Искусству владения мечом и кинжалом, копьем и луком учили с детства. Доблестных воинов и шейхов племен, которым в войнах, равно как и в газу, сопутствовала удача, — прославляли. После битвы оружие поверженных на поле боя противников собирали. Бойцов за совершенные ими подвиги смелости и отваги — одаривали: почетной одеждой, оружием и захваченными лошадьми.
Ратнику-недругу, поверженному в схватке-единоборстве, предшествовавшей, как правило, схлестке сторон на поле боя, победивший его бранник непременно обрезал пряди волос и привешивал к седлу своего верхового животного.
Шрамы на лицах от ударов сабель и кинжалов бедуины называли «метками храбрости и отваги», а гибель в бою именовали «напитком смерти», поднесенном достойным врагом-соперником. И приговаривали, что «напиток» этот, испитый из «кубка схватки», — намного слаще любого другого.
Согласно обычаю предков, в каждом именитом племени Древней Аравии имелся паланкин-символ племени — маркаб. Арабы Аравии дней ушедших считали, что маркаб служит также земной обителью для духа прародителя племени, который, время от времени, спускается с небес на землю, дабы, усевшись в маркаб, понаблюдать за жизнью его потомков.
В доисламские времена, рассказывают арабские историки, мечников всякого именитого племени непременно воодушевляла в схватке с супротивником на поле боя либо жрица истукана племени, восседавшая на белой верблюдице, либо красивая молодая девушка из знатного семейства, чаще всего — дочь шейха племени, располагавшаяся в паланкине чести племени, в маркабе Исма’ила.
Предание седой старины повествует, что, смастерив для жены своей первый в Аравии паланкин (маркаб), дабы удобно было ей передвигаться на верблюде по пустыне, Исма’ил, сын Ибрахима (Авраама), прародитель племен Верхней Аравии, стал использовать его и в сражениях — в качестве боевого символа своего рода. Восседала в нем, когда происходили сшибки с врагом, его прекрасная любимая жена, вдохновлявшая мужчин их рода на дела ратные.
И вскоре маркаб Исма’ила с сидящей в нем во время схлестки с неприятелем дочерью шейха племени сделался непременным атрибутом каждого кочевого племени Аравии и его отличительным знаком в сражениях, а девушка в нем — живым знаменем племени.
Если два племени брались за оружие и сходились на поле боя, сообщают сказания, то с той и другой стороны непременно присутствовала среди воинов девушка из знатного и именитого семейно-родового клана, «отличавшаяся красотой, мужеством и красноречием». Богато одетая, с открытым лицом и распущенными волосами, сидя в маркабе Исм’аила, установленном на белой верблюдице, окруженная плотным кольцом всадников, каждая из них представляла собой «центр своего войска». Величали ее «девушкой-знаменем». Задача ее состояла в том, чтобы во время схватки с неприятелем «воспламенять в бойцах дух отваги и устыжать трусов». Ратники, стоявшие в оцеплении «девушки-знамени», дрались до последнего. Высочайшей честью для араба Аравии было защитить «девушку-знамя». Если войско «девушки-знамени» оказывалось побежденным, а мечники, охранявшие ее — поверженными, то она, дабы не попасть в руки недруга, «ломала себе шею».
Такой маркаб, свидетельствует Х. Диксон, английский политический агент в Кувейте, имелся и в войсках Ибн Са’уда в битве при Джарабе (январь 1915 г.), и в войсках шейха Мубарака, правителя Кувейта, готовившегося к отражению верблюжьей кавалерии Ибн Рашида, владыки Джабаль Шаммара, двигавшейся на Джахру в декабре 1901 года. Тогда в маркабе находилась дочь шейха Мубарака, одна из самых «ярких женщин» в семействе Аль Сабах, как о ней отзываются хронисты.
В былые времена утратить маркаб означало для племени то же самое, что лишиться уважения и престижа среди всего племенного сообщества Аравии. На его защиту вставало все племя, и стар, и млад. Случалось, что маркаб «покидал племя», то есть попадал в руки врага. Заменить его новым, согласно закону пустыни, племя не имело права. И в таком случае честь и достоинство племени марались. Маркаб — это бесценный раритет аравийской пустыни, яркий символ седого прошлого Аравии.
Работая в Катаре, или где-либо еще в Аравии, очень важно не прослыть «почтальоном» дурных вестей. Аравийцы таких людей сторонятся, как, к слову, и мужчин с рыжим цветом волос на голове и с «бегающими глазами». Причиной тому, что арабы Аравии опасаются рыжих — хранящееся в их памяти древнее поверье. Связано оно с одной из легенд о племени самуд, «арабах первородных» или «арабах утерянных». Согласно этой легенде, явился к ним, посланный Господом, пророк Салих — с проповедью-призывом к единобожию. Но не вняли они словам пророка Салиха, а священную верблюдицу, которую он вывел из скалы в доказательство своей миссии и оставил им в напоминание о Господе Едином, Милостивом и Милосердном, и призывал беречь пуще ока, — убили. И сделал это один из самудитов, по прозвищу Ахмар, то есть Рыжий, человек с рыжим цветом волос на голове и «бегающими глазами». Убив «верблюдицу Салиха», обратил тем самым «злосчастный Ахмар» гнев Господа на народ свой. И стер Господь самудитов с «лица земли».
Человека приносящего хорошие вести, катарцы привечают и кличут Баширом (Глашатаем добрых вестей). Заслужив у катарцев это почетное среди них прозвище, можно смело рассчитывать на быструю реакцию высоких чиновников в государственных министерствах и ведомствах, равно как и глав крупных семейно-родовых кланов, контролирующих целые направления в бизнесе и даже отдельные отрасли в экономике и торговле, на просьбы о встречах. Вопросы, неудобные для чиновников высокого ранга, представленных членами знатных семейств, автор этой книги, много лет проработавший в Аравии, рекомендовал бы обсуждать и решать с их заместителями, коими выступают, как правило, высококвалифицированные иностранцы.
Коренные катарцы, и это тоже знать нелишне, высоко ценят дружбу, и дружить умеют. «Истинный друг, — гласит народная мудрость аравийцев, — это тот, кто не оставит тебя, если удача повернется к тебе спиной». Друг, говорят катарцы, — все равно, что сородич. Он приходит на помощь по первому зову, и всегда рядом — и в часы радости, и в дни горестей. «Все на свете имеет пару, — скажет коренной катарец, сославшись на слова Пророка Мухаммада; — и у каждого человека есть друг». Дружба, убеждены катарцы, — важная составляющая в жизни человека. Встречаясь с приятелем за чашечкой кофе по вечерам, сказывают они, можно «выплюнуть на него все, что накипело в груди», то есть высказать ему беспокоящие тебя мысли, освободиться от «мокроты» довлеющих над тобой тревог и раздумий. «Счастливые дни гроздьями не валятся, — заметит отец в разговоре с сыном; — и поэтому день, как учили предки, надлежит начинать с улыбки, а закат встречать с друзьями, за чашечкой с кофе».
«Судите о дне по вечеру», — часто повторяют катарцы и в наши дни присказку их далеких предков. И добавляют: «Чтобы глаза души не застлала пелена усталости, — общайтесь по вечерам с друзьями». Ведь день оставляет на лицах людей «метки усталости» — от забот, тревог и трудов; и «очиститься» от них намного легче, быстрее и удобнее всего за дружеской беседой с наргиле (кальяном) и с чашечкой кофе (2).
Потеряв ушедшего из жизни друга, аравиец на поминках заметит, что «радость дружбы оделась в траур». Если же, случается, арабы Аравии расходятся, то, как правило, навсегда. «Чему-либо, однажды разбитому, — упомянет аравиец по этому случаю присказку предков, — целым, как прежде, не стать».
