуют деятельности в Персидском заливе, равно как и на его островах и в прилегающих к нему прибрежных местностях, других держав. Хотят, во что бы то ни стало, удержать Персидский залив в своих руках.
Энергичным, по выражению А. М. Дабижа, проводником британской политики в Персидском заливе выступал английский политический резидент в Бушире, полковник Малколм Джон Мид в то время. Он «с замечательной твердостью» следовал намеченным им целям, «не отступая ни перед чем и не брезгуя никакими способами и средствами» (13).
«Англо-индийские агенты на юге Персии и в Багдадском пашалыке, — писал в одном из своих донесений за август 1899 г. русский консул в Багдаде Алексей Федорович Круглов, — усиленно распространяют… слухи о неких агрессивных замыслах русских в отношении Персидского залива», всячески стараются очернить Россию. Так, они пытались внушить коренному населению, что беспорядки, происходившие в Бендер-Бушире вследствие принятых там властями карантинных мер против чумы, «стеснительных для края», были инициированы, дескать, все теми же русскими, конкретно — консулом России в Исфахане. Цель всех этих акций — «возбудить недоверие к политике России» (14).
Особенно раздражала англичан инициативная деятельность в зоне Персидского залива русского купечества, выход на рынки Южной Персии, Аравии и Месопотамии русского торгово-промышленного капитала. И это понятно. Терять доминирующее положение в торговле края Англия никак не хотела. К 1910 г. на долю англо-индийских коммерсантов в товарообороте стран Персидского залива приходилось не менее 83 %. На багдадском рынке англичане удерживали за собой 55,7 % ввоза и 35,3 % вывоза (15). Практически все финансовые операции и оптовые торговые сделки в Южной Месопотамии, отмечал в рапорте титулярный советник Александр Алексеевич Адамов, посещавший порты Персидского залива в 1897 г. со специальной миссией русского правительства, находились «в прямой или косвенной зависимости от английского кармана» (16).
Особое место в торговле края занимала Басра. Будучи административным центром Басрского вилайета, говорится в одном из информационно-справочных материалов, подготовленным российским консульством в Бендер-Бушире (от 18.04.1913 г.), Басра выступала его «первостепенным торговым центром», и «являлась важным товарным передаточным пунктом для всего Ирака Арабского, Курдистана и соседних с ним областей Персии». Торговый оборот Басры за 1912 г. оценивался консульством в 47 млн. рублей, в том числе ввоз — в 25 млн. и вывоз — в 22 млн. рублей (17).
Из России в Басру поступали: керосин, лес в досках и бревнах, сахар, мука, цемент, стеклянная посуда и спички; в 1909 и 1910 гг. суммарным объемом в 3110,66 и 4157,5 тонн соответственно (18). Товары доставлялись судами «Русского Общества Пароходства и Торговли» (РОПиТ). Пароходы «Тигр» и «Евфрат», обслуживавшие линию Одесса — порты Персидского залива, совершали четыре рейса в год. Приходили в Басру в первых числах марта, мая, сентября и ноября, и, простояв в порту 13 дней, отправлялись в обратный путь. Доходы только Басрского агентства РОПиТ за перевозку грузов и пассажиров составили (в тыс. руб.): 1907 г. — 113; 1909 г. — 126; 1910 г. — 148,5. Агентом РОПиТ в Басре являлся в то время русско-подданный Ерванг Дервишьян; он же выступал поверенным в делах одесской фирмы «Братья Зензиновы» (поставляла на рынки Южной Персии и Месопотамии цемент, сахарный песок, свечи и керосиновые лампы; имела агентства в Басре, Мохаммере и Бушире) (19).
Торгово-пассажирская линия Одесса — порты Персидского залива стала важным инструментом Российской империи по реализации коммерческих планов в бассейне Персидского залива, Аравии и Месопотамии. Успешно функционировала 14 лет (1901–1914), несмотря на «козни бриттов» и непростую политическую обстановку в крае. «Появление торгового флага России в водах Персидского залива», указывали в своих донесениях французские дипломаты, следовало приветствовать уже только потому, что «русские подорвали дьявольскую монополию англичан на морские перевозки в бассейне Персидского залива». Неудивительно поэтому, докладывал в Париж французский консул в Бомбее, г-н Восьон, что «рождение линии Одесса — порты Персидского залива вызвало такой переполох в стане британцев». Англия, информировали Париж французские дипломаты, делала все возможное, чтобы «покончить с российским Посейдоном в водах Залива» (20)
Англичане в Бушире, да и в других портах Персидского залива, сообщал из Багдада Алексей Федорович Круглов, ссылаясь на его беседу с французским вице-консулом в Мосуле г-ном Д’Орвилем, невероятно «озлоблены установлением русской пароходной линии в порты Персидского залива… Всюду твердят, что линия эта недолговечна, и что попытка русских закончится неудачей. Видят в ней не торговое, а политическое предприятие, направленное в ущерб их интересам и престижу» (21).
Г-н Д’Орвиль, служивший до Мосула в консульстве в Джидде, а затем во французском посольстве в Константинополе, добирался до Багдада, к новому месту работы, через Бомбей и Персидский залив. Не раз потом, со слов А. Круглова, вспоминал, что англичане, с которыми он встречался и беседовал по пути следования, никак не хотели понять того, что все начинания русских в Персидском заливе имели целью «развитие русской торговли». Полагали, что за всем этим кроется «некий тайный план России по приближению к Индии и тому подобные угрозы английской нации» (22).
Торговый район Персидского залива, извещал внешнеполитическое ведомство России управляющий генеральным консульством в Бушире Гавриил Владимирович Овсеенко, включал в себя, «помимо обоих побережий, еще и многие рынки сопредельных с ним областей», торгово-коммерческая жизнь которых «находилась в прямой зависимости от состояния дел в упомянутом районе». Морскую торговлю в зоне Персидского залива поддерживали следующие порты: Басра, Мохаммера (Мухаммара), Кувейт, Манама, Бендер-Бушир, Бендер-Аббас, Линге, Маскат и приморские города-порты Оманского побережья. «Наиважнейшими» из них он называл «Шарджу, Расуль-Химэ [Ра’с-эль-Хайму], Абу-Зуби [Абу-Даби] и Дебай [Дубай]», «вполне доступные для судоходства» и обслуживавшие «береговую полосу от мыса Мусандам до Катарского полуострова». Все порты Персидского залива, отмечал Г. В. Овсеенко, «состояли между собой в постоянных торговых сношениях». Бушир снабжал «Фаристан и даже отчасти округ Исфаханский». Линге «служил складом европейских товаров для провинции Ларистан, мелких островов и отчасти Оманского побережья Персидского залива». Из Бендер-Аббаса «заграничные товары поступали во многие провинции Ирана». Маскат «обслуживал рынки восточной части Омана»; Манама — «группу Бахрейнских островов, соседний с ними Катар и береговую полосу Эль-Хаса», которую контролировали турки; Кувейт — Внутреннюю Аравию и отчасти Ирак Арабский (23).
Повышенное внимание в деятельности российской дипломатии на Аравийском побережье Персидского залива отводилось Маскату и Кувейту. В документах Министерства иностранных дел говорилось, что Маскат, как «передовой и важнейший пункт Оманского залива», обладал «прекрасной якорной стоянкой»; и служил в то время «одним из главных сборных мест мореплавателей всего Индийского океана». Проводилась мысль о том, что, «будучи столицей Маскатского имамата и крупным торговым центром, город Маскат притягивал к себе арабское население многочисленных оазисов юго-восточной оконечности Аравийского полуострова». «Со стороны моря» находился в динамичных торговых сношениях не только с обоими побережьями Персидского залива, с Индией и Белуджистаном, Аденом, Джиддой и другими портами Красного моря, но и с более отдаленными от него портами Египта, Восточного побережья Африки, Западной Европы, Америки и Юго-Восточной Азии. «Со стороны суши» поддерживал оживленные связи с племенами Центральной и Северной Аравии, земли которых были связаны с Маскатом многовековыми караванными путями. В силу всего сказанного выше имел чрезвычайно важное политическое, торговое и военно-стратегическое значение в масштабах Аравийского полуострова и зоны Персидского залива в целом. «Мог служить для русского представителя отличнейшим пунктом для наблюдения за текущими событиями как в смысле политическом, так и в отношении торговом» (24).
